Дамская визжаль - Михаил Борисович Бару Страница 7

в процесс примерки вовлекли стоящего рядом похмельного мужичка с бутылкой пива. Его бритая голова была размером с большое антоновское яблоко и приблизительно такого же цвета. На нем, кстати, моя старая шапка приободрилась. Когда от моей головы уже шел пар, я сдался. Продавец настоял, чтобы я шел домой в обновке. Для старой шапки мне был выдан пакетик и наказ отдать ее первой попавшейся жучке.

В дальнем углу городского рынка,

вдали от ожиревших колбас, дебелых помидоров, никогда не достигающих половой, а только молочной спелости, модных кожаных сумок из лакированной клеенки, продают пушистых пыжиковых утят с розовыми клювами, невозмутимых кроликов и щенков.

— Отдам дешево, — тараторит дородная тетка с обвислыми бульдожьими щеками, — совершенно готовая собака для вашего ребенка! И лапы, и хвост, и ошейник, и поводок — все есть.

Готовая собака, размером с ботинок, прижавшись к могучей теткиной груди, виляет готовым крошечным хвостиком и тихонько поскуливает.

Стоящий перед теткой мальчик лет шести, не сводя глаз со щенка, дергает за рукав маму, которая согласилась только посмотреть — «но не вздумай просить!»:

— Мам, мам, он когда вырастет — лаять научится?

— Научится, — лает в ответ выросшая мать и тащит своего готового мальчика покупать картошку, или колбасу, или кожаную сумку из лакированной клеенки.

Две пары кальсон

Иногда я думаю, что неплохо бы написать хоть какие-нибудь мемуары. Должен же писатель оставить после себя мемуары, записные книжки, трамвайные билеты, квитанции разрозненные мысли о главном. Хорошо, когда в мемуарах много ссылок и примечаний. Здесь, к примеру, перевод какой-нибудь шутки по-французски, а здесь — трехэтажного немецкого существительного. Что-нибудь этакое, философское, из Гегеля или Канта. И сразу видно, что автор не хрен собачий человек культурный, начитанный и интеллигентный. Как и все инженеры человеческих душ. Но с французским и немецким у меня проблемы. То есть сказать «мерд» или «шайсе» я при случае могу. Точно знаю, кому бы я мог сказать, даже крикнуть эти слова. Наизусть помню список этих людей. Но в мемуарах это смотрелось бы…

Вот еще что. Когда пишешь мемуары, надо рассказывать о встречах со знаменитыми людьми. Без этого никак. Намедни, мол, встречался со знаменитым поэтом М. Говорили с ним о новых стихах поэтов У., Д. и А… Нет, так не годится. В каком порядке фамилии поэтов ни упоминай — все равно… пулемет получается. Но что писать, если из литературных знаменитостей я встречался только со Жванецким. Два или даже три раза. Но как встречался… На фуршетах, на которые приходят все, кто знаком со швейцаром в этом ресторане. Я скромно стоял в углу и ел какое-то канапе на палочке. Или тарталетку. Или то, что бывает на палочке. А Михаил Михайлович был окружен толпой поклонников и поклонниц. Как Поклонная гора. Я бы, конечно, и подошел, чего уж там. Но из меня Магомет, как из… Зато я беседовал с поэтом Иртеньевым. Игорь Моисеевич сказал мне, что я идиотнеправильно поступил, вернувшись из Америки в Россию, поскольку у меня в руках есть хорошая профессия. Вот если бы он был химиком, то ни за что не уехал бы. Я помню, что тогда посмотрел на свои руки и увидел в них палочку от съеденного. Нет, я потом, конечно, много думал и пришел к печальному выводу. Но он тоже не для мемуаров. Вот в анамнезе этот вывод был бы к месту, да.

Ладно, оставим в покое знаменитостей. Писатель может, в конце концов, пойти в свободное от писательства время в театр или оперу, а потом в мемуарах написать умное о драматургии, о режиссуре, об актерской игре, о ножках актрис… А если я в свободное время был на рынке и купил две пары кальсон? Нет, кальсоны отличные, грех жаловаться. Начес такой, что сам бы я так ни за что не расчесал. Я и сейчас в них сижу и пишу. Не в двух, конечно, парах сразу. Но какая из этого может быть драматургия? Не говоря о режиссуре. Так что с мемуарами…

Как ты залетела

Сижу, курю. В полуоткрытое окно залетела снежинка и не может вылететь обратно. Все кружится, бьется о стекло… Того и гляди растает. Сбегал к соседям, взял стиморола с зимней свежестью. Сижу, не курю, жую и дышу на нее, чтоб не растаяла… А помнишь, как ты залетела в закрытую дверь? Как не хотела вылетать обратно… как кружила по комнате и билась о мою голову скалкой… как я стал дышать зимней свежестью в ледяном подъезде?..

Мелодия «Cтаросветских помещиков»

удивительным образом напоминает мне неторопливые джоплиновские регтаймы. Как хороши эти медленные, старинные ноты «ю» в «варениках с вишнею» или «мнишках со сметаною». И в самом деле — что такое это наше нынешнее «с вишней»? Купит хозяйка в каком-нибудь супермаркете пакет с замороженной вишней, которой нас, точно шрапнелью, обстреливает из польских или болгарских окопов Евросоюз, и приготовит на скорую руку… То-то и оно, что ничего хорошего. А вот с вишнею совсем другое. «Ю» — это тонкий хвостик с резным листиком, за который держишь теплую от солнца, немного хмельную, густо-красную ягоду, только что сорванную с дерева. И такие ягодки в варенике не слипнутся в братскую могилу и не вытекут от первого укуса тощей синей струйкой тебе на белую рубашку, а брызнут так задорно, так шампанским, что кружевная блузка твоей соседки по столу окажется в пунцовых пятнышках. А уж вы потом найдете укромный уголок, чтобы их оттереть. Да! Вареники непременно со сметаною! Не с порошковой сметаной, в которой только химия, физика да математика, а c той сметаною, которая… Ну, что я вам все рассказываю — уж и обедать пора. Слюни подбираем, наливаем кипятку в бомж-пакет с высушенным супом и любуемся, как распускается в горячей воде сморщенная горошина или кусочек морковки.