Чем пахнут звёзды - Нина Шамарина Страница 8

На мягких валенках в процессе но′ски такие же заплатки (такие же кожаные, цвет не всегда совпадал) ставились в самых неожиданных местах – там, где образовывались дырки. Примерно через месяц валенки становились «своими»: явно отличался левый от правого, проявлялись все недостатки походки владельца.

Особенно ценились белые валенки, они, по-моему, даже стоили чуть дороже. Ну, и конечно, истинные модницы носили валенки без галош. Это было возможно только в морозную погоду, понятно.

Отчетливо-отчетливо-отчетливо помню Новогоднюю ночь наступающего 1971 года. Мне четырнадцать, первый Новый год без мамы. Что было под бой курантов – не помню, наверняка – ели, что-то пили.

Помню – дальше. Я на улице одна, на улице, кроме меня – никого вообще. Небольшая поземка, рыхлый новый легкий снежочек крутится на укатанной плотной скользкой дороге. Я в валенках – естественно, в белых! Естественно, с отворотами! Естественно, без калош! Бегаю по этим дорогам, разговариваю с мамой на небесах, пою ее любимую «Вишневую шаль»…и пла′чу, пла′чу, пла′чу…

Шли лихи

К словам я, сколько себя помню, относилась трепетно. Вот, например, песня из репертуара Эдуарда Хиля, о романтике походов, палаток, костров. Слова:

«Что у вас ребята в рюкзаках? Мыло, полотенце, и рубашка,

На боку наполненная фляжка, яблоко хрустящее в руках.»

И я до хрипоты, до судорог в горле, горячась и возбуждаясь сверх меры, доказывала всем, что нужно петь «яблоко хрустящее в зубах». Казалось бы, какая разница – в руках, в зубах?

– Но как же, как же узнать, что оно хрустит, если держать яблоко в руке? – выкрикивала я, чуть ли руки не заламывая от отчаяния, что никто, абсолютно никто меня не понимает.

А вечером, ворочаясь в кровати, я вопрошала у темноты и другое:

– «Что у вас, ребята, в рюкзаках» спрашивается, а отвечают про яблоко, которое в руке! А должно быть в зубах! И я представляла крепкое, сочное хрустко откусываемое яблоко, и рот мой заполнялся слюной.

Но это еще что! Помните эти песни, записываемые от руки в песенник?

«Я росла не в час разлуки, говорил, наверно, князь», – читала я и уверяла автора, что что-то здесь не так. Почему князь говорит о себе в женском роде и что за час разлуки?

– А как, а как? Раз такая умная, скажи!

Нет, и я не знала тогда, что князь, прощаясь, говорил Ярославне: «Хмуриться не надо, Лада!»

А пресловутые «Шли лихи и эскадроны» пелись, вероятно, каждым детским хором, но мало кто задумывался, что это за лихи такие, и куда они шли?

Став старше, я начала понимать, что если петь, поспевая за музыкой, «Я узнала цену рая, ад вкусив в раю», иначе, чем «откусив в раю» не пропоешь, поэтому и теперь читаю свои рассказы вслух скороговоркой, вылавливая сложные к прочтению места, когда слова мешают друг другу. Не всегда получается, к сожалению.

Дельфиниум

Одной из весен мы с мамой посеяли под окнами диковинный в ту пору Дельфиниум, диковинный настолько, что мы не знали, ни какие листочки появятся первыми, ни какие будут собственно цветы. Странно-морское название для цветов будило самую буйную фантазию. И вот дружно взошло какое-то растение, рядком, как и засевалось. С жаром принялась я ухаживать за экзотическими цветами: поливать, полоть, рассаживать…

Несмотря ни на что, растение росло неказистым, мелким, никак не верилось, что эти чахлые полурослики к середине лета вспыхнут салютом ярких цветков. Так и случилось. В середине июля мои подопечные «экзоты» зацвели: мельчайшие зеленовато-серые цветочки, собранные в тугие колоски, никак не тянули на гордый Дельфиниум. Кроме того, по всему огороду разбрелись такие же сорняки. Сорняки! В самую первую прополку, поддавшись обаянию и кучности этих сорных растений, я выполола весь, так и не опознанный мною Дельфиниум.

Может, эта история так бы и забылась, если бы теперь, в очень «взрослом возрасте», я не попыталась снова вырастить Дельфиниум. Могила мамы под большой березой, отчего постоянно в тени, ничего там не вырастает из семян, и каждый год приходится привозить рассаду цветов. Рассада, как правило, однолетняя, каждый год всё начинается сначала, и я решила вырастить дома рассаду каких-нибудь высоких многолетних цветов и высадить их по углам ограды. Выбор пал на Дельфиниум – незакрытый гештальт, я ж цветы, кроме как в детстве, никогда не выращивала.

Был один год в моей жизни, в девяностые, когда я все лето жила в деревне у сестры и растила в парнике огурцы. Урожая не видали почти, все огурцы поела тля, уж как я ползком, не разгибаясь, ни мыла каждый листочек мыльной водою. Картошка, морковь, свекла – вряд ли что еще я смогу вырастить, несмотря на деревенское детство. А Дельфиниумом загорелась, тем более что сейчас они не только голубые, как те, так и не увиденные на клумбе под окном, но и розовые, белые, лиловые…

Купила несколько пачек семян, но и еще и какой-то Гелиопсис: на картинке красные ромашки и обещание, что эти ромашки вымахают высотой 75 сантиметров. Что-то, видать, мне подсказывало, что с Дельфиниумом у нас полная несовместимость. Пластмассовые стаканчики под рассаду, специальная земля, все, как у больших – настоящих дачников-цветоводов. Всхожесть отвратительная: ростки проклюнулись из двадцати процентов семян. Погоревала я, посетовала, ну да ладно, хватит и этих пяти цветков. К маю ростки никак не хотели расти и крепнуть, поэтому пришлось около маминой могилы снова высадить привезенную из магазина рассаду. И что вы думаете? Сеянцы, оставленные в горшке на балконе, оказались не Дельфиниумом, а хилыми жёлтыми ромашками на десятисантиметровых стеблях.

Двадцать пять апрелей

Весна, это, конечно, апрель.

День третьего апреля стал для меня с некоторых пор обычным днем. Нет, конечно, не таким, как предположим, 17 июня или 5 февраля. Конечно, я помню, что это день моей свадьбы, но уже не считаю, сколько лет прошло с того памятного дня, да и муж умер уже десять лет как.

Меня можно спросить – какая стояла погода 3 апреля 1976 года – я отвечу: переменчивая, с утра светило солнце, а днем повалил снег. Тетя Оля говорила, примета такая: если невеста «сметанница», всегда – или дождь или снег.

Бывают такие дни, которые потом становятся легендой, и день свадьбы, конечно, тоже, не только у меня. Но, наверное, только меня в день свадьбы окатила из лужи проезжающая встречная машина. Фата взята напрокат, платье – короткое, кримпленовое (осталось с выпускного) непромокаемое. В прямом смысле всё скатилось по нему, как «с гуся вода». И даже прическа, на которую я не записавшись заранее, потратила в