Тоннель - Яна Михайловна Вагнер Страница 7

— Слушайте, — сказал старлей и оглянулся. — Шли б вы обратно, а? Девушка ваша там заждалась, наверно. Ладно мы, а вам-то чего здесь надо?

Кабриолет не ответил, просто замотал головой. Кажется, он даже не услышал. Лицо у него было пустое и напряженное, как у человека, который вынырнул из воды, уцепился за борт чужой лодки и, даже если его начнут сейчас бить веслом, пальцы не разожмет. Да ты испугался, подумал старлей с неожиданным удовольствием. Смотри-ка.

— Время! — рявкнула женщина-Мерседес. — Не отставать, лейтенант!

В полутора километрах позади, в эпицентре несущейся к выходу толпы оглохший уже и почти ослепший Митя перепрыгнул, а скорее перевалился через упавшего человека и не заметил даже, мужчина это или женщина; просто понял, что наступил на руку, на чью-то живую мягкую руку, и подумал: всё, не могу больше, не могу.

— Андрей! — кричали рядом. — Андрюша!

Его толкнули в спину, он оступился еще раз, потерял равновесие, и тоже приготовился упасть, и почувствовал даже что-то вроде облегчения, но Патриот завопил у него над ухом:

— Вон там наши! Катя, Катька, я сейчас! Не выходи! — и понесся вперед, как боевой слон.

Митя поднял голову и действительно увидел шагах в двадцати пыльную морду УАЗа, знакомый Порше Кайен, застывшую между ними круглолицую женщину-Пежо с таким же круглым открытым ртом и толстого капитана, с неожиданной прытью вылезающего из патрульной машины.

Он добрался до Тойоты и рванул дверь на себя, и Саша сразу подняла на него глаза, почерневшие от страха. Мимо промчался Патриот с заспанным мальчишкой лет шести под мышкой, следом бежали его жена и дочь в одинаковых розовых майках.

— Всё, Очки, — крикнул он, — дальше сам!

Митю еще раз толкнули — распахнутая дверь мешала потоку. Он уперся плечом и вытащил их из машины, сначала одну, потом другую, коротко пожалел, что Аська слишком уже большая и нести ее не получится, крепко схватил обеих за руки и потащил за собой. Среди бегущих он увидел красивую женщину-Кайен и ее сердитую спутницу, маленького таксиста из Рено и юного водителя Газели. Впереди всех легко, как антилопа, неслась голоногая нимфа из кабриолета, скинувшая свои высоченные каблуки. Прежде чем знакомый участок тоннеля остался позади, он успел еще краем взгляда заметить женщину-Пежо, которая бросилась наперерез толстяку-капитану и повисла на нем, обхватила руками, как раздутый спасательный круг.

— А ну, пусти! Пусти, говорю, охренела? — отбивался капитан, но проклятая баба вцепилась намертво и не давала ступить ни шагу.

— Вы должны! — кричала она прямо ему в лицо. — Должны мне помочь! У меня сын, он не ходит сам!..

Вид у нее был бешеный, как будто она вот-вот схватит его зубами за щеку, и на мгновение капитан провалился в далекое лето у бабушки под Воронежем, вспомнил шелестящие липы, разом опустевшую деревенскую улицу и себя, десятилетнего, оскаленную мокрую собачью морду, мутные глаза и пену из пасти и свои детские беспомощность и ужас.

Он подчинился и пошел против течения к голубой машинке, где из багажника торчала сложенная инвалидная коляска, и все время, пока мама-Пежо открывала заднюю дверцу и сражалась с ремнями на детском кресле, второй рукой она крепко держала его за локоть, чтобы не дать ему передумать.

— Вы так и будете стоять? — крикнула она. — Скорее, ну!

Увидев вместо матери краснолицего незнакомца, мальчик испугался и завопил. Капитан схватил тяжелого одиннадцатилетку на руки и понес, чертыхаясь.

Человек в наручниках, забытый на заднем сиденье патрульной машины, с трудом сел и ударил в запертую дверь плечом — раз, другой.

— Эй! — крикнул он. — Эй, капитан!

Потом снова опрокинулся на спину и принялся лупить по двери ногами. ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 ИЮЛЯ, 00:42

Человечек с кошачьей переноской не соврал, и в начале тоннеля не обнаружилось ни дыма, ни огня, ни воды, ни даже полицейского кордона. Там, где раньше был выезд в город, сомкнулись теперь грубые бетонные ворота с гигантскими цифрами 0-61, нанесенными масляной краской на створках. На электронных табло контроля скорости, подвешенных у свода, мигали красные надписи «СТОП», а поперек рядов, метрах в десяти перед бетонным барьером, опустилась массивная металлическая решетка. Вероятно, решетка эта падала быстро, потому что закрылась не до конца — под ней застрял оранжевый Фольксваген Гольф. Тяжелая сварная рама перерубила маленькую машину почти пополам, смяла крышу и выдавила стекла. Из-под вывернутых колес натекла черная масляная лужа.

Кабриолет подошел к Фольксвагену и попробовал приподнять искореженную багажную дверцу, но кузов перекосило и она не двигалась. Внутри лежали пара спортивных сумок, желтый пластиковый чемодан и теннисная ракетка. Он вытащил чемодан, отставил в сторону, забрался в багажник и заглянул в салон. И сразу же полез обратно. Похоже было, что его сейчас вырвет.

— Не понимаю, — сказал старлей. — Откуда здесь гермодвери? Это же не метро.

— Что такое гермодвери? — спросила женщина-Мерседес.

Старлей удивился.

— Вы что, книжек не читаете? — спросил он. — Ну, гермодвери. Чтоб не пропускать воду, газы и радиоактивную пыль. Да вся фантастика сейчас про это. Метро — идеальное убежище на случай катастроф, там можно даже ядерную войну переждать.

— У меня нет времени на беллетристику, — сухо сказала женщина-Мерседес. — К тому же идея довольно идиотская, воздух в метро попадает не через двери. Или эти штуки, по-вашему, тоже отсекают радиоактивную пыль?

И ткнула пальцем вверх. Старлей задрал голову и заглянул в жерло огромной, подвешенной к потолку воздушной пушки, похожей на самолетную турбину. Внутри вращались тяжелые лопасти, подавая воздух с поверхности. Он отвернулся и почувствовал, что краснеет. Этим вопросом он действительно никогда не задавался. ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 ИЮЛЯ, 00:47

Человек в наручниках с трудом переполз наконец на переднее сиденье патрульной машины. На его счастье, руки ему сковали спереди, а не за спиной и водительская дверь оказалась не заперта. Он быстро распахнул ее, но задумался на мгновение и открыл бардачок. Ничего полезного внутри не оказалось: бумажки, стопка пожелтевших салфеток из «Бургер Кинга» и мятая пачка сигарет. Он выбрался наружу и огляделся.

Вокруг никого уже не было, и только в блестящем Лексусе через ряд сидел какой-то бородатый старик. Вид у него был больной и сонный. Человек в наручниках поднял скованные руки, улыбнулся и помахал старику, а потом захромал прочь, к въезду, и скрылся между рядами.

В эту же самую минуту бегущим далеко впереди тоже стало легче — последняя треть тоннеля оказалась пуста, плотные ряды автомобилей наконец закончились, толпа рассыпалась и сразу начала замедляться, словно причиной паники были именно тесно стоящие машины. Как будто теперь, когда впереди развернулись три широких полосы чистого сухого асфальта, кричать и толкаться стало неловко. Свободные полкилометра, оставшиеся до въезда, вместили пять с лишним сотен людей легко, всех разом и очень вовремя, потому что, когда первым рядам двигаться стало некуда, задние уже не напирали и давки не случилось. Но бежать — и это увидели все одновременно — действительно было некуда.

Длинная трехкилометровая труба оказалась запечатана с обеих сторон, и высоченную арку так же, как на выезде, перекрывали теперь массивные ворота из грубого ноздреватого бетона, только цифры были