Никто не знает Сашу - Константин Потапов Страница 8

Ладно б, он петь умел, манера такая, на надломе, ввысь куда-то летит. «Ах, как поёт Александр Даль». Да как он поёт. Неумело, епты. Ненавижу таких. Гонора как у звезды. А у самого 8 тысяч подписчиков в группе, ну или сколько там, не помню, вот мне ещё, запоминать сколько у него подписчиков, восемь тысяч семьсот шестьдесят четыре подписчика у него, откуда у их группы столько, вот у нашей группы, еле доползло до полутора тысяч, а он – играет фолк-рок какой-то. Гусь.

Мы играем настоящий индастриал, а не эти три аккорда, ну да, у нас жёстко иногда, ну бывает, что каша, и не выстроено нихрена, да и пишемся на коленке, да, бывает говённый у нас звук, странно, что мы вообще полторы тысячи набрали, говнорокеры, неудачники, зачем мы вообще этим занимаемся, можно же просто ездить с гитаркой и тремя сраными аккордами, и собирать по кофейням двадцать человек, сраных двадцать человек пришло, так-то, гусь московский, потому что мы другое делаем, мы делаем настоящий и мощный индастриал, жёсткий, да, у нас пока полтора косаря, но мы делаем концептуально, мы вообще ёбанные гении, просто этого никто ещё не понимает, мы классно играем, да хер знает, что мы там играем, но народу нравилось, Светке нравилось, когда мы вместе были, зря я ей так мозг выносил, у нас что ни разговор о моём творчестве, то скандал был. Я ей говорю – ну у меня плохие песни. Плохие песни, некрутые, говорю. Я неталантлив. Неталантлив. Талантлив, но не так, как надо всем. Массам. Ну понятно, что я хочу, чтобы она сказала. Тёлке тем более должно быть понятно. Скажи – ты талантлив. И дело с концом.

А она говорит, ты талантлив. Талантлив ты.

На отъебись как будто.

Нужна мне твоя жалость. Сука. Ну и завожусь сразу – чё ты меня жалеешь. Довёл её. Не рассчитал. Вечно я края не вижу. Если бухать – так бухать. Всё по-настоящему должному быть. По-честному. Светка-то, вся так и извелась, на него глядя. Надо было к ней подойти после концерта. Трубку не берёт.

Это всё он. Говно своё сентиментальное пел. Нытьё на три аккорда. Только чтобы баб цеплять. Скукота. То-то Светка извздыхалась. Особенно на той, в конце, ну во второй половине, где там иди, что ли, там храня все, эти, как их в груди, раны что ли, и типа иди вперёд, несмотря ни на что, банальная такая песня, и аккорды там простенькие аэм дэ эм, простецкая песня вообще, иди, мол, потому что тебе так предназначено – идти, и типа выбора даже нет, ну да, это прям как у нас с нашей группой и индастриалом, мы же по-другому не умеем, я только так и умею, я края не вижу обычно, если любить, так любить, и со Светкой так, иду и всё, зацепила меня эта песня, прям за нутро, сука, гусь московский, этими двумя аккордами, текстом этим, не знаю как сказать, зацепил, сука такая, хороший же парень, я сразу подправил ему там по средним, по высоким, чтобы там летало всё нормально, ну насколько можно в этой кофейне, зачем его сюда притащили, ему стадион надо такой песней пронзать, ох и зацепил он меня.

6. Машенька. Поклонница. 24 года, Ростов-на-Дону, после концерта

Какую выбрать, так всё здорово прошло, так глубоко, так тонко, вот на этой он смазанный, и неловко улыбается, натянуто. Но зато я получилась, нужной стороной и улыбка. Но он смазан, и улыбка не очень искренняя. Хотя в нём столько искренности и света, он как бы весь светится искренностью, он как бы излучает искренность и свет, свет и искренность идут из него в каждой песне из самой его глубины. А на этой он не такой искренний; улыбка не светится; я просто попросила сделать фото, потому он так улыбнулся, но света нет. Надо другую, где он светится как на концерте.

Он завладел залом постепенно, постепенно присвоил его, он постепенно сделал зал своим; он пел и пел; и к концу зал был его. Он как бы наполнил зал светом, наполнил собой; и на секунду – всего на секунду – мне показалось, что мы стали им. Потому мне надо выбрать вторую, где он весь светится искренней улыбкой из самой своей глубины, правда, я не получилась – складка под подбородком, и нос большой, но он же пел так правильно и светло; я была там, в его песнях, потому неважно, какая я получилась, если получился он, если я получилась в песнях, я – получилась; правда, он не узнал меня, когда давал автограф.

Я подходила к нему в прошлый раз, два года назад, и в позапрошлый, и когда он приехал первый раз; и один раз ходила в Москве; он меня сначала не узнавал, но постепенно начал, и даже запомнил моё имя. Он улыбался мне и говорил, привет, Машенька, потому что за раз до этого назвал меня не Машей, а Мариной, но потом всегда говорил, привет, Машенька, не-Марина, ты опять сфотографироваться хочешь, и всегда шутил, что по этим селфи можно будет проследить, как он стареет, а я шутила, что когда он станет известным, я продам его автографы за миллион, но в этот раз он меня не узнал. Он спросил, кому подписать, раньше он спрашивал только в шутку, ну как бы разыгрывал меня, как будто опять не знает, если не считать первых раз, когда спрашивал это всерьёз, когда действительно не знал – кому, но потом он знал; а сейчас спросил, рассеяно, всерьёз, неужели он опять забыл моё имя; Машенька; не-Марина; после всего, что между нами было. Между нами ничего не было, несколько селфи и автографов, но было столько света в его песнях, я была ими, я жила в его песнях, и раз он не помнил моё имя, я выберу первое фото, где я получилась хорошо, а он немного размазан и натянуто улыбается, без своего поразительного света.

Сходила на концерт любимого Александра, да-да, любимого, хотя любимого