Сергей Каледин - Стройбат Страница 8

"Шарашится по роте свет голубой и таинственный..,

- сочинял Костя, спрятав лицо в ладони. - Шарашится по роте свет голубой и таинственный... И я не совсем уверен, что я у тебя единственный..."

- Богда-ан! - угрожающе прорычал Миша Попов.

Женька отлип от Люсеньки.

- Чего тебе?

- Пихни колючего...

- Завязывай, Мишель, понял? Сказал - нет, значит - нет. - И снова приобнял библиотекаршу.

Миша Попов последнее время ходил не в себе. Он вообще курил мало, он на игле сидел. А в последнее время сломалась колючка - деньги у Миши кончились. На бесптичье он даже выпаривал какие-то капли, разводил водой и ширялся. Доширялся - вены ушли. И на руках и на ногах, все напрочь зарубцовано. Женька сам не ширялся, но ширятель был знаменитый, к нему из полка даже приезжали. Он Мишу и колол. А недавно сказал: "Все, некуда".

Мишаня в слезы: как некуда, давай в шею! Женька орать: "Ты на всю оставшуюся жизнь кайф ломовой словишь, а мне за тебя вязы!"

От скрипа коек проснулся Старый. То лежал, смотрел на них, но спал, а сейчас зашевелился - разбудили.

Костя протянул ему челим, Старый принял его в мозолистую корявую руку. Ни у кого в роте таких граблей не было, как у Старого. Отпустил бы его капитан Дощинин на волю, чего он к нему пристал?..

- Хочешь, я с Лысодором поговорю за тебя? - спросил Костя.

- При чем Лысодор, он без кэпа не решает, - ответил Старый и вернул Косте челим. - Не хочу. А Дощинин не отпустит.

Он достал обычную папиросу и, видимо с отчаяния, так сильно дунул в нее, что выдул весь табак на Эдика Штайца.

- Констанц, оставь мне бушлат, - попросил Старый.

- Тебе зачем?..

- О чем говорить! - кивнул Костя. - Заметано.

Костя вдруг осознал, что дембель завтра, вот он, рядом И даже покрылся испариной. И встал.

- Чего ты? - спросил Женька.

- Пойду помогу, ребята возятся, Фишка с Нуцо...

- Сиди! - Женька за ремень потянул его вниз. - Только кайф сломаешь. Сиди.

Люсенька закемарила. Женька подсунул ей под голову свою подушку и надвинул фуражку, чтоб скачущий язычок пламени не мешал глазам.

Потом Женька встал посреди прохода и обеими руками шлепнул по двум верхним койкам. Койки заскрипели, отозвались не по-русски.

- Не надо, Жень... - вяло запротестовал Костя. Но Богдан уже сдернул с верхних коек одеяла.

- Егорка, Максимка!..

Сверху свесились ноги в подштанниках, и на пол спрыгнул сначала крепенький Егорка, а затем нескладный, многоступенчатый полугрузин Максимка. Оба чего-то бормотали, каждый по-своему.

- Подъем, подъем! - повторял Женька, похлопывая их по плечам. - Задача: одеться по-быстрому - и в сортир. Там Ицкович и Нуцо, скажут, что делать. Вопросы? Нет вопросов. Одеться - двадцать секунд.

Егорка и Максимка стали невесело одеваться.

- Не здесь, не здесь, - Женька вытолкал их на проход.

- Торчит! - Коля Белошицкий тронул Женьку, показывая на Люсеньку. Людмила Анатольевна!

- А-а... -донеслось из Люсеньки.

- Насосалась, кеша кожаная... - проскрипел Миша Попов. - Слышь, Богдан, гадом буду, куруха под окнами шарится, ктой-то ползает.

- Ты давай, давай! - отмахнулся от Миши Женька, но на всякий случай прислушался. Было тихо.

- Же-еня-я... - прошептала Люсенька.

- Что с тобой? Плохо?

- Тошнит...

- Сукой быть, ктой-то ползает под окнами, - бухтел свое Миша Попов.

- Мам-ма... - простонала Люсенька. - Тошнит...

- Вкось пошло, - улыбнулся Эдик Штайц. - Точняк блевать будет!

- Давай ее на улицу, - предложил не заснувший еще Старый. - На свежачок...

- Не надо... - стонала Люсенька. - Ма-ма...

Костя протянул руку к окну - из щели бил холодный воздух.

- Сюда ее, к стеклу, похолодней, - сказал он. Люсеньку передвинули к окну, она уперлась лицом в холодное стекло.

- Ага-а... - простонала она. - Лучше-е...

- Блевать будет, - уверенно повторил Эдик. - Сейчас бу...

Эдик не успел договорить - Люсеньку вырвало прямо на стекло. Консервная банка упала на пол, свечка потухла. Люсенька привалилась щекой к окну, тихонько постанывая.

- Тряпку! - рявкнул Женька, оборачиваясь к проходу, где мялись уже почти одетые Егорка с Максимкой.

- Богдан! - прорычал из дальнего угла разбуженный Сашка Куник, кузнец из второго взвода. - Кончай базар!

- Отдыхай лежи! - заорал Женька, ощерившись.

В ответ в углу звякнули пружины - Куник встал.

- Я кому сказал: тряпку! - Женька хлопнул в ладоши.

За окном мелькнула тень, зазвенело разбитое стекло, голова Люсеньки дернулась.

- А-а! - закричала Люсенька, хватаясь за лицо руками.

- Свет! - взвыл Женька на всю роту. - Бабай! Свет!

- Рота, подъем! - спросонья заорал Бабай и врубил в казарме общий свет.

4

Разбили еще одно окно с другой стороны. Костя судорожно рванулся к выходу.

- Куда?! На место! - Куник затолкал Костю в проем между койками. Подъе-ем! - орал он тонким голосом не соответствующим его огромному волосатому туловищу - Подъем!..

Женька сидел на корточках возле Люсеньки, пытаясь отодрать ее руки от лица. Сквозь пальцы высачивалась кровь и текла в рукава голубой кофточки.

- Люся, Люся, - задыхаясь, бормотал Женька. - Ну, чего ты?.. Покажи, Люсенька... Давай посмотрим...

Стекла лупили с разных сторон. Пряжки ремней, проламывая стекло, заныривали в казарму и исчезали, вытянутые наружу. Сразу стало холодно. В разбитые окна летели камни и мат.

Бабай метался по роте.

- Чего такое?! - Он подскочил к сидящему на корточках Богдану, вцепился ему в плечи. - Чего?!

- Воды! - отшвырнул его Женька. - Воды дай!

Куник вырвал у Бабая из рук графин, выскочил из казармы. И тут же ворвался назад, держась рукой за окровавленное плечо. В другой руке было зажато отбитое горлышко графина.

- Вторая рота. Блатные, падла!- рычал он.

Подъе-ем!.. Без гимнастерок!..

Холодная казарма гудела. Молодые соскакивали с верхних коек и испуганно одевались, не попадая в штанины. Двоих залежавшихся Куник сдернул сверху.

- Кому не касается?! - орал он. - Без гимнастерок! Строиться! Ремни на руку, вот так!

- Рота, отставить! - всунулся было Брестель, вспомнив, что он за начальника.

- Кыш, шушера! - Куник дал ему по башке.

- Дай ему, чтоб на гудок сел! - посоветовал прояснившийся уже Миша Попов, стаскивая узкую перешитую гимнастерку. - Раскомандовалась, сучка квелая...

- Холодно без хэбэ! - вякнул кто-то.

- Кому холодно?! - обернулся Куник. - Строиться! Рота, слушай мою команду!..

За окнами с одной стороны казармы стало светло - врубили прожектора на плацу.

- Уходят! - радостно заорал молодой у окна. Костя рыпнулся в ту сторону: действительно, солдаты бежали через плац к казарме второй роты.

- Суки! - ощерился Куник, подстегнутый неожиданным отступлением нападавших. - Четвертая рота! За мной!.. На плац!.. Без гимнастерок!..

Выход из казармы был узкий, в одну половину двери, и четвертая рота вытекала наружу в холодную ночь тонким ручьем. Оба пожарных щита у выхода уже разобрали и сейчас со щитов срывали красные конусные ведра.

Раздетая, в белых нижних рубахах, четвертая рота скучилась у торца казармы. Впереди был пустой, ярко освещенный бетонный плац, подернутый ночным ледком.

- Одесса! - заорал Куник. - Музыку вруби!

Коля Белошицкий вылущился из гудящей толпы и послушно полез по железной лестнице в кинорубку.

Над плацем женскими голосами громко заныли битлы.

Белошицкий вниз не спустился.

Костя лихорадочно перебирал глазами роту: "Фиши нет, Нуцо нет, а я, я-то почему здесь? Зачем я-то? Мне ж домой!.." От зависти к отсутствующим Фишелю и Нуцо у Кости схватило живот. Он чувствовал: будет что-то страшное, о чем пока не знает этот волосатый идиот Куник, и Богдан не знает, и Миша Попов. Только он, Костя, знает...

"Господи, - стонал про себя Костя, - ведь убьют!.." Анашовый кайф вылетел из его головы, как и не было. Просто так убьют, ни за что! Пусть они все передохнут: Куник, Богдан, Миша... Он же к ним не относится. Он же не с ними. Он другой! Другой!

А Нуцо был здесь. Выпорхнул из-под руки Куника и стал с ним рядом. С лопатой, к которой прилипла уже знакомая вонь. Он преданно смотрел на Куника, ожидая команды, и улыбался.

- Фиша где?! - крикнул ему Костя. - Где Фишка?

- За губарями побег! Валерка велел! - блеснул зубами цыган.

Поджарый Нуцо нетерпеливо прыгал вокруг огромного Куника.

- Пошли! Чего стоим? Холодно!

"Тебя кто звал?! - стонал про себя Костя. - У тебя ж отмазка!.."

Темная казарма второй роты молчала вдалеке, казалась спящей.

Над трибуной полоскался распяленный кумачовый транспарант: "Военный строитель! В совершенстве овладей своей специальностью!"

- За мно-ой! - Куник крутанул в воздухе ремнем, как шашкой, и двинул по диагонали плаца ко второй роте.

Четвертая с лопатами, ломами наперевес, галдя, повалила за ним, пряжки мотались у колен.

- Не бзди, мужики! - орал Куник. - Главное, всей хеврой навалиться!..

- "О-о ге-ол!.." - стонали битлы.

Куник был уже на середине плаца, как вдруг перед ним оказался Бурят. В расстегнутом кителе, в тапочках, Бурят судорожно цеплял на рукав красную повязку дежурного.