Олесь Бенюх - Подари себе рай (Действо 1) Страница 8

- Знаю. Потому не настаиваю.

- Что есть "айда"? - заинтересовалась Элис.

- Это значит... это значит "давай отправимся", - с запинкой пояснил Сергей.

- А что есть "лихач"?

- Чисто русский феномен, - улыбнулся Иван, глядя на пытавшуюся отыскать это слово в разговорнике Элис. - Там его наверняка нет. Это скоростной извозчик.

- Извозчик хочу! - захлопала в ладоши Элис. И тут же поморщила носик, скривила губки: - Такси нет хочу. Моя журналист, такси во! - она приставила ладонь ребром к горлу. Сергей незаметно сунул воспротивившемуся было Ивану деньги, прошептав: "Не дури, казенные". Помог встать Элис и, уже отходя от столика, бросил через плечо:

- Вот так и начинается работа!

И подмигнул.

- Что есть работа? - удивилась Элис. - Айда гулять с этот... ли-хач... есть работа?

- У нас нынче все работа, - не смутившись ни на миг, взял ее под руку Сергей. - Гулять - работа, работать - работа, любить - тоже работа.

- Любить - работа, - протянула Элис. - Это есть любопытный. Это есть хороший тема для мой новый ст?тья.

Особенно рассмешило Сергея то, что она поставила в последнем слове своего монолога ударение на первый слог. Кутая ее в мохнатую доху, он целовал ее ноги, щеки, волосы, любовался глазами, в которых сквозь танцевавшие на ветру снежинки светилось отражение лунных лучей.

- Пааашел! - крикнул, наконец, Сергей. Гикнул. Свистнул в четыре пальца.

- Па-шель! - вторила ему мальчишеским дискантом Элис. Тоже попыталась свистнуть. Засмеялась: "Нет могу!" Конь всхрапнул, поднялся вдруг на дыбы и - рванул с места галопом. Вдоль, вдоль Охотного ряда, мимо "Метрополя" и "Савоя", вверх к Лубянской площади, и дальше, дальше по Мясницкой, обгоняя редкие трамваи и авто - иэээх, веселей, залетные!

Сергей снимал комнату в Сокольниках. Он легко внес Элис на второй этаж, осторожно поставил на скрипевший пол, достал из кармана пальто новенький немецкий фонарик.

- Это есть... это есть... - Элис, разглядывая уставленный по стенкам сундуками, корытами, старой рухлядью коридор, пыталась найти подходящее русское слово.

- Это есть коммуналка, - подсказал ей Сергей.

- Ооо, коммуна, - закивала она радостно. В этот момент в самом конце длинного коридора распахнулась дверь одной из комнат и в свете керосиновых ламп в дверном проеме возникли две долговязые фигуры. За их спинами слышались мужские и женские голоса, патефон наяривал блатную песенку Утесова: "Гоп со смыком это буду я..."

- И я, - заявил один из вышедших из комнаты. Он мягко прикрыл дверь и кошачьей походкой двинулся к Сергею и Элис. Второй шел с ним вровень. У обоих челочки на левый глаз, косоворотки распахнуты, под ними тельняшки, пиджаки с широченными подкладными плечами, у одного брюки клеш, у другого заправлены в хромовые сапоги гармошкой.

- А, фраерок! - ласково пропел тот, что был в клешах. - Не успел вселиться, как уже маруху припер.

- Акстысь, Рашпиль, - оборвал его сипло тот, что был в сапогах. Хозяин - барин. - И обращаясь к Сергею: - Фраерок, ты вот что, дай нам эту фрю на часок. И всем будет фартово.

Левой рукой он ухватился за муфту Элис, в правой матово сверкнуло лезвие финки. Второй, ухмыляясь, вытащил из бокового кармана пиджака маленький браунинг. Ни слова не говоря, Сергей схватил обоих парней за шиворот, резко тряхнул, поднял на полметра над полом и сшиб лбами. Раздался звонкий дребезжащий звук, словно кто взрезал спелый арбуз, и их головы упали им на грудь. Сергей подошел к лестничной площадке и пинком под зад отправил обоих вниз. Подобрал финку и браунинг, открыл дверь своей комнаты и полупоклоном и жестом пригласил Элис внутрь. Пораженная всем увиденным, она села на старинный диван и долго молчала. Сергей зажег керосиновую лампу и лихорадочно пытался убрать следы холостяцкой безалаберности: остатки еды, белье, газеты, бумаги.

- Кто есть там? - наконец, унимая дрожь в голосе, спросила Элис.

- Там есть бандиты, - спокойно отвечал он, сбрасывая в помойное ведро окурки из пепельницы. - Здесь у них "малина". Не сегодня - завтра мы их прихлопнем.

С этими словами он хлопнул газетой по столу и смахнул несколько расплющенных тараканов.

- Как вот этих пруссаков.

- Малина? - удивилась она. - Raspberry? Не понимай.

- "Малина" на воровском жаргоне - место сходки, тайный притон.

- А, теперь понимай. Но опасно, бандит много!

- Воюют не числом, а уменьем, - улыбнулся Сергей. - Кроме того, - он подошел к дивану, вынул из-под него маузер в деревянной кобуре, - есть вот это. Не пистолет, пулемет. Награда за гражданскую войну.

Они выпили по три рюмки душистой, тягучей вишневой наливки и заели их малесенькими шматочками розового сала годовалого кабанчика ("Мамо прислали из дома, с под Винницы"), когда в дверь раздался трижды весьма деликатный стук - тук, тук, тук. Не говоря ни слова, Элис взмолилась взглядом - "Don't open, please, don't open the door, darling!" Сергей поднес палец к губам тссс. Вынул маузер из кобуры, неслышно подошел к двери, ударом ноги распахнул ее. За ней стоял мужчина лет сорока пяти, в модной, кирпичного цвета тройке, галстуке-бабочке, оранжевых замшевых штиблетах. За его спиной понуро переминались с ноги на ногу Рашпиль и его приятель. Через пять минут Сергей вернулся.

- Приходил пахан, - сказал он. - Ну, пахан - это главный бандит. Извинялся. И эти двое прощения просили.

- Сила есть хорошо, гангстер очен понимайт, - улыбнулась Элис, хотя в глазах ее еще оставалась тревога. Родившись и прожив все свои двадцать три года в Чикаго, она слишком хорошо знала повадки и нравы преступного мира. Чикаго есть столиц гангстер.

- Ага, Аль-Капоне, читали. Только таких смелых, как он, единицы. Бандит по натуре трус, - убежденно проговорил Сергей. - Скоро мы их всех изведем под корень. И они это чувствуют.

- А это моя чувствуй! - лукаво улыбнулась Элис. И вдруг выкрутила фитиль лампы и комнату окутал мрак. Через несколько секунд она обняла Сергея за шею, и он вздрогнул от неожиданности, ощутив ее обнаженное тело.

"Почему меня так будоражит, так волнует женская грудь? - думал он, лаская ее маленькие твердые соски, весь переполняясь поющей нежностью к этой едва знакомой американке. - Грудью меня кормила мать, каждый детеныш вскормлен грудью. Начало жизни. Исток жизни..."

Утро было веселое, солнечное, снежное. Была еще только половина девятого и Иван сошел с "аннушки" у Покровских ворот, решив пройтись до Наркомпроса пешком. Деревья на бульваре стояли по пояс в снегу. Он слепил, искрился мириадами разноцветных крупинок. Мальчишки и девчонки бежали в школу, взрослые торопились на работу. На очищенном от снега Чистопрудном льду юноши и девушки сдавали нормы ГТО по конькам. "Как и мы с Сергеем, когда учились на рабфаке, - вспомнил Иван. Улыбнулся. - Счастливые денечки!" Правда, их любимым видом было плаванье. Однажды летний отпуск проводили вместе. Получили бесплатные профсоюзные путевки в лучший ялтинский санаторий и три недели блаженствовали в бывшем царском дворце и окрестностях. В длинных - по колено - черных сатиновых трусах, голубых с белыми воротничками футболках, легких желтых тапочках друзья "рассекали" по аллейкам божественного парка в поисках подходящих объектов страсти нежной. Заводили знакомства на пляже, на танцплощадках, в многочисленных кафе и духанчиках. Трижды сдали нормы ГТО по плаванью с тем, чтобы их засчитали за коньки и лыжи. Однажды заплыли в море километров на пять и попали во внезапно разыгравшийся шторм. Девушки, отправившиеся вместе с ними, были опытными спортсменками. Обе волжанки, Маша из Самары, Клава из Саратова, они переплывали широченную матушку-реку туда и назад и не раз, и не два. Однако, одно дело - река, даже такая могучая, как Волга, и совсем другое море, когда оно ненароком взбунтуется. Последние триста метров Сергей и Иван, напрягая все оставшиеся силы, тащили девушек на себе. На берегу собралась толпа и люди, затаив дыхание, следили за отчаянной борьбой смельчаков со стихией. Толстяк и балагур шашлычник Гурген из стоявшего на самом берегу ресторанчика "Гамбринус-II" то и дело приговаривал:

- Кто так далеко заплывает, а? Только сын ишака! И племянник таракана! Вах, они еще красивый девушка за собой таскает. Тьфу, совсем неприлично. - И чесал потную плешь, и, неодобрительно покачивая крупной головой, отхлебывал из кружки красное вино.

К выбравшимся, наконец, на берег пловцам и пловчихам, обессиленным и измотанным острейшими переживаниями, подошел заместитель директора санатория по политической части "вычекист" (так его звали за глаза и сотрудники и отдыхающие) Ковтун.

- Так, - заложив руки в карманы галифе и покачиваясь с носков на пятки и вновь на носки своих тяжелых кованых сапог, начал он. - Нарушаете все порядки. Так? Так. Пример разлагающий подаете. Так? Так. Теперь, допустим, вы тонете. Так? Так. Что получается?

Наступает пауза, которую прерывает шашлычник: "Получается, панимаешь, минус четыре отдыхающих".

- Получается, - игнорируя реплику Гургена, продолжает Ковтун, карачун и сплошная печаль и вам и мне. Так что еще раз попробуете тонуть сниму с довольствия и отчислю...