Булат Окуджава - Бедный Авросимов Страница 7

- Вот уж незачем церемонии, - засмеялся кавалергард. - А вы с нами? Это прелестно. Нравится?

- Нравится, - сказал Авросимов потерянно, поглядывая на прекрасную свою незнакомку, прильнувшую к другому.

- А, эта?.. - засмеялся кавалергард. - Дельфиния... Да ну ее к черту...

- Дельфиния? - удивился наш герой.

- А черт знает, как ее на самом-то деле зовут, - сказал кавалергард, усаживаясь на диван. - Меж нас она - Дельфиния... В сене нашли, - и, увидев, как вскинулись брови у нашего героя, сказал: - А это и хорошо, ведь верно? Вольно так... Иногда ведь это прелестно - ото всего уйти к черту. Настоишься там, насмотришься за день... - и он кивнул куда-то, но Авросимов понял, что тот имеет в виду. - Отчего ж вы не пьете? Я вот смотрю на вас там - вы там очень переживаете, это заметно. А меня зовут Бутурлин Павел... А если вы с Дельфинией пошалить хотите... Хотите?

- Да ну ее, - сказал Авросимов, глотая слюну и стараясь не видеть, как она обвивает своего офицера.

- Это ведь просто, - усмехнулся Бутурлин. - Я могу сказать...

- Да нет, сударь. Пустое все это, - ответствовал наш герой, тая надежду.

Они выпили. Авросимов снова краем глаза глянул на Дельфинию, но ее не было, и офицера не было. Вместо них на диване сидел нога на ногу черноусый гренадерский поручик и медленно раскачивался.

- Этот уже готов, - засмеялся Бутурлин, кивая на поручика. - А ведь он может пять бутылок один осушить... Да, верно, перебрал, перебрал...

Они выпили еще, и Авросимов непослушными губами прикоснулся к сыру, но есть не стал.

- А я вот вижу, что вы там переживаете, - снова заговорил Бутурлин, страшно вам смотреть, как следствие идет?

- Страшно, - признался Авросимов, трезвея. - Первый раз цареубийцу вижу... Я-то думал: с бородой он...

Бутурлин расхохотался очень располагающе.

- Воистину, - сказал Авросимов, - дивлюсь я, как можно долго так да так учтиво со злодеем?

- А ведь я с Пестелем знаком, - вдруг сказал Бутурлин, наполняя вином кубки. - Он человек с головой, да. Но и с закидонами... А я не люблю крайностей...

- Хитрый он, - вставил Авросимов. - Да не перехитрил!

- А вот и нет! - захохотал Бутурлин непонятно о чем. - Вы мне нравитесь, ей-богу...

И он опрокинул кубок свой с жадностью и кинулся прочь. Авросимов попытался было бежать за ним, но не смог подняться с дивана.

А пиршество тем часом продолжалось. Поленья в камине трещали с новою силою. Лица у всех были медного блеска, отчего у нашего героя дух захватывало.

"Веселье-то какое! - думал он, смеясь просто так, с самим собой. - Ах, Дельфиния! Где ты есть?.. Откликнись!"

Он все-таки поднялся и с трудом зашагал через развалившихся на ковре молодых людей и дам, подобных Дельфиний, а они пели, кричали и хватали его за ноги, скалясь и гримасничая. Он добрался до двери и вышел в прихожую.

С блуждающей счастливой улыбкой пробирался наш герой куда-то вперед, не отдавая себе отчета, пока кто-то, взявши его за плечо, не остановил. Авросимов увидел давешнего гренадерского поручика, видимо несколько протрезвевшего.

- Где Дельфиния, а? - спросил наш герой.

- А крови не боишься? - засмеялся поручик и стал жать Авросимова за плечи, пригибая его к земле.

- Да что вы, сударь? - возмутился Авросимов. - Сударь... Да знаете.. Пустите плечо...

- Врешь, - сказал гренадер, - и не таких ломал.

И он стал жать с новой силой, но тут наш герой пришел в себя, и либо отчаяние его было велико, либо деревенская жизнь, здоровая и вольная, в нем сказалась, но он сжал руку гренадера, закрутил ее и отшвырнул обидчика прочь. Поручик вскрикнул и стал на колени.

- Стреляться! - сказал он. - Рыжий черт.

- Я вам не черт, - обиделся Авросимов. - Вы, сударь, шли бы спать...

И тут глаза у поручика потухли, тело расслабилось, он приткнулся на шубах и блаженно улыбнулся.

Авросимов кинулся подальше от этого происшествия и заглянул в одну из комнат. Какой-то штатский с оттопыренными красными ушами стоял на коленях, молитвенно сложив руки, перед молодой дамой, которой Авросимов еще не видал.

Наш герой поспешил затворить дверь.

- Дельфиния, - слабо позвал он, спотыкаясь во мраке о какие-то тела и предметы, - Дельфиния... Душечка, откликнись!.. Дельфиния..

И тут словно чудо произошло. Распахнулась темная дверь, и, лениво потягиваясь, зевая и стараясь прибрать поаккуратнее свои черные волосы, прекрасная Дельфиния выплыла в прихожую под желтый свет единственной свечи.

- Ах, - лениво произнесла она, увидев Авросимова, - Ванюша, рыбонька, вы ли это?

- Дельфиния, - сказал наш герой, воспрянув, - я обыскался вас... А вы все спите?

Они, спотыкаясь, пробирались по прихожей навстречу хохоту, визгу и треску поленьев в камине и наконец вошли в залу, где от синего трубочного дыма лица были почти не видны и аромат вина и колбасы и тел, почти осязаемый, витал меж ними. И сквозь эту плотную завесу наш герой, счастливый от того, что Дельфиния рядом с ним, увидел своих случайных сотоварищей, предающихся веселью, словно в мире уже ничего не было, кроме этого флигеля во дворе.

- Ах, и Милодорочка уже здесь! - воскликнула Дельфиния радостно и кивнула на молодую даму в белых чулках, которая, заливисто хохоча, брызгала вином в Бутурлина, пытавшегося чмокнуть ее в щечку.

- Какие у вас всё имена удивительные, - восхитился Авросимов, готовый восхищаться всем.

- Чего ж удивительного, - сказала Дельфиния. - Как у нимфов настоящих... Вы бы мне, Ванечка, кавалер мой алмазный, вина бы принесли, - и плюхнулась на ковер.

Авросимов стремительно кинулся выполнять ее желание, чувствуя, как снова нарастает в нем возбуждение, как руки дрожат, словно в лихорадке. Он схватил целую бутыль и бокалы, и потащил к Дельфиний, и уселся рядом.

- Ах, неучтиво-то как, - засмеялась она. - Кавалер-то стоя должен даме наливать...

Авросимов выпил свой бокал лихо, по-гусарски, отшвырнул его и наклонился поцеловать ручку Дельфиний. Она уже протягивала ее, белую, с короткими пальцами, с синей жилкой, похожей на крестик, мягкую, пахнущую негой...

- Вы прямо как влюблены в меня, - засмеялась Дельфиния.

В голове у Авросимова был сумбур от хмеля, любви и полумрака.

- Целую вас в ваши рыжие кудри! - снова засмеялась шалунья и поцеловала, от чего он совсем возгорелся и обхватил ее поудобнее, словно намеревался остаться так навеки.

- Я люблю вас, - прошептал он, сжимая ее все крепче, - едемте ко мне в деревню... к матушке... венчаться... У меня - двести душ!..

И тут она стала вырываться, и, несмотря на немалую силу и невменяемость нашего героя, это ей удалось, хотя, оттолкнув его, она являла собой зрелище жалкое в помятом платье и с растрепанными волосами и, оставив его на ковре, пошла прочь к дивану, где сидела Милодора с бокалом в руке.

- Дель... фи...ния... - позвал он едва слышно, но напрасно.

Милодора хохотала, слушая рассказ подруги.

- Что это с вами? - сказал Бутурлин, подойдя к Авросимову. - Разве это в правилах? Она на вас серчает за насмешку...

- Да какая же насмешка? - едва не плача, вопросил наш герой. - Я по чести... Вот крест святой...

- Да бросьте вы, ей-богу, - рассмеялся Бутурлин. - Зачем же надсмехаться? У нас это не принято... Она ведь и так пойдет... Чудак вы, право.

За карточным столом разгорался спор, даже стекло зазвенело и черные лохматые тени заметались по стенам, и наш герой вдруг почувствовал, что сознание снова возвращается к нему. И тогда его поманило в деревенскую тишину, в покой первозданный, к печеньям, соленьям, где все как говорится, так и пишется, и уже стремительный взлет не казался чудесным таким и не грел, а, напротив, виделся как испытание и искушение судьбы, и он сказал Бутурлину, располагавшему к откровенности:

- Ах, скорее бы уж это кончилось!.. Чего тянуть?

Бутурлин тотчас понял, что имеет в виду наш герой.

- Да вы все это к сердцу-то не кладите, - сказал он. - Я вот тоже смотрю, как они друг друга, к примеру, терзают, то есть меня воротить начинает... Но я мимо смотрю, в окно, на снег; думаю, как там вечером нынче...

И Авросимов тоже понял, что имеет в виду Бутурлин, о чем он говорит.

- Никто ничего об другом не думает, - сказал Бутурлин, усмехаясь грустно, - каждый думает об себе...

"Никто, нигде, никого, никогда..." - с ужасом вспомнил Авросимов и тайно перекрестился.

- А государь? - шепотом спросил он.

- А что государь? - шепотом же ответствовал Бутурлин. - Каждый живет как может... Я так, а государь - этак...

- Да как вы можете такое? - поразился Авросимов.

- Ах, какой вы... - засмеялся Бутурлин. - Вот мы эскадроном в тот день на Московский полк скакали, нестройно так... сблизились, я крикнул Бестужеву: "Не вели солдатам своим стрелять. Мы вас только постращаем немножко!.." Ну зачем бы я его рубить стал?

- А коли узнали бы! А коли велели бы... рубить?! - захлебнулся Авросимов.

- Ну рубил бы, - пожал плечами Бутурлин. - Сказал бы ему: "Прости, брат" и рубил бы. Да и он бы меня не помиловал, право... А тут обошлось, а вы по неопытности очень это всерьез принимаете...