Фарисеевна - Максим Юрьевич Шелехов Страница 8

как, ни одного хряща. Как же это вы умудрились, Федор Иванович, двумя-то с половиною зубами? – проявила натуральный интерес наблюдательная Зоя Игоревна. Тут ее взгляд неожиданно упал на трехлитровый бутыль, с мутноватой жидкостью внутри, который был наполовину полный, как могла она рассудить, наполовину пустой, если смотреть глазами обладателя сего сосуда. Бутыль стоял под кроватью почти зарытым в куче всякого тряпья. Однако Зои Игоревне с ее позиции (она продолжала стоять на четвереньках) и кроме того с позиции жены своего мужа не сложно было догадаться, что́ представляет собой ее находка.

– Надо же, как интересно! – произнесла она как-то празднично и, не подымаясь с колен, безжалостно марая красивую длиннополую свою юбку о замечательно грязный пол флигеля, устремилась в сторону заинтриговавшего ее объекта.

– Это еще что такое? – неприятно удивилась она. Внезапно активизировавшийся Федор Иванович, теперь лежа на груди и обеими руками вцепившись ей в щиколотку, отчаянно ее удерживал.

– Пусти!

– Не пущу!

Зоя Игоревна протянула руку. Считанных сантиметров не хватало ей, чтобы дотянуться до банки. Ситуация казалась патовой. Зоя Игоревна не могла продвинуться вперед, мозглявому Федору Ивановичу недоставало сил для того, чтобы полностью предотвратить опасность, – опасность лишиться сокровенного.

– Ну что вы, в самом деле, Федор Иванович?

– Не пущу!

– От ведь, зациклился. Так ведь мы и до завтра здесь пробудем.

– Пробудем! – односложно отвечал недалекий Федор Иванович. Зоя Игоревна решила прибегнуть к хитрости.

– А, пожалуй, и что? И останусь с тобою, Феденька. Стало быть, скучаешь по жене своей, раз удерживаешь. И хотя мне пора было идти детей кормить… Ничего, потерпят, пока их соскучившиеся друг по дружке родители наедине побудут.

– Нет, уходи! – с какой-то даже брезгливостью в интонации и лице разжал руки легковерный «Феденька». Мгновения хватило Зое Игоревне, чтобы завладеть банкой.

– Что у вас здесь, Федор Иванович? – держа в руках «добычу», с торжествующей улыбкой вопрошала она.

– Ничего! – следовал ответ.

– Как ничего? Что-то тут да есть, – наглядно демонстрировала Зоя Игоревна.

– Вода.

– Мутновастенькая вода. Застоялась, видимо. Сменить желательно.

– Нет-нет, не нужно! – взмолился малодушный Федор Иванович. Зоя Игоревна уже поднялась. Федор Иванович предпринял попытку повторно захватить ее ногу. На этот раз неудачливо. Как молодая козочка, Зоя Игоревна перепрыгнула через препятствие и игривою походкой направилась к выходу.

– Зоя! – в пароксизме отчаяния взвыл распластавшийся на полу беспомощный Федор Иванович.

– Что такое? – с невинно вопрошающим видом, уже в самих дверях остановилась невозмутимая женщина.

– Верни! Пожалуйста!

– Такова жажда? – усмехнулась Зоя Игоревна. – Для начала, мы ждем главу семейства к ужину, а там, видно будет, – отрезала она и, одарив еще одной приятнейшей улыбкой малоприятного своего оппонента, вышла из флигеля.

****

Удивительное дело: впервые за последние несколько лет все члены семьи Савко собрались, чтобы вместе поужинать. Инициатором, организатором и первым и единственным вдохновителем собрания, безусловно, выступила неутомимая Зоя Игоревна. Выше представлено, сколь тернист был тот путь, коим препровожден был ею глава семейства к ужину. И действительно, после инцидента во флигеле Федор Иванович явился к столу незамедлительно и еще прежде остальных. Не заставил себя ждать и никогда и ни в коем случае не лишенный аппетита «младшенький». И только в Варе, как и опасалась накануне чувствительная Зоя Игоревна, вновь проявилась дикарка. Пришлось ее уговаривать. Поступилась лишь тогда, когда узнала и удостоверилась в неожиданном присутствии отца.

Разместились в зале за небольшим круглым столом, убранным белоснежной скатертью, сервированным, как полагается, и даже ножи с правой от тарелок стороны отражали свет от накануне вычищенной люстры. Блюд было в избытке. Тут и картофель запеченный, вышеупомянутый, и салат оливье, соления самые различные, заливное, колбаса «московская», «голландский» сыр и сало. Напротив себя Зоя Игоревна собственнолично усадила нерешительного и чем-то наперед встревоженного Федора Ивановича. Слева от матери нашла себе место больше обыкновенного бледная и осунувшаяся Варя. Справа уже сидел розовощекий «младшенький»; довольно и в предвкушении он потирал свои пухленькие ручки. Сама Зоя Игоревна олицетворяла собой радость, ее губы рисовали лучезарную улыбку.

– Как хорошо! – восторгалась она. – Ну как же прекрасно!.. быть всем вместе, рядышком, как птички в гнездышке, – сложила она ручки умильно. – Любо дорого мне смотреть на вас. А кто-то не хотел, кто-то упрямился. Ух, бессовестные! – с ласковой укоризной во взгляде, погрозила она строптивым своим домочадцам. – Ну-ну-ну! – покачала пальчиком. Варя спрятала взгляд, толи стыдясь, толи смущаясь. Ограниченный Федор Иванович, похоже, понял угрозу буквально, его всего аж передернуло. Зоя Игоревна заметила такую его реакцию.

– Не боитесь, Федор Иванович, – произнесла она значительно, – будете себя хорошо вести, все у вас будет, все будет, – повторила она, одним глазиком ему аккуратненько подмигнув. Наступило молчание. Зоя Игоревна старательно расправляла немножко сбившуюся в одном месте скатерть и загадочно улыбалась при этом вероятно какой-то пришедшей ей в голову затейливой мысли.

– Кушай, кушай, мой миленький, – обратилась она попечительно к младшенькому, который, к слову сказать, в особом приглашении отнюдь не нуждался. – Скажи, их пока дождешься, да? – продолжала она, с истинно материнской теплотой прихватывая его за одну из щечек. – Просто, сыночка, папа наш кушать не привык, папа наш, сыночка, привык закусывать. Папа у нас… Ты же знаешь, сыночка, что папа у нас гость особенный. Мы его как ясно солнце привыкли к столу дожидаться, скажи? А он, а он… А сегодня, сыночка, – история! – сегодня папа наш к ужину первым был. Так-то, сыночка, да. А, как ты думаешь, отчего это он вдруг так заторопился?.. Конечно, с деточками своими родненькими не терпелось ему время провести! – вымолвила Зоя Игоревна после интригующей паузы, поглядывая на Федора Ивановича украдкой и с любопытством. Тот, застыв в каком-то диком испуге, уже успел собрать не одну каплю пота на раскрасневшемся от напряжения лбу. Варя смотрела на отца с большим и скорбным сочувствием. «Младшенький» продолжал кушать с неподдельным аппетитом; рассеянно внимая маменькиным речам, он, впрочем, не забывал отзывчиво кивать на них головой. Зоя Игоревна, удовлетворенная и вдохновленная сделанными ею наблюдениями, уже готовилась возобновить заготовленную речь свою.

Здесь стоит подчеркнуть как нотабене, что Зоя Игоревна наделена талантом при известной своей словоохотливости удаляться постыдного пустословия. Речи ее имеют вес и цену и всегда обдуманы наперед. Все слова ее, сколь бы ни были они нагромождены одно на другое и сколь ни казались бы неуместными и меж собою несвязными, обязательно, однако, являют весомую подоплеку. Иначе выражаясь, она способна, переливая из пустого в порожнее, достигать существенного результата. Это удивительное качество, впрочем, на наш взгляд, привитое каждой женщине самой природой, она развивала в себе годами и теперь владела им виртуозно. Делая вывод из вышесказанного, мы утверждаем,