Николай Лесков - Зимний день Страница 8

- Ну, - пошутила хозяйка, - он опять договорится до того, что кого-нибудь зацепит!

И, проговорив это, она снисходительно вздохнула и вышла как бы по хозяйству.

9

В гостиной остались вдвоем генерал и гостья, и тон беседы сразу же изменился.

Генерал сдвинул брови и начал отрывистую речь к гостье:

- Я предпочел видеться с вами здесь, потому что ваш больной муж вчера приходил ко мне и был неотступен. Это с вашей стороны, позвольте вам сказать, сверх всякой меры жестоко - рассылать больного старика по таким делам!

- По каким "таким делам"?

- Которым на языке порядочных людей нет имени.

- Я ничего не понимаю, но я писала вам письмо, а вы, как неаккуратный человек, на него не отвечали.

- Позвольте, но чтобы прислать вам удовлетворительный ответ на ваше письмо, надо было доставить вам тысячу рублей.

- Да.

- Вот то и есть! А я не шах персидский, которому стоит зацепить горсть бриллиантов, и дело готово.

Дама позеленела и, сверкая злобой, спросила:

- Что это значит? К чему здесь при мне второй раз вспоминают персидского шаха?

- А я почему могу знать, отчего его при вас вспоминают? Мне только кажется, что есть люди, которым я уже давно сделал все, что я мог, и даже то, чего не мог и чего ни за что не стал бы делать, если б это грозило неприятностями только одному мне, а не другим людям.

Генерал, видимо, сердился и говорил запальчиво:

- Минуло двадцать лет, как ваш муж так удивительно узнал, когда я был у вас и... Я спасся и спас вас, да не спас мою памятную книжку, и вот я берегу людей...

- О! вы еще все возитесь с этой жалобной сказкой?

- Позвольте: я вожусь! Я не подлец, и потому я вожусь и делаю для вас подлости, чтобы только перетерпеть все на себе самом. Прошу за вас особ, с которыми я не хотел бы знаться, но вам все _мало_. Скажите же, когда вам будет, наконец, довольно?

- Другие получают больше!

- Ах, вот, зачем другие больше? Ну, уж это вы меня простите! Я этих дел не знаю, за что кого и по скольку у вас оделяют. Может быть, другие искуснее вас... или они усерднее и оказывают больше услуг.

- Пустое! Никто ничем не может услужить. Уху нельзя сварить без рыбы...

- Ну, я не знаю!.. "Без рыбы"! Господи! Неужто уж совсем не стало рыбы?

- Вообразите, да! Безрыбье!

- Ну, я теперь не знаю, что заведете делать!.. Я вам сказал, что этих ваших дел решительно не знаю! Всем грешен, всем, но этою мерзостью не занимался!

Генерал высоко поднял руку и истово перекрестился.

- Вот! - сказал он, нервно доставая из кармана конверт и подавая его даме. - Вот-с! Возьмите, пожалуйста, скорей. Здесь ровно тысяча рублей. Я бедный, прогорелый человек, но ничего из чужих денег не краду. Тысяча рублей. Это для вас пособие, которое я выпрашиваю второй раз в году. Только, пожалуйста, пожалуйста, не благодарите меня! Я делаю это с величайшим отвращением и прошу вас...

Дама хотела что-то сказать, но он ее перебил:

- Нет, нет! Прошу вас, не присылайте больше ко мне своего несчастного мужа! Умоляю вас, что у меня есть нервы и кое-какой остаток совести. Мы его с вами когда-то подло обманывали, но это было давно, и тогда я это мог, потому что тогда он и сам в свой черед обманывал других. Но теперь?.. Этот его рамолитический (*36) вид, эти его трясущиеся колени... О господи, избавьте! Бога ради избавьте! Иначе я сам когда-нибудь брошусь перед ним на колени и во всем ему признаюсь.

Дама рассмеялась и сказала:

- Я уверена, что вы такой глупости никогда не сделаете.

- Нет, сделаю!

- Ну так я ее не боюсь.

По лицу генерала скользнула улыбка, которую он, однако, удержал и молвил:

- Ага! значит, это для него не было бы новостью! О господи! Разрази нас, пожалуйста, чтобы был край нашему проклятому беспутству!

- А вы в самом деле болтун!

Улыбка опять проступила на лице генерала, и он, встав, ответил:

- Да, да, я большой болтун, это "замечательно"!

Он с нескрываемым пренебрежением к гостье надел в комнате фуражку и вышел, едва удостоив собеседницу чуть заметного кивка головою.

В передней к его услугам выступила горничная с китайским разрезом глаз и с фигурою фарфоровой куклы: она ему тихо кивнула и подала пальто.

- Мерси, сердечный друг! - сказал ей генерал. - Доложите моей сестре, что я не мог ее ожидать, потому что... я сегодня принял лекарство. А это, - добавил он шепотом, - это вы возьмите себе на память.

И он опустил свернутый трубочкою десятирублевый билет девушке за лиф ее платья, а когда она изогнулась, чтобы удержать бумажку, он поцеловал ее в шею и тихо молвил:

- Я стар и не позволяю себе целовать женщин в губки.

С этим он пожал ей руку, и она ему тоже.

Внизу у подъезда он надел калоши и, покопавшись в кармане, достал оттуда два двугривенных и подал швейцару.

- Возьми, братец.

- Покорнейше благодарю, ваше превосходительство! - благодарил швейцар, держа по-военному руку у козырька своего кокошника.

- Настоящие, братец... Не на Песках деланы... Смело можешь отнести их в лавочку и потребовать себе за них фунт травленого кофе. Но будь осторожен: он портит желудочный сок!

- Слушаю, ваше превосходительство! - отвечал швейцар, застегивая генерала полостью извозчичьих саней. Но генерал, пока так весело шутил, в то же время делал руками вокруг себя "повальный обыск" и убедился, что у него нигде нет ни гроша. Тогда он быстро остановил извозчика, выпрыгнул из саней и пошел пешком.

- Пройдусь, - сказал он швейцару, - теперь прекрасно!

- Замечательно, ваше превосходительство!

- Именно, братец, "замечательно"! Считай за мной рубль в долгу за остроумие!

Он закрылся подъеденным молью бобром и завернул на своих усталых и отслужившихся ногах за угол улицы.

Когда он скрылся, швейцар махнул вслед ему головою и сказал дворнику:

- Третий месяц занял два рубля на извозчика и все забывает.

- Протерть горькая! - отвечал, почесывая спину, дворник.

- Ничего... Когда есть, он во все карманы рассует.

- Тогда и взыщи.

- Беспременно!

10

Гостья, как только осталась одна, сейчас же открыла свой бархатный мешок, и, вытащив оттуда спешно сунутые деньги, стала считать их. Тысяча рублей была сполна. Дама сложила билеты поаккуратнее и уже хотела снова закрыть мешок, как ее кто-то схватил за руку.

Она не заметила, как в комнату неслышными шагами вошел хорошо упитанный, розовый молодой человек с играющим кадыком под шеей и с откровенною улыбкою на устах. Он прямо ловкою хваткой положил руку на бронзовый замок бархатной сумки и сказал:

- Это арестовано!

Гостья сначала вздрогнула, но мгновенный испуг сейчас же пропал и уступил место другому чувству. Она осветилась радостью и тихо произнесла:

- Valerian! Где был ты? Боже!

- Я? Как всегда: везде и нигде. Впрочем, теперь я прямо с неба, для того чтобы убрать к себе вот этот мешочек земной грязи.

Дама хотела ему что-то сказать, но он показал ей пальцем на закрытую дверь смежной комнаты, взял у нее из рук мешок и, вынув оттуда все деньги, положил их себе в карман.

Гостья всего этого точно не замечала. Глядя на нее, приходилось бы думать, что такое обхождение ей давно в привычку и что это ей даже приятно. Она не выпускала из своих рук свободной руки Валериана и, глядя ему в лицо, тихо стонала:

- О, если бы ты знал!.. Если бы ты знал, как я истерзалась! Я не видала тебя трое суток!.. Они мне показались за вечность!

- А-а! что делать? Я этих деньков тоже не скоро забуду! Куда только я не метался, чтобы достать эту глупую тысячу рублей! Нет, теперь я убежден, что самое верное средство брать со всех деньги, это посвятить себя благодетельствованию бедных! Еще милость господня, что есть на земле дураки вроде oncle Zacharie [дяди Захара (франц.)].

- Оставь о нем!

- Э, нет! Я благодарен: он уже во второй раз дает нам передышку.

- Но не доведи себя до этого, мой милый, в третий.

- Если я так же глупо проиграюсь еще раз, то я удавлюсь.

- Какой вздор ты говоришь!

- Отчего же? Это, говорят, очень приятная смерть. Что-то вроде чего-то... Смотрите, вот у меня про всякий случай при себе в кармане и сахарная бечевка. Я пробовал: она выдержит.

- О боже! Что ты говоришь! - и, понизив голос, она прошептала: Avancez une chaise!.. [Подвиньте стул! (франц.)]

Молодой человек сделал комическую гримасу и опять молча показал на завешенную дверь.

Дама сморщила брови и спросила шепотом:

- Что?

Молодой человек приложил ко рту ладони и ответил в трубку:

- Maman здесь подслушивает!

- И все это неправда! Ты очень часто клевещешь на свою мать!

Валериан перекрестился и тихо уверил:

- Ей-богу, правда: она всегда подслушивает.

- Как тебе не стыдно!

- Нет, напротив, мне за нее очень стыдно, но я ее и не осуждаю, а только предупреждаю других. Я знаю, что она делает это из отличных побуждений... Святые чувства матери...

- Approchez-vous de moi [приблизьтесь ко мне (франц.)], милый!

- Значит, вы не верите, что она слышит?.. Ну, я ее сейчас кликну...