Антология русской мистики - Аркадий Сергеевич Бухов Страница 70

Растерянный, озабоченный король призвал множество знаменитых докторов, умоляя их спасти свою любимую сестру, обещая отдать за ее выздоровление чуть ли не целую Голконду. Но, поникнув головами, стояли вокруг кровати больной врачи. Они не знали, что делать, что предпринять, чем лечить. Им снова приходилось встречаться с неведомой, таинственной болезнью, унесшей в могилу обеих королев.

В их немом ответе печальный молодой король прочел роковой приговор инфанте. Спасения не было: Мария дель Пилар должна была умереть, ее погубила та же роковая сила, заключающаяся в опале. С печальной улыбкой, покорная неизбежной судьбе, молодая девушка недолго ожидала кончины; в последнюю минуту она, видимо, хотела что-то сказать брату, открыть какую-то тайну, глаза ее широко раскрылись, в них почувствовался ужас, из полуоткрытых губ вылетело одно слово: "Бойся…"

И с этим словом она скончалась, не досказав остальной фразы.

Роковое кольцо сняли фрейлины инфанты с ее руки и передали королю. На этот раз опал не горел различными огнями, как раньше. Демон, живущий в нем, притаился, он казался мертвым. Альфонс, обессилев от слез, совсем потерявшийся, машинально одел перстень себе на руку и как будто забыл о нем совсем.

Жертва забыла о палаче, но палач помнил о ней. Суток не прошло с той минуты, как Альфонс XII сделался обладателем рокового перстня, но этого было достаточно. Молодого правителя Испании не стало.

Собранные к его одру врачи только растерянно разводили руками, теряя головы и не зная, чем объяснить причину его неожиданной, столь быстрой кончины. Вторая жена умершего, молодая королева Анна, настойчиво посмотрела на врачей и твердо сказала:

— Вы должны, во всяком случае, объяснить причину внезапной смерти моего супруга; иначе позвольте мне думать, что он умер неестественной смертью и тогда…

Этого было достаточно, чтобы все придворные врачи засуетились, забегали и, не имея возможности дать необходимый королеве ответ, стали расспрашивать тех придворных, которые давно уже находились при королевской семье, сжились с нею и знали все легенды, поверья и тайны Эскуриала. Но и они отрицательно качали головами, не зная, что ответить врачам.

Только один любимый камердинер покойного короля вспомнил случайно о присланном в подарок перстне и нерешительно заметил:

— Уж не причина ли всех этих неожиданных смертей в нашем королевском роде тот перстень…

— Какой перстень? — ухватился за тонкую нить, указанную преданным слугой, главный придворный доктор.

— Тот перстень, с опалом, который покойный король подарил своей первой супруге, перешедший потом к бабке короля, королеве Христине, от нее к инфанте Марии дель Пилар, вот этот, — весь побледнев от ужаса, указал королевский камердинер на роковой перстень, еще не снятый с руки покойного владыки Испании.

Врачи подробно осмотрели перстень с роковым опалом — нет ли в нем где-нибудь присутствия ядовитого вещества, каких-нибудь пружин с острием и тому подобного. Но массивная золотая оправа была ровна. Испытание, сделанное золоту и камню, тоже ничего не открыло, драгоценный опал походил в этом случае на все другие камни.

Ничего не ответили врачи королеве Анне. Удрученная горем, вдова короля не наказала их ничем, только отрешила от звания придворных врачей.

Намеки старого камердинера короля о роковой силе опала заставили молодую королеву только улыбнуться сквозь слезы.

— Это глупые предрассудки, — гордо заметила молодая женщина и, чтобы показать их вздорность, решительно проговорила: — Дайте мне сюда перстень, я буду его носить.

Королева Изабелла, мать покойного короля, решилась воспротивиться желанию своей невестки:

— Нет, Анна, ты не должна этого делать. К чему послужит подобное испытание? А если, в самом деле, дурная слава о перстне окажется справедливой, твои дети потеряют мать, страна останется без правительницы, так как меня Испания не признает больше, и будет обречена на междоусобия. Мой совет: это перстень нужно уничтожить.

Немного задумалась молодая королева. На белоснежном лбу ее появилась складка. Она не знала, на что решиться, но сейчас же спокойно ответила:

— Я уважаю вашу волю, матушка-королева, но раз перстень не будет находиться на моей руке, пусть никогда не украшает руку кого-нибудь другого! Я приказываю повесить его в Толедском соборе на шею святого покровителя нашей страны.

— Но злая сила, заключающаяся в его роковом камне, все-таки не исчезла, — раздался резкий тенорок Пепе, — она не может губить теперь людей, так губят всю нашу страну!

— Да-да, Амброзио прав, в это время наша Испания сильно поплатилась и потеряла прежнее могущество: у нас отняли Кубу, Филиппинские острова, в Африке испанцы теряют свои владения с каждым годом, — не рассердился на этот раз на говорливого Пепе его товарищ.

Оригинальная история рокового опала меня настолько заинтересовала, что я не стал больше возражать дону Эстабану относительно испанского суеверия. Мои мысли как-то странно сосредоточились на таинственной, ничем не объяснимой силе опала.

Рука моя протянулась к лежащему на столе перстню с опалом, я поднял его и, размахнувшись, бросил через открытое окно в море, на берегу которого находилась таверна…

Оба испанца с изумлением посмотрели на меня, а Амброзио наивно воскликнул:

— А ведь этот перстень стоил немало денег!..

Григорий Данилевский

«Прогулка домового»

Это было года два назад, в конце зимы, я нанял в Петербурге вечером извозчика от Пяти углов на Васильевский остров. В пути я разговорился с возницей, в виду того, что его добрый, рослый, вороной конь, при въезде на Дворцовый мост, уперся и начал делать с санками круги.

— Что с ним? — спросил я извозчика — не перевернул бы саней…

— Не бойтесь, ваша милость, — ответил извозчик, беря коня под уздцы и бережно его вводя на мост.

— Испорчен видно?

— Да… нелегкая его возьми!

— Кто же испортил? видно мальчишки ваши ездили и не сберегли?

— Бес подшутил! — ответил не в шутку извозчик: — нечистая сила подшутила.

— Как бес? какая нечистая сила?

— Видите ли, все норовит влево с моста, на аглицкую набережную.

— Ну? верно на квартиру?

— Бес испортил, было наваждение.

— Где?

— На аглицкой этой самой набережной.

Я стал расспрашивать, и извозчик, молодой парень, лет двадцати двух, русый, статный и толковый, передал мне следующее:

— Месяц тому назад, в конце масляной недели, я стоял с этим самым конем на набережной, у второго дома за сенатом. Там подъезд банка, коли изволите знать… Вот я стою, нет седоков; забился я в санки под полость и задремал. Было