Иван Тургенев - Том 9. Новь. Повести и рассказы 1874-1877 Страница 72

— Ах, пойдемте, пойдемте, Татьяна Осиповна, милая.

Марианна увлекла ее в свою комнату.

Оставшись один, Нежданов прошелся раза два взад и вперед какой-то особенной, шмыгающей походкой (он почему — то воображал, что мещане именно так ходят), понюхал осторожно свой собственный рукав, внутренность фуражки — и поморщился; посмотрел на себя в маленькое зеркальце, прикрепленное на стене возле окна, и помотал головою: очень уж он был неказист. («А впрочем, тем лучше», — подумал он.) Потом он достал несколько брошюр, запихнул их себе в задний карман и произнес вполголоса: «Што ш… робята… иефто… ничаво… потому шта»… «Кажется, похоже, — подумал он опять, — да и что за актерство! за меня мой наряд отвечает». И вспомнил тут Нежданов одного ссыльного немца, которому нужно было бежать через всю Россию, а он и по-русски плохо говорил; но благодаря купеческой шапке с кошачьим околышем, которую он купил себе в одном уездном городе, его всюду принимали за купца — и он благополучно пробрался за границу.

В это мгновенье вошел Соломин.

— Ага! — воскликнул он, — окопировался! Извини, брат: в этом наряде нельзя же тебе «вы» говорить.

— Да сделайте… сделай одолжение… я и то хотел тебя просить.

— Только рано уж больно; а то разве вот что: приобыкнуть желаешь. Ну, тогда — ничего. Все-таки подождать нужно: хозяин еще не уехал. Спит.

— Я попозже выйду, — отвечал Нежданов, — похожу по окрестностям, пока получится какое распоряжение.

— Резон! Только вот что, брат Алексей… ведь так я говорю: Алексей?

— Алексей. Если хочешь: Ликсей, — прибавил, смеясь, Нежданов.

— Нет; зачем пересаливать. Слушай: уговор лучше денег. Книжки, я вижу, у тебя есть; раздавай их кому хочешь, — только в фабрике — ни-ни!

— Отчего же?

— Оттого, во-первых, что оно для тебя же опасно; во-вторых, я хозяину поручился, что этого здесь не будет, ведь фабрика все-таки — его; в-третьих, у нас кое-что началось — школы там и прочее… Ну — ты испортить можешь. Действуй на свой страх, как знаешь, — я не препятствую; а фабричных моих не трогай.

— Осторожность никогда не мешает… ась? — с язвительной полуусмешкой заметил Нежданов.

Соломин широко улыбнулся, по-своему.

— Именно, брат Алексей; не мешает никогда. Но кого это я вижу? Где мы?

Эти последние восклицания относились к Марианне, которая в ситцевом, пестреньком, много раз мытом платьице, с желтым платочком на плечах, с красным на голове, появилась на пороге своей комнаты. Татьяна выглядывала из-за ее спины и добродушно любовалась ею. Марианна казалась и свежей и моложе в своем простеньком наряде: он пристал ей гораздо больше, чем долгополый кафтан Нежданову.

— Василий Федотыч, пожалуйста, не смейтесь, — взмолилась Марианна — и покраснела как маков цвет.

— Ай да парочка! — воскликнула меж тем Татьяна и в ладоши ударила. — Только ты, мой голубчик, паренек, не прогневись: хорош ты, хорош, а против моей молодухи — фигурой не вышел.

«И в самом деле она прелесть, — подумал Нежданов, — о! как я ее люблю!»

— И глянь-ка, — продолжала Татьяна, — колечками со мной поменялась. Мне дала свое золотое, а сама взяла мое серебряное.

— Девушки простые золотых колец не носят, — промолвила Марианна.

Татьяна вздохнула.

— Я вам его сохраню, голубушка; не бойтесь.

— Ну, сядьте, сядьте оба, — начал Соломин, который все время, наклонив несколько голову, глядел на Марианну, — в прежние времена, вы помните, люди всегда саживались, когда в путь-дорогу отправлялись. А вам обоим дорога предстоит длинная и трудная.

Марианна, все еще красная, села; сел и Нежданов; сел Соломин… села, наконец, и Татьяна на «тычке», то есть на стоявшее стоймя толстое полено. Соломин посмотрел по очереди на всех: Отойдем да поглядим. Как мы хорошо сидим… промолвил он, слегка прищурясь, и вдруг захохотал, да так славно, что не только никто не обиделся, а, напротив, всем очень стало приятно.

Но Нежданов внезапно поднялся.

— Я пойду, — сказал он, — теперь же; а то это все очень любезно — только слегка на водевиль с переодеваньем смахивает. Не беспокойся, — обратился он к Соломину, — я твоих фабричных не трону. Поболтаюсь по окрестностям, вернусь — и тебе, Марианна, расскажу мои похождения, если только будет что рассказывать. Дай руку на счастье!

— Чайку бы сперва, — заметила Татьяна.

— Нет, что за чайничанье! Если нужно — я в трактир зайду или просто в кабак.

Татьяна качнула головой.

— У нас теперь по большим-то по дорогам трактиров этих развелось, что блох в овечьей шубе. Села все пространные, вот хоть бы Балмасово…

— Прощайте, до свиданья… счастливо оставаться! — поправил себя Нежданов, входя в свою мещанскую роль. Но не успел он приблизиться к двери, как из коридора перед самым его носом вынырнул Павел и, вручая ему высокий, тонкий посох с вырезанной в виде винта, во всю его длину, полосой коры, промолвил:

— Извольте получить, Алексей Дмитрич, — подпирайтесь на ходу, и чем вы эту самую палочку дальше от себя отставлять будете, тем приятнее будет.

Нежданов взял посох молча и удалился; за ним и Павел. Татьяна хотела было уйти также; Марианна приподнялась и остановила ее.

— Погодите, Татьяна Осиповна; мне вы нужны.

— А я сейчас вернусь, да с самоваром. Ваш товарищ ушел без чаю; вишь — уж очень ему приспичило… А вам-то с чего себя казнить? Дальше — виднее будет.

Татьяна вышла, Соломин тоже встал. Марианна стояла к нему спиной; и когда она наконец обернулась к нему, — так как он очень долго не промолвил ни единого слова, — то увидена на его лице, в его глазах, на нее устремленных, выражение, какого она прежде у него не замечала: выражение вопросительное, беспокойное, почти любопытствующее. Она смутилась и опять покраснела. А Соломину словно стало совестно того, что она уловила на его лице, и он заговорил громче обыкновенного:

— Так так-то, Марианна… Вот вы и начали. — Какое начала, Василий Федотыч! Что это за начало? Мне что-то вдруг очень неловко становится. Алексей правду сказал: мы точно какую-то комедию играем.

Соломин сел опять на стул. — Да позвольте, Марианна… Как же вы себе это представляете: начать? Не баррикады же строить со знаменем наверху — да: ура! за республику! Это же и не женское дело. А вот вы сегодня какую-нибудь Лукерью чему-нибудь доброму научите; и трудно вам это будет, потому что не легко понимает Лукерья и вас чуждается, да еще воображает, что ей совсем не нужно то, чему вы ее учить собираетесь; а недели через две или три вы с другой Лукерьей помучитесь; а пока — ребеночка вы помоете или азбуку ему покажете, или больному лекарство дадите… вот вам и начало. — Да ведь это сестры милосердия делают, Василий Федотыч! Для чего ж мне тогда… все это? — Марианна указала на себя и вокруг себя неопределенным движением рукм. — Я о другом мечтала. — Вам хотелось собой пожертвовать?

Глаза у Марианны заблистали.

— Да… да… да! — А Нежданов?

Марианна пожала плечом. — Нежданов! Мы пойдем вместе… или я пойду одна.

Соломин пристально посмотрел на Марианну. — Знаете что, Марианна… Вы извините неприличность выражения… но, по-моему, шелудивому мальчику волосы расчесать — жертва, и большая жертва, на которую не многие способны. — Да я и от этого не отказываюсь, Василий Федотыч. — Я знаю, что не отказываетесь! Да, вы на это способны. И вы будете — пока — делать это; а потом, пожалуй, — и другое. — Но для этого надо поучиться у Татьяны! — И прекрасно… учитесь. Вы будете чумичкой горшки мыть, щипать кур… А там, кто знает, может быть, спасете отечество! — Вы смеетесь надо мною, Василий Федотыч.

Соломин медленно потряс головою. — О моя милая Марианна, поверьте: не смеюсь я над вами, и в моих словах — простая правда. Вы уже теперь, все вы, русские женщины, дельнее и выше нас, мужчин.

Марианна подняла опустившиеся глаза.

— Я бы хотела оправдать ваши ожидания, Соломин… а там — хоть умереть!

Соломин встал.

— Нет, живите… живите! Это главное. Кстати, не хотите ли вы узнать, что происходит теперь в вашем доме по поводу вашего бегства? Не принимают ли мер каких? Стоит только слово шепнуть Павлу — все разведает мигом.

Марианна изумилась.

— Какой он у вас необыкновенный человек!

— Да… довольно удивительный. Вот когда вас нужно будет браком сочетать с Алексеем — он тоже это устроит с Зосимой… Помните, я вам говорил, есть такой поп… Да ведь пока еще не нужно? Нет?

— Нет.

— А нет — так нет. — Соломин подошел к двери, разделявшей обе комнатки — Нежданова и Марианны, — и нагнулся к замку.

— Что вы там смотрите? — спросила Марианна.

— А запирает ли ключ?

— Запирает, — шепнула Марианна.

Соломин обернулся к ней. Она не поднимала глаз.

— Так не нужно разведывать, какие намерения Сипягиных? — весело промолвил он, — не нужно?