Екатерина Красавина - Кораллы мертвеца Страница 8

Это был любимый конек Софьи Петровны - её сын Павлик, который занимался в музыкальной школе по классу скрипки и одновременно учился в английской гимназии. О Павлике Софья Петровна могла говорить часами. Обычно при упоминании имени Павлика сотрудники агентства потихоньку покидали Софью Петровну как матросы тонущий корабль. Поэтому Катя, услышав позывные "Павлик", и посмотрев на главбуха, которая стояла и громко говорила, обращаясь к стенам коридора, опустилась на локти и поползла обратно за угол. - Ты что, Муромцева, осваиваешь партизанскую тактику передвижения по земле? - раздался над Катей голос Вадика Бобрикина. - А я уж издали подумал, что диверсант ползет, лазутчик в стане детективного агентства.

Катя подняла голову и, приложив палец к губам, кивнула на угол. Вадик выглянул, и, увидев удаляющуюся фигуру Софьи Петровны, понимающе улыбнулся.

* * *

Мужчина поставил машину на сигнализацию и быстрыми шагами направился к дому, стоявшему в глубине двора за низкой чугунной оградой. Это был дом элитной застройки с двухэтажными квартирами, огромными лоджиями и просторными холлами. Дом был сдан к эксплуатации недавно, и ещё не все квартиры в нем были проданы. Огни горели в редких окнах, и поэтому издали дом напоминал гигантскую шахматную доску со светлыми и черными клетками. Мужчина набрал код и вошел в подъезд. Лифт остановился на пятом этаже. Он достал из кейса ключи и вставил их в замок двери, обитой светло-коричневой кожей. Дверь была тугой, и мужчина с силой налег на нее. В коридоре было темно. - Вика, - негромко позвал он. - Да, - раздалось откуда-то из глубины квартиры. - Вика, это я. - Я уже поняла, - в голосе женщины звучала ирония. - Поставь что-нибудь поесть. Устал как собака. - Сейчас. Все уже почти готово.

Мужчина разделся, прошел в гостиную, взял в руки пульт телевизора, но затем передумал и положил его обратно на журнальный столик. - Бедный, женщина подошла сзади и нежно провела рукой по его волосам. - И не говори. Сядь ко мне, Вика, - он взял женщину за руку и, притянув к себе, посадил на колени.

Каждый раз, когда он смотрел на Викторию Кричевскую, его охватывало чувство глубокого удовлетворения, словно он был спортсменом, в трудной борьбе завоевавшим олимпийское золото. Виктория Кричевская по праву считалась одной из красивейших женщин Москвы. Ее фотографии украшали страницы модных журналов и газет. Раньше Виктория любила фотографироваться со своим мужем, известным телемагнатом Андреем Кричевским и сыном, прелестным белокурым мальчиком. Ее нарядам и украшениям завидовали многие светские дамы и жены знаменитостей. Все знали, что Андрей обожал свою жену и потакал её многочисленным капризам.

Несколько ходячих журналистских баек кочевали по страницам прессы и охотно перемалывались в различных кулуарах. Рассказывали, как однажды в Мехико, Андрей арендовал на ночь все прибрежные рестораны и развлекался тем, что переезжал с Викторией и ещё одной супружеской парой из ресторана в ресторан. Темные воды Мексиканского залива оглашали "Очи черные" и "Таганка". А на другое утро обалдевшие официанты подсчитывали щедрые чаевые, оставленные заезжим русским нуворишем. К числу красивых легенд также относилась история о том, как в Париже на показах Кристиана Лакруа, Андрей скупил почти всю весенне-летнюю коллекцию мэтра и преподнес её жене. Любили вспоминать и об антикварном аукционе в Лондоне, на котором Кричевский приобрел старинное колье с изумрудами, и потом Викторию несколько раз видели на светских вечеринках в этих редкой красоты камнях. Виктория была умной расчетливой женщиной, отлично знавшей цену и выгоду рекламы. Она знала, что надо мелькать на престижных мероприятиях, делать так, чтобы о тебе писали, говорили...

C легкой руки Виктории в Кремлевском Дворце съездов ежегодно открывался весенний бал прессы, на котором журналисты получали памятные подарки и сувениры. Виктория знала - кого надо приветить, а кому точно рассчитанным движением указать на дверь. Она интуитивно распознавала людей и мгновенно выстраивала свою модель поведения с ними.

Мужчина внимательно посмотрел на Викторию, сидевшую у него на коленях. В уголках глаз он неожиданно заметил мелкие морщинки. "Раньше их не было, подумал он. - Впрочем все понятно. Сейчас наступила другая жизнь. Борьба за выживание. Балы прессы, рестораны Мехико, - все осталось в прошлом. Андрей убит, а Виктории приходится отчаянно бороться за сохранение и развитие телевизионной империи, доставшейся ей от мужа. Надо ежедневно и ежечасно доказывать матерым акулам бизнеса, что ты - равная им во всем и не потерпишь ни малейшего ущемления своих интересов". Мужчина прижал к себе Викторию, и, целуя руку выше локтя, спросил прерывистым шепотом: - Вика, милая, тебе не кажется, что ты немножко поторопилась?

Она непонимающе вскинула на него глаза. - О чем ты говоришь? - Я говорю о том... - его пальцы скользили по загорелой душистой коже. - Я хочу сказать, зайка, может быть, ты поторопилась с Андреем? - Что ты имеешь в виду? - нахмурилась Виктория. - Мужчина глубоко вздохнул. - Ну, хорошо, не буду. - Нет, почему же, договаривай, - женщина отстранилась от него, и он почувствовал, как напряглось её тело. - Я не хотел, вырвалось, извиняющимся шепотом сказал он. - Твои отговорки неубедительны, - голос Виктории прозвучал резко и холодно. - Я просто подумал, что ты поторопилась... убрать Андрея, надо было чуть попозже.

Виктория почувствовала, как к горлу подступила черная удушливая волна, которая через мгновение затопила её слепой яростью и гневом. - Я не убивала его, не убивала, - закричала Виктория, оседая на пол.

Он едва успел перехватить её, иначе она свалилась бы к его ногам. - Не убивала, не убивала, - кричала Виктория, мотая головой в разные стороны.

"Господи, опять припадок, - стрельнуло в его голове, - и даже "скорую" не вызовешь. Никто не должен знать об этой квартире".

Он взял на руки сопротивлявшуюся Викторию и понес в спальню. Там он положил её на кровать и накрыл одеялом. Виктория постепенно затихла. Она робко всхлипывала как испуганный ребенок и притягивала к себе его руку. Да, да, отдыхай, моя девочка. Спи, а я поеду, мне уже пора. Завтра позвоню.

* * *

Вечером Катя заехала к Ярину, предварительно позвонив и убедившись, что он дома. Его мать умерла несколько лет назад, и Алексею пришлось учиться жить одному: осваивать нехитрую науку кулинарии, обзавестись стиральной машиной, чтобы не тратить драгоценное время на никчемную стирку и вовремя убираться в квартире, не дожидаясь пока пыль внушительным слоем покроет мебель и пол. Со всем этим он справился довольно быстро. Куда трудней и неразрешимей, на первый взгляд, была задача разгрести завалы, оставленные матерью, которая имела склонность не совсем разумному накопительству. В результате чего многие предметы в квартире выглядели случайными и абсолютно не нужными. После мучительных раздумий и размышлений половину мебели Алексей отправил на помойку, оставшуюся часть - подарил соседке. По тем же адресам, в конце концов, отправились и другие вещи: старые отцовские рубашки, рваные полотенца, треснувшая посуда и, особенно раздражавший Алексея с детских лет, большой кувшин с аляповатым изображением горластого петуха. Без этого "антиквариата" квартира приобрела вполне благопристойный вид, а дышать в ней стало намного легче. Когда же Алексей сделал ремонт и купил новую мебель, его квартира стала предметом белой зависти друзей и знакомых.

По образованию Алексей был учителем истории, но свою работу в школе он вспоминал как детскую страшилку - смешную и одновременно ужасную В "Белом грифе" его ценили как блестящего аналитика, успешно расследовавшего многие запутанные дела. С Катей Алексея связывала нежная дружба. Несмотря на периоды охлаждения, которые у них случались, время от времени, они испытывали друг к другу чувство искренней симпатии. По дороге Катя купила маленький торт, и сейчас Алексей хлопотал на кухне, расставляя чашки из материнского сервиза. - Давай я, - неоднократно порывалась Катя. - Сиди, осаживал её Алексей, - у тебя пора бегов наступает, ещё насуетишься. - Ну не могу я так, - возражала Катя, - мужчина работает, а я сижу как безрукая. - Отдыхай.

Катя обвела глазами небольшую кухню в светло-золотистых тонах. Итальянская? - кивнула она на мебель. - Белорусская, просто хорошо сделана. Нравится? - Очень, - призналась Катя. - У тебя тоже красивая кухня. - Мы с Артуром хотели поменять, - начала Катя и осеклась. Это была запретная тема. У неё задрожали губы.

Ярин мгновенно оценил ситуацию. - Не пишет?

Катя отчаянно замотала головой. - И не звонит?

Ответом была такая судорожная тряска головы, что Алексей всерьез испугался за её целостность и сохранность. - Паразит, - c чувством сказал он, но тут же спохватился, - ты же знаешь, как это бывает. Франция - не подмосковная деревня. Так просто оттуда с Москвой не свяжешься. - Как раз с подмосковной деревней связаться гораздо труднее. У меня одна знакомая недавно звонила в Париж. Слышимость как из соседнего дома. - Значит, какие-то особые обстоятельства. - Какие? - с обидой спросила Катя, - какие тут могут быть особые обстоятельства? Неужели трудно позвонить или написать. Уже третий месяц нет никаких вестей. - А матери его звонила, спрашивала? - Да ну её. Она во всем и виновата. Не хочу её видеть.