Траектории СПИДа. Книга первая. Настенька - Евгений Николаевич Бузни Страница 8

никакого отношения к грустным историям о любви, которые я собираюсь рассказывать, и кроме того, конечно, никак не относится к тому огромному большинству людей, как рабочих, так и, естественно, интеллигентов, которые давно привыкли и любят работать, не торгуя совестью и не спекулируя вещами, людей, засиживающихся до позднего поздна в руководящих и творческих кабинетах, людей, не отходящих от станка, пока не отшлифована блестяще последняя на сегодня деталь, людей, ежедневно живущих честным трудом независимо от указов только потому, что иной жизни не представляют себе с детства.

К этому великому большинству людей я не то чтобы благосклонен, а искренне преклоняюсь перед ними всем своим существом и для них собственно пишу.

Если я отвлёкся немного в сторону, то явно не по своей воле. Так качнуло меня волной житейской, что рука сама заплясала, куда ей заблагорассудилось. За эту минутную неустойчивость я и прошу простить меня, дорогой мой читатель. И возвращаюсь к моим героям, которые не успели, как следует, и появиться на страницах, но я всё время помню, что они вот тут поблизости ходят.

Итак, после обеда, ближе к вечеру, погода обещала оставаться хорошей. Светило солнце. Была пятница, и были люди, которые даже в это время в Москве продолжали работать. Например, в метро.

Почти круглые сутки (с небольшим ночным перерывом) носятся поезда метрополитена то в одну, то в другую сторону, словно челнок гигантской швейной машины, что пытается заштопать прорехи человеческой жизни, которая то там, то здесь прорвётся. Вот и мечутся челноки-поезда, протаскивая нити человеческих судеб в разные стороны, сплетая, увязывая и разрывая их, стягивая вместе и расталкивая навсегда.

Сколько здесь, в клокочущем вареве, хаотично носящихся бесчисленных крупинок совершенно непохожих одна на одну жизней, сколько здесь трагедий, радостей, неожиданных встреч и столь же неожиданных расставаний? Миллиарды. Но кто подсчитывал?

Давайте опустим микроскоп нашего внимания на станцию метро "Новокузнецкая" и всмотримся в молодого человека, только что спустившегося по эскалатору, словно в преисподнюю, ибо там ему предстояло выбрать правильное направление дальнейшего движения – направо или налево – дабы не унестись в совершенно противоположную сторону, потеряв при этом драгоценнейшие минуты столь редкого для него пребывания в столичном граде Москве.

Да, молодой человек был и правда молод, лет около двадцати пяти, красив, для некоторых, может быть, даже обаятелен, но главное – очень стеснителен.

Мимо торопливо шли, бежали, быстро шагали люди с баульчиками, кашолками, пакетиками, рюкзаками, с цветами и без цветов, с улыбками и без оных, со смехом и озабоченно серьёзные, но все, казалось бы, разные одинаковы были в одном – их не интересовал молодой человек, отступивший как-то боком в сторону от людского потока, чтобы никому не мешать. И это было правильно то, что его никто не замечал.

Нет, разумеется, москвичей невозможно уличить в особом гостеприимстве и радушии к каждому приезжему. Гостей-то ого-го сколько! – со всего мира, а Москва-то она одна. И всё-таки, если бы молодой человек встал посреди зала метро, мешая собой всякому и не всякому, и начал бы беспомощно озираться по сторонам, ища подходящей надписи то ли на потолке, то ли между колоннами, так тут уж всенепременно кто-нибудь из столичников остановился бы и участливо так, ну может слегка лишь снисходительно, спросил бы: “Тебе куда, парень?" или "Вам какая станция нужна, товарищ?".

Но парень или товарищ не стал посреди зала, а, выйдя на платформу, скромно подождал, пока все восемь вагонов поезда (успел посчитать) насытятся новыми пассажирами, двери по невидимой команде дружно захлопнутся и, медленно набирая скорость, поезд-челнок с прощальным свистом унесётся в темноту тоннеля, открыв для всеобщего обозрения стену, на которой вытянулась длинная череда слов-названий следующих станций с повисшими на некоторых страничками наименований ответвлений, на которые можно перейти на узловых станциях-переходах, чтобы отправляться оттуда в любую другую сторону, где тоже можно перейти на какую-то иную линию с новым направлением, а там ещё и ещё. Так можно объехать всю столицу, если не надоест, и не запутаться.

Но наш путешественник, хотя и не был знаком с системой метро, поскольку в его родной маленькой Каховке такой вид транспорта не только отсутствует, но и не планируется, а в Москву он, честно говоря, приехал впервые, тем не менее, не собирался проводить последние часы до отъезда в свою провинцию в переходах и переездах по подземным дорогам, поэтому, глянув на стену, быстро сориентировался, решив, что ему можно проехать всего одну остановку, выйти на площади Свердлова и походить по центру страны, отдавшись на волю случая и интуиции ног. С этими мыслями он и зашёл, кажется, в третий вагон.

Иной любопытный и проницательный читатель, наверняка, начинает догадываться, что здесь закручивается детективная история и потому старается сразу запомнить время действия, названия станций, номер вагона и прочие детали, чтобы поскорее самому всё разгадать.

Должен сразу предупредить, что, если и есть некоторые предпосылки детективности в этой истории, то, во-первых, совсем не такие, какие ожидает мой исключительно дотошный коллега-читатель (я ведь не только пишу, но сначала читаю в своих скрижалях памяти всё, что было и что я хочу написать, так что я тоже читатель, а значит мы коллеги в этом смысле) и, во-вторых, читателю нет нужды всё запоминать, ибо с ним самим ничего не случится в книге, а вот нашему юноше кое-что следовало бы попридержать в памяти, но он-то как раз меньше всего об этом думал. Так складывалось всё, что было ему, как хотите, а не до тех деталей.

В такие часы пятницы со стороны Павелецкого вокзала к центру едет не так много людей, как в обратную сторону, так что вагон, впустивший в себя предмет нашего пристального внимания, оказался не совсем заполненным и молодой человек, или, как мы его пока окрестили, юноша, хотя имя у него, конечно, есть, Андрей, о чём мы узнаем позже, прошёл спокойно чуть вперёд и стал у противоположной, закрытой, двери. Он мог и сесть – места свободные были, но он и в своём городе всегда предпочитал ехать стоя, полагая, что всегда найдутся старички, старушки, пожилые люди, инвалиды, женщины с детьми и просто дамы, которым следует уступать место, а потому, думал он, пусть они сразу садятся, не ожидая пока он заметит или они попросят. Нет, пусть сами садятся кто где хочет, а то бывает уступишь кому-то место по той или иной кажущейся тебе важной причине и из самых лучших побуждений, а в ответ несётся вместо "спасибо" нечто вроде "Как-нибудь доеду без