Принцесса-лебедь - Олег Анатольевич Рудковский Страница 7

Тогда и произошло. То, чего я и боялся, в конце концов. Дикари, знаешь, горазды поковеркать шедевры изящного. Один из ментов — один из тех, кому мама наверняка не читала в детстве сказок, а пичкала мясом и пирожками, приговаривая, что все в мире стоит денег, — один из этих кретинов схватил мегафон и заорал:

— Гражданка! Немедленно прекратите летать!

Представляешь, кладезь сообразительности?! Немедленно прекратите летать. Это как подвалить к Богу и ляпнуть между прочем: старик, а приличный мирок ты соорудил, скромняга! Я еле удержался, чтобы не вырвать у дебила мегафон и не поместить его на место его тупорылой башки. Представь, жалею теперь! Без шишек бы не отделался, зато какое наслаждение бы получил. Просто я тогда не мог оторваться от неба.

Я видел, как она трепыхнулась. Небесная голубка, поддетая стрелой варвара. Как сбился ее полет. Помню до сих пор ее отчаянный взмах руками; она, видно, пыталась вернуть себе состояние полета, или невесомости, или что там у нее было. Не упустить чувство, против которого силы земного притяжения — интерес таракана. Она кувыркнулась на высоте пятидесяти метров от земли, и вот тогда я понял: ЛЕБЕДЬ. ЭТО ЛЕБЕДЬ. Только уже раненый лебедь. Не удалось ей удержаться, хотя она очень старалась.

Я все повторял, что это игра, она не может упасть. Она взмахнет руками и унесется в небо, подальше от криков, от мегафонов. Прочь от толпы дикарей. Она шмякнулась на мостовую. И знаешь, я по-прежнему не преувеличиваю — это был особый звук. Мне доводилось иметь дело с самоубийцами, и я знаю, как падают люди с большой высоты. Это был не тот звук. Не человеческий. Нет. Слишком мягкий и до боли жалобный. Она упала не головой вниз, а как бы всем телом распласталась по земле.

Мы обступили ее кольцом, не решаясь подойти. Она лежала на мокрой мостовой, юное создание, и ее мертвые глаза смотрели в небо. Туда, где она постигла настоящее счастье. И даже лужа крови вокруг головы не могла испоганить красоты.

А потом ее положили на носилки, сунули в машину «скорой» и повезли в морг.

Мы молчали. Мой знакомый изучал свои ногти, не глядя на меня. Поэтому он не мог видеть моего состояния. Осторожно, чтобы не выдать рыданий в голосе, я спросил его:

— А как звали ту девушку? Ты не узнал?

Он усмехнулся, не поднимая глаз.

— После того, что я увидел, я просто не мог не поехать за ней в морг, — сказал он. — Представляешь, в деле не хотели даже заикаться о ее полете. Обычное самоубийство. Я настоял. Я видел то, что видел. Возникло новое объяснение, прямо из табакерки. Оказалось, девушка и впрямь была наркоманкой. И она смогла до такой степени убедить себя в реальности полета, что просто полетела. Психиатр мне так говорил. Но я ему не поверил, только не сказал ему об этом. Потому что он и сам не верил. Это практически все, что я помню. Многое забылось… Точно могу сказать, что она была не питерская. Приехала откуда-то из провинции. А как звали… Лена или Таня… Не помню.

— Может быть, Маша?

— Может быть, — равнодушно отозвался он, и внезапно его взгляд напрягся. Теперь он вновь стал таким, каким я его привык видеть. — А ведь точно, — хрипло произнес он. — Я только сейчас вспомнил. Откуда ты знаешь? Уже слышал что-нибудь? Там была куча народу, может…

Но я уже был от него далеко.

10

Сейчас я сижу на крыше своего дома. Он довольно высок, и я думаю, мне удастся совершить то, что я задумал. Я убежден в одном: моя жизнь началась с того момента, когда возле уличного киоска я познакомился с девушкой с зеленоватым приговором в глазах. Это был первообраз, начало судорожного полета моей души, моего разума. Подходит время венца усилий. Время завершить этот цикл. Во мне искрит надежда на готовность к обретению.

Мне жаль мою жену. А при воспоминании о детях по моему лицу текут слезы. Неудача прихотлива. Кто может знать, через что нам придется перешагнуть уже завтра, быть может, через что-то более страшное, чем ниточку, отделяющую твердыню от бездны. За моей спиной не осталось записки, ведь они не смогут понять. И я бы тоже не смог. Успокоение приносит то, что на моем счете достаточно денег для безмятежного существования на много лет вперед. Но они поймут, не смогут не понять, что деньги не в силах дать нам покой, затмить стремление наших душ к свету. Туда, где сияет блаженство.

Пусть это и будет моим главным наследием. Оно изменит их жизнь, откроет перед ними законы, постичь которые человечество пока не в силах. Разбудит в них образ лебедя, за видимой фатальностью — желание выступить из общего круга. Я принимаю эстафету. Я продолжу то, что она не смогла закончить. Моя нечаянная подруга, мой сладкий образ, мой всплеск неземных чувств, которые наиболее остро отражены нашей обреченностью. Той, что подталкивает нас к краю обрыва.

И иногда нужно просто прыгнуть, чтобы стряхнуть с себя злой рок и на все времена избавиться от страха.