Вячеслав Пьецух - Рука Страница 7

На дворе сильно похолодало, и вдруг за окном запорхал снежок; при полном безветрии снежинки были похожи на задумчивых мотыльков, то и дело повисающих в воздухе и точно прикидывающих, в каком направлении двигаться предпочтительней, веселей. Палата спала так крепко, что никто не слышал, как за стеной дико визжала онкологическая больная, как нагрянул наряд милиции и арестовал пьяного Стрункина, который в знак протеста безобразно матерился и бил посуду, как пришли маляры, собрали пустые бутылки и унесли.

Яша Мугер проснулся посреди ночи, что обыкновенно с ним случалось после обильной пьянки. На душе было тоскливо, муторно, не по-доброму предчувственно, - словом, нехорошо. Яша смотрел в окно, бледно светящееся во мраке, и спрашивал себя, отчего бы это у него на душе было так нарочито нехорошо... Мало-помалу он пришел к заключению, что причиной всему рука; донельзя, до слез было жалко ампутированной конечности, кровной ткани, по глупой случайности отторгнутой от родимого целого и плавающей теперь в одиночестве, в формалине, в кромешной тьме. Такое было ощущение, словно вместе с рукой у него отняли часть его суверенной личности, либо одно из чувств, вроде обоняния, без которого, конечно, жить можно, но это уже не то; Яше припомнилось, что точно такая же тоска на него свалилась в тот год, когда жена Вера Марковна ушла к зубному технику Альпенштоку.

Вдруг Александр Маленький резко, одним движением сел, как заводной болванчик, пристально посмотрел на спящих в обнимку Бидона с Верой, сказал:

- Это еще что за промискуитет!.. - и рухнул на столешницу, словно внезапно умер.

Яков еще полежал немного, глядя в бледно светящееся окно, потом поднялся, сунул ноги в тапочки, перешагнул через храпящего Ваню Сорокина и вышел в едва освещенный одной лампочкой коридор. Пройдя коридор, он спустился по лестнице на первый этаж, а затем в подвал, где начинался тоннель, соединявший клинику с учебными корпусами; тут было сумрачно, сыро и тихо по-особому, как-то по-кладбищенски, только слышался звук капели, которой сочились перепутавшиеся трубы, похожие на кишки. Яша уверенно шел вперед, как если бы его вел за собой невидимый проводник, бегло оглядывался по сторонам и вскоре, точно, увидел массивную дверь анатомического театра. Видимо, тут работала ночная смена прозекторов, которые отлучились перекусить, ибо створки двери были открыты настежь, а в помещении театра не было ни души. Яша сторожко шагнул через порог, увидев у дальней стены металлические столы, накрытые простынями, испуганно взял налево и как раз оказался в чулане, уставленном пластиковыми баками, похожими на мусорные контейнеры старого образца. На одном из баков было цинично написано коричневой краской "руки"; Яша двумя пальцами приоткрыл крышку и сразу увидел родную длань с малиновым пятном возле локтя, глубоким порезом предплечья, запечатлевшимся в шраме неестественно белого цвета, как будто кто тут мелком прошелся, с армейской татуировкой в виде литеры "я" с крыльями по бокам и сломанным ногтем на среднем пальце. Не долго раздумывая, он выудил свою руку из бака, хотя это нисколько не входило в его намерения, а требовалось только повидаться с отторгнутой плотью, по которой изнылась отравленная душа, и, прихватив ее щепотью, как прихватывают рыбу, купленную на базаре, осторожно понес наверх. Вернувшись в палату, Яков положил свою руку в пакет, который Бидон использовал под гостинцы, пакет спрятал в тумбочку, тумбочку запер на миниатюрный замок, а ключ положил в носок. Зачем он выкрал руку из анатомического театра, этого Яков не мог понять.

7

Наутро отравленники выписывались из больницы. Яше Мугеру претила перспектива остаться одному в девятиместной палате, и он порешил бежать. Медицинская сестра Вера самочинно оформила все бумаги, похмелила на прощанье разведенным спиртом, и около полудня Яша Мугер уже ехал домой в 4-м трамвае, прижимая к груди пластиковую сумку, от которой разило формалином на весь вагон. Спирт сделал свое дело, и дорогой Яков переживал неординарные чувства по отношению к своей длани: с одной стороны, это была тоска по значительному куску собственной плоти, которому впредь суждено какое-то отдельное бытование, тоска, впрочем, немучительная, окрашенная пастельно; с другой стороны, он испытывал легкую жуть перед мертвой тканью самого родного происхождения, которая являла собой как бы модель кончины всего его существа, вроде бы бесконечно отдаленной во времени и в пространстве; в-третьих, его посетило такое чувство, вернее, соображение, - в мертвой плоти на самом деле нет ничего ужасного, мясо и мясо, вроде куска говядины по тысяче целковых за килограмм; наконец, показалось немного странным, что собственную руку можно хоть щипцами терзать - и нисколько не будет больно. Уже подъезжая к дому, Яков отвлекся от этих мыслей и напомнил себе о том, что на ближайший понедельник, на три часа дня в доме N_17 по улице Брута назначена первая встреча банды.

Жил Яша Мугер в двухэтажном бараке, в большой коммунальной квартире, в десятиметровой комнате возле кухни. Войдя к себе, он первым делом спрятал в холодильник пакет с рукой, потом включил телевизор, уселся перед ним в кресло и задремал. Снились ему похороны Бидона; будто бы полгорода вышло проводить тело в последний путь, остановились трамваи, автомобили салютовали процессии тревожными, продолжительными гудками, сразу за гробом шли одетые в траур вдовы, а впереди гроба шествовал милиционер Селиверстов, державший в руках алую подушку с медалью "За спасение утопающих", которой Бидон был якобы награжден в 1963 году, еще будучи агентом "Заготзерна". Проснувшись, Яша спросил себя, что бы мог означать сей сон, и вдруг его осенило: ампутированную руку нужно предать земле. Тогда он принес из кухни дощатый ящик из-под картошки, раскурочил его на доски и примерно за час сколотил форменный гробик, который еще и обил изнутри голубым сатином. Затем он вытащил из холодильника пластиковую сумку, достал из нее руку, уже скукожившуюся до такой степени, что она напоминала лапу какой-то огромной птицы, аккуратно уложил ее в гробик и приколотил крышку двумя гвоздями.

Похоронить свою руку Яша решил в заброшенном, старом парке, расположенном совсем близко, только трамвайную линию перейти, в котором до середины восьмидесятых годов еще работала пара-тройка аттракционов, но потом культурная часть как-то сама собой захирела, парк взялся подлеском, уже повсюду валялись разбитые чугунные урны - Яша всегда удивлялся, как их вообще можно разбить, - множество бумажного сора и какие-то ветхие металлические конструкции, а в девяностых годах тут пили местные пьяницы, регулярно насиловали девиц легкого поведения да с наступлением темноты охотились за случайными прохожими озорники из Коровинской слободы.

В парке, давно оголившемся и как будто застывшем в ожидании новых пакостей от погоды, Яков облюбовал место возле ржавых останков "чертова колеса" и принялся копать землю; когда яма была готова, он вложил в нее гробик и принял позу молящегося человека, хотя на самом деле в голове у него почему-то крутились строки: "Тятя, тятя, наши сети Притащили мертвеца", затем он стряхнул с себя оцепенение и стал зарывать могилку. Мимо прошли двое мужчин интеллигентного вида, и один из них спросил Яшу:

- Вы, товарищ, случайно не клад нашли?

Яша нахмурился, но смолчал.

Вернувшись домой, он опять уселся в кресло перед телевизором и затих, соотносясь со своим внутренним голосом, от которого он ждал ответа на вопрос: полегчало у него на душе или не полегчало... Выходило, что нет, не полегчало, и с течением времени этот отрицательный ответ постепенно перерос в противно-нервное беспокойство, - Яше снова было до слез жалко своей руки, которая теперь скучала одинокая в холодной, сырой земле возле останков "чертова колеса" и, может быть, как-то по-своему взывала о воссоединении и томилась, как томится по хозяину брошенная собака. Яша еще немного посидел в кресле напротив телевизора и отправился в старый парк.

На матово-темном небе висела половинчатая луна, похожая на обсосанный леденец, под ногами трещал ледок, костяк "чертова колеса" принял совсем уж фантастическое обличье. Яша выкопал гробик, вскрыл его, переложил руку в пластиковую сумку и скорым шагом пошел домой. В глубине парка раздался выстрел, потом душераздирающе женщина закричала, и снова наступила тишина, только под ногами трещал ледок.

Зачем он эксгумировал свою руку, - этого Яша не мог понять.

8

В понедельник Яша Мугер первым явился в дом N_17 по улице Брута, каковой накануне ему подарил Бидон; дверь Яше открыла древняя старуха, которая представилась "бабой Верой" и при этом посмотрела на него как-то артистически, с удивлением и восторгом.

Яков по-хозяйски повесил в сенях на гвоздик пластиковую сумку с рукой и отправился осматривать помещения. Больше всего ему понравился чердачок, похожий на его комнату возле кухни; Яша уселся в старинное кресло-качалку и зажмурился от удовольствия, точно кто ему нашептывал ласковые слова. Слышно было, как по крыше ходили птицы, скорее всего вороны, в правом углу верещал сверчок, снизу долетал голос: