Николай Некрасов - Том 7. Художественная проза 1840-1855 Страница 8

— Что ж! если вам не угодно, я принуждать не смею…

— Извольте, извольте: я только так сказал… надеюсь, что место…

— Хорошо, хорошо! об этом после… ангажируйте эту даму! — сказал торжествующий Зорин, поставив Случайного пред Еленой Александровной.

Но этого мало, он должен был еще подсказать ему, что говорить, потому что озадаченный старик был сам не свой.

Елена Александровна изумилась, услыша приглашение Случайного, в нерешительности, с вопрошающим взором обратилась она к Зорину, но в это самое время несколько пар пронеслось мимо; Зорин толкнул Случайного, старик бессознательно схватил руку своей дамы и поспешно присоединился к танцующим. Очередь скоро дошла до них, и они пошли. В минуту все глаза, очки и лорнетки были наведены на эту интересную пару. И было чем любоваться! Случайный прыгал, аккомпанировал плечами своим ногам, то забегал вперед, то отставал и тяжкими вздохами как бы вымаливал пощады, жалобно озираясь кругом. Лицо его было красно, со лба градом катился пот; ничего нельзя вообразить себе смешнее его физиономии в эту минуту. Несмотря на это, какая-то веселая улыбка появлялась на лице его, когда глаза его случайно встречали Зорина; они, казалось, говорили тогда: вот что я для вас делаю! верно, после этого вы мне не откажете в месте. И, одушевляясь этою великою надеждою, он собирал последние силы ног и плеч и превосходил самого себя быстрыми движеньями! Беспрестанно меняясь в лице, то бледнея, то краснея от стыда и негодования, дама его, казалось, отдала себя на волю судьбы; она машинально двигалась, поминутно сбивалась, сбивала старика, старик, в свою очередь, сбивал других, и не было конца несчастным последствиям. Дама теряла последние силы и готова была упасть в обморок. До нее беспрестанно долетали насмешливые слова ее приятельниц, которые, радуясь, что встретили случай над ней подсмеяться, не жалели острот и колких замечаний. Они этим мстили ей за вред, который делала ее красота их собственной. Мщение извинительное!..

Зорин с видимым наслаждением смотрел на невыгодное положение этой пары. Он первый не старался скрыть насмешливой улыбки, возбужденной в нем странными кривляньями Случайного и отчаянным состоянием его дамы. «Мазурка, мазурка! когда-то и я потерпел от тебя много, пускай же и другие узнают, как иногда ты неприятна!» — думал Зорин, не спуская глаз с Случайного и прежней своей невесты.

Наконец эта ужасная мазурка, которую по справедливости можно назвать для двух ее действователей пыткою, для остальных самым занимательным зрелищем в комическом роде, к счастию первых и к сожалению последних, кончилась.

Елена Александровна с укором посмотрела на Зорина, отыскала своего мужа и сейчас же уехала, несмотря ни на какие упрашивания Зорина и супруги его.

Случайный с радостной улыбкой подбежал к Зорину и схватил его за руку.

— Ну что? не правда ли, что я много сделал для вас? Заметили ли вы, как я танцевал?

— Видел, видел! благодарю вас!

— Скажите же, ради бога, могу ли я надеяться?..

— Чего?

— Получить место?

— Завтра, завтра! вы у меня будете, и там переговорим, — сказал Зорин, освободил свою руку из руки Случайного и удалился…

Бал продолжался долго. Благовестили к заутрене, когда начали разъезжаться.

IV

Etieu me mi serum!

Sallustius [4]

Что такое сон? Сон уравновешивает жребии людей; люди в физической жизни составляют части огромной машины — человечества и оттого необходимо занимают равностепенные места. Богачи, бедняки, вельможи, простолюдины, и всякий совершает свое назначение лучше или хуже: было бы несправедливо, если б бедняк, трудясь целый век, не имел никаких наслаждений, или богач, живя в довольстве, не терпел ни малейших неудовольствий. Сон в некоторых случаях есть также, но мнению одного умного человека, нечто вроде репетиции того, что должно случиться в действительности. «Иногда (говорит он) я вхожу в дом, вижу людей, говорю с ними, и всё, что я вижу, что говорю, что мне говорят, кажется мне верным, до малейшей подробности, повторением минувшего, кажется, будто я был когда-то на репетиции всего этого».

Случайному виделся дурной сон. Целую ночь, как Нева во время наводнения, он метался на своей постеле из стороны в сторону. Какие-то бессвязные звуки, вылетавшие из уст его, нередко возмущали тишину ночи и будили жену. Она вслушивалась в них, старалась что-нибудь понять, но, видя бесполезность своих стараний, крестилась и опять засыпала.

Часу в одиннадцатом утра Случайный повернулся, пробормотал несколько непонятных слов и с словами: «Мне танцевать, мне танцевать? помилуйте!» — проснулся.

Жена, которая давно уже вязала чулок, с беспокойством подошла к нему и начала расспрашивать о причине его странного бреда.

— Не больны ли вы, друг мой? вы так беспокойно почивали…

— Ничего, душенька, это так.

— Вы были так страшны во сне; говорили про какие-то танцы, про место, и всё это перемешивалось у вас с словами: помилуйте, я надеюсь!..

— Это потому, что я вчерась вытанцевал себе протекцию и всё об этом думал; ты еще всего не знаешь. Вот каков я нынче: танцевал, да еще с какой дамочкой… чудо! мы протанцевали целую мазурку, она бы и еще пошла со мной, да мне не захотелось.

— Хорошо, хорошо! а дом, жена, дела — вы об этом и не подумали. Видно, что эта дама вскружила вам голову.

— Да, я едва стоял на ногах, когда мазурка кончилась… ты не поверишь, душенька, как я устал…

— По делам вам! пустились в танцы… а со мной так не хотите пройтись даже по Невскому… я уж стар, душенька, до гулянья ли мне, насилу ноги таскаю! вот как вы меня отделываете…

— И полно! ты уж и ревновать. Ну, велика беда, что я танцевал с хорошенькой… ведь танцевать не значит…

— А вы бы еще больше хотели… Вы не сказали мне, когда меня сватали, что будете так поступать.

— Но ведь я же ничего и не сделал. Не сердись, душенька, это в первый и последний раз.

— В первый! Правду вы говорите! Точно я не знаю, что вы раз как-то целый маскерад пробегали, как сумасшедший, за какой-то дамой… Не та ли опять?..

— Нет, ты сама знаешь… я тебе говорил, по какому случаю… это совсем другое, вчерась я танцевал для протекции.

— Для протекции! стыдитесь, сами не знаете, что вы говорите…

— Опять свое. Я же тебе толком говорю, душенька, что ты ошибаешься… Да хоть бы и поволочился — что делать! ущипнула за сердце, не вытерпел… извини! вперед не буду.

— Вот так-то! А что вы за минуту говорили. Верь вам после этого. Вы меня забыли, вы влюбились в другую, а я… — При этих словах Случайная заплакала…

Случайный, встревоженный, начал целовать ее руки.

— Виноват, душенька, прости! черт знает с чего мне эта дурь влезла в голову; клянусь тебе, что не буду вперед танцевать! так поразнежился, вспомнил молодость…

— Хороши утешения! стыдились бы говорить, видно, вы хорошо вели себя и прежде.

Случайный никак не мог уверить жену в истинной причине, по которой танцевал на вчерашнем бале. Чтоб утешить ее, он принужден был рассказать вымышленную повесть о том, как месяца четыре тому назад влюбился в одну даму, как страдал, как потерял ее из виду, как целый вечер гонялся за ней в маскераде, как готов был изъясниться ей в любви на вчерашнем бале, как, заметив, танцуя с ней, что и она неравнодушна к нему, блаженствовал. После этого он поклялся никогда больше не видаться с ней и не искать ее взаимности. Тогда только Случайная успокоилась.

— Верь не верь, душенька, а я вытанцевал себе протекцию, — сказал с самодовольствием Случайный, когда мир между супругами восстановился.

— Да о чем вы толкуете?

— О том, что Зорин обещал представить меня князю с выгодной стороны.

— И вы уже решили с ним: вы уверены?

— Ну, не так, чтобы очень. Решительного он мне ничего не сказал, а велел прийти сегодня. Да, впрочем, нет никакого сомнения. Заживем лихо! ты, душенька, опять по-прежнему будешь ездить в карете, и я иногда; наймем хорошую квартиру, станем принимать гостей. Жалованья достанет; будут и доходишки, — прибавил Случайный шепотом. — А тут и именье авось воротится; подам жалобу на деверей, заведу процесс; перевес на моей стороне; я буду тогда опять человеком значительным, для меня скорей всякий что-нибудь сделает, да и прав-то я. Не кормил, что ли, не учил я детей? Ели за одним столом с нами, учить их нанимал двух семинаристов; правда, один всегда ходил на уроки выпивши, а другого за леность выгнали из училища, но зато как он строчил четко, когда мне случалась надобность переписать что-нибудь наскоро, да и брал-то за всё только два целковых в месяц. Они говорят, что я растратил имение их племянников? А разве мало издерживал я на их воспитание, одежду, игрушки и прочие потребности жизни. Пусть-ка сочтут всё; дело-то, матушка, чистое — мы опять получим имение в наши руки. Тогда уж будем знать, как распорядиться; не так ли, душенька?