История села Мотовилово. Тетрадь 16. 1930-1932 - Иван Васильевич Шмелев Страница 8

находится в городе и за ученье платить собираются в виде стипендии в сумме 22 рубля. Документы из Чернухинской школы забраны и ещё кое-какие собраны и поданы по назначению и ребята стали ждать результатов. Наконец, открытки, извещающие о принятии в школу, получены и друзья 13-го апреля 1931 года отбыли в Арзамас на ученье. Школа находилась на улице Урицкого дом № 15, а общежитие на улице Володарского, в доме бывшего купца Лихонина. А потом ребят перевели в здание самой школы.

Заделался Ванька Городским жителем, безустанно грызёт гранит науки: «Коль захотел познать азы и буки, бери почаще книгу в руки!» — этот девиз Ванька в ученье своём взял для себя за основу. Здесь он по-особенному полюбил литературу, которую, кстати сказать, преподавал перешедший же в эту школу из Чернухи Александр Сергеевич Алякрижский. Здесь Ванька так же познал законы Паскаля и Архимеда, преподавал здесь физику тоже перешедший из Чернухинской школы Семён Михайлович Суханов, Ванька здесь также научился извлекать квадратный корень, научился доказать задачи по теореме Пифагора и познал синусы-косинусы, тангенсы, котангенсы, секансы-косекансы, преподавал математику знамениты математик Арзамаса, древний старичок Иван Алексеевич Смирнов.

Ванька любил посещать городской кино-парк, с наслаждением любовался развесистыми яблонями с крупными яблоками и с интересом просматривал кинофильмы. Он также с увлечением посещал лекции по астрономии, где познал азы устройства вселенной. И приезжая домой на выходной день, Ванька делился своими познаниями в вопросе мироздания, доказывая, особенно перед бабушкой Евлиньей, что наша Земля — шар.

— Вон до чего доучились, вон до чего допятились! — с возмущением возражала бабушка. — Баишь — наша земля круглая, похожая на яблоко, а почему же наше озеро такое ровное, а море бают, ещё ровнее, если бы Земля была шаром, то наше озеро было бы горбатым, как арбузная корка. И вода из него вся повылилась бы, и мы упали бы. А то шар глобус, ишь чего понавыдумали черти в тартарары! Да и кто такую махину поворотит косолапые! — с негодованием упорствовала бабушка.

Но Ванька не сдавался. Он, раздобывши в школе глобус, показал бабушке земной шар в миниатюре, и вечером при свете лампы показывал, как на земле происходит смена дня и ночи, зимы и лета.

— Всё равно наша Земля Богом создана, и она плоская, как блин, — стояла на своём бабушка. — Мы уж отжили свой век, отвели свою очередь, теперь вам уступаем пожить на вольном свете — живите, мы прожили на плоской земле, а вы живите на шару, а нам и помирать пора, — заключила бабушка Евлинья. — Раньше люди-то были как люди, что ни мужик, то борода, а теперь что, ни мужик — оглобля! — с осуждением добавила она, имея в виду распространённое среди мужиков курение табака.

Они хотели было поехать в Арзамас накануне, но стояла пора самого буйного водополья и переполненная водой Осиновка их на станцию не пропустили. Воды в Осиновке набралось вровень с берегами, и она не помещалась под мост, текла по ту и другую сторону моста. Ребята остановились в нерешительности, переходить бурные потоки было опасно. В это время к Осиновке подошёл Иван Коняхин, житель села Чернухи. Он возвращался из Волчихи, где был в командировке, ребята-то можно денёк подождать, а Ивану положение безвыходное, ему как говорится плыть и дома быть. Иван решился бурный поток позади моста преодолеть вброд. И он вступил в бурлящий водотёк. Сначала вода ему не доходила до колена и в сапоги не заливало. Но потом, он видимо ногами попал в вымоину, где его подхватила стремнина, сбив его с ног. Течение его повалило на бок, и он подхваченный водным потом поплыл по течению, как бревно.

— Лавируй руками-то, а то утонешь! — встревоженно крикнули ребята ему с берега.

К счастью Ивана, течением подбило к примостовой насыпи, он каким-то чудом зацепившись за землю руками, судорожно вскочил на ноги.

— Ну, как Иван? Испугался?

— Да-а! — только и мог выкрикнуть он, полуотнявшимся от испуга языком, и бегом побежал по направлению к станции.

Как бы не земляной бугор, быть бы Ивану в реке Серёжа, а там не знай, как бы обернулось дело. Иван был на пороге смерти!

Смятение души у Василия Ефимовича

Вступление в колхоз на Василия Ефимовича в его сознании подействовало морально и физически произвело полный переворот хода мыслей по отношению бытия. Весь первый день он себя чувствовал «сам не свой». Первую ночь, когда он узнал, что его приняли в колхоз, он почти не спал, мысли нескончаемым потоком ползли в голову, взбудораживая мозги. «Жил, работал, старался, заботился о благополучии своего хозяйства и семьи, а теперь, всё нажитое кроме дома и коровы, сдал в колхоз, и это всё приобретённое своими трудовыми руками, из-за чего получил грыжу в паху, стало не моё. Вот теперь в колхозе, запряжёт какой-нибудь вахлак из Гольтепы мою «Вертеху» и будет на ней разъезжать, как на своей. Мою крашенную телегу, за которой я так ухаживал, сразу, наверно, испохабят, молотилку изуродуют, на веялках будут веять какие-нибудь взбаламошенные люди не бережа и не ухаживая за этими машинами». Размышляя о судьбе имущества, которое он сдал в колхоз, мысли Василия Ефимовича перебросились на вопросы политики. Душой и сердцем он не был согласен с тем, что власти нарушив веками сложившийся деревенский уклад жизни, вдруг перевернули вверх дном: «Непрошено и так нахально вломились в доверчиво незапертые ворота русского крестьянина — вихрем опустошив двор, забрали лошадь, инвентарь. Выхолостили доверчивую душу мужика, лишив его самостоятельности и заботы о земле! Вместо того, чтобы дать полную волю мужику-крестьянину самому, по своему усмотрению распоряжаться землёй, а её отобрали в колхоз, а ведь мужичок-то, труженик, всю российскую державу хлебом кормил!» Обмозговывая эти тягостью тягучие мысли, Василий Ефимович, всю ночь, почти до самого утра, не мог заснуть. И только под самый рассвет его сморило, он стал забываться, впадая в липучие объятия сна. Но зимовавшая в избе муха, чуя рассвет, взбаламошенно залетала по избе тупо шарахаясь по стенам, а потом, проявив нахальство, внезапно присела на взгорячённый от мыслей его лоб. Судорожно спугнув и обругав злополучную муху, Василий Ефимович повернулся набок, и под мысль сомнения правильно ли он поступил, решив вступить в колхоз: «Не на пагубу ли меня взбаламутила эта дурацкая мысль о вступлении в колхоз, может этот мой шаг оказаться для меня роковым». И мысль: «Если бы знал где упадёшь, соломки бы постлал!» его убаюкала… Сниться Василию Ефимовичу, как будто он в Арзамасе на