История села Мотовилово. Тетрадь 17 (1932-1934 гг.) - Иван Васильевич Шмелев Страница 8

церкви, правители вынуждают христиан отказываться от веры. Церкви-то разрушают, а из церковного-то кирпича тюрьмы строят! Вот тебе церкви и тюрьмы сравняем с землёй! — негодуя, возмущался Фёдор. — Ах, вернуть бы всё былое назад, от сознания, что всё старое и хорошее ушло безвозвратно! Кануло в лету, на сердце нахлынет щемящая грусть тоска, внутри притаённо теплится жалость к былому и запоздалое раскаяние.

Вспоминая былое и предчувствуя, что новые времена сулят и чего-то нового и, причём неслыханное, Фёдор с прискорбием тяжело вздыхал и тягостно охал. Ломка старого быта неумолимо надвигалась!

Святки и Васька Демьянов. Ужишки и кошка

Вот и снова наступила зима. Наступил новый 1933 год. Прошло Рождество, наступили святки, время безудержного, взбалмошного веселья в кельях сельской молодёжи. Заведена же на Святках в кельях такая идиотская манера: некоторые парни, нахлынув к девкам в келью, бесцеремонно зайдя в чулан, рыская по полкам и укромным местам, отыскивают девичьи пироги и лепёшки, принесённые ими из дома себе на ужин. Парни же, если найдут эти девичьи харчи, непременно их сожрут, по-идиотски хихикая и по-лошадиному гогоча, при этом дико от удовольствия, хваля или хая эти ужинки. Догадливая и дотошная Дунька решила отвадить парней от этой дурацкой привычки. Она, в келью захватив из дома лепёшку, преднамеренно потыкала ею кошке под хвост, и, не спрятавши, положила её в чулане на полку в досягаемом месте. Вломившийся в келью Васька Демьянов, следуя дурной традиции, бесцеремонно вторгся в чулан, старательно принялся за поиск девичьих ужинов и сразу же наткнулся на Дунькину лепёшку. Схватив эту лепёшку с дикой радостью захлёбываясь от удовольствия, Васька выпорхнул из чулана. Скоробив на лице отвратительную улыбочку, сдобрив её какой-то гаденькой ухмылочкой, ощерившись во всю рожу, он принялся поедать эту лепёшку, ухобачивая за обе щёки. Пока Васька ел, Дунька молчала, а когда он с самодоволным видом оплёл всю лепёшку, Дунька с ехидством хихикая, спросила:

— Ну, как Васёк, сладкая лепёшка-то, ай нет?

— Эх и сладка! — наивно улыбаясь с ухмылкой отозвался Васька.

— Как ей сладкой-то не быть. Это моя лепёшка-то, перед тем, как положить на полку, я этой лепёшкой потыкала кошке под хвостом!

Девки, и присутствующие тут парни дружно гахнули: покатились со смеху. А Васька же, заслышав такие Дунькины слова, очумело вытаращив глаза, ладонью зажав рот, кхекая от приступа тошноты, по-лошадиному протопав по полу избы, чёртом выскочил в сени. Из-за двери слышно было, как из Васьки водянисто выхлестнуло. Опорожнившись, Васька снова вошёл в избу. Отплёвываясь и сумрачно морща лицо, он стал укорять Дуньку за такой неприличный к нему подвох.

— Этот номер тебе, Дуньк, даром не пройдёт. Я тракторист, да причём ещё и член осовнахима, а ты позволила так скверно подыграть надо мной! Я такой насмешки за такое унижение моего человеческого достоинства не стерплю, припомню и отомщу! — материной (Устиньи) стрункой прозвенела его угроза в адрес Дуньки, которая и не думала испугаться Васькиных угроз.

— Ну и что ж такого-то, что с кошкиной ж… ты познакомился, — вместе с девками и парнями всё ещё задорно смеясь, отпарировала Дунька. — От кошкиного хвоста благо пахнет и у тебя изо рта не лучше! Ты во рту-то словно пса сгноил! — не переставала издеваться Дунька над Васькой.

— А ты, Васьк, закури! И не будет так пахнуть-то! — предложил Ваське кто-то из парней.

Но Васька не курит с тех пор, как его вот так же на святках парни отвадили от курения, потайно насыпав в свёрнутую папироску щепоть пороха, отчего он опалил себе лицо.

— Васьк, это что у тебя за значок на щеке-то? — спросил Ваську Федька Лабин, присутствующий здесь же в келье.

— Это след от Масленицы в детстве, во время катания я стоял около дороги, а баламутные парни вздумали кататься в обгоны, ну меня и сбило санками лошади под копыто.

— Да у него и так рябое-то лицо пригодно только под форму для выпечки фасонистого печенья! — с издёвкой над Васькой не унималась Дунька.

— Я уж тут ни при чём, я не виноват, что мне на лицо кожа такая дрянь попала! Раз так меня природа наградила, я и сам не рад. Хоть я и рябоватый, но зато приглядчивый! — постепенно смиряясь с Дунькой, с наивностью отговаривался Васька. — Вот достану девьего молока, умоюсь им и красивым стану, тогда, Дуньк, берегись, тебя своей невестой считать буду! — с самодовольством высказался Васька, закатываясь от весёлого смеха, отчего его неказистое, широкое лицо расплылось в какую-то бесформенную лепёшку.

— Нужен ты мне такой вахлак, свиной носик, харя у тебя с решето, как месяц в полнолуние, а взглянуть не на что! — с явным издевательством осаждала Дунька Ваську.

— Ну-ка, Васьк, уйди-ка с этого места, я сяду, вертится у всех под ногами, как бобик, — с укором столкнув с места на лавке Ваську, уселся рядом с девками Федька Лабин.

Васька с достоинством тракториста и, как он выразился, члена осовнахима, огрызнулся на Федьку.

— Ты кулацкий сынок, не очень-то яхрись!

— Эге! — затронуто удивился Федька.

— А сколько в тебе весу-то? — уничтожающе спросил он Ваську.

— Сколько бы ни было, это не твоего ума дело! Сейчас — четыре пуда, а через год будет пять! К твоему сведению! — горделиво и бойко изрёк Васька перед Федькой.

Чистка колхоза. Савельевы исключены

Когда в колхозах оказалось объединено более 90 % крестьянских хозяйств, тогда правительство решило, подобно чистке соваппарата и партии произвести чистку колхозов, т. е. избавиться от негодных элементов, которые якобы мешали процветать колхозам. Заранее, втайне велись списки, в которые заносились те или иные порочащие замечания, за отдельными колхозниками. Среди лиц, подпавших под чистку, были Комаров Яков и Савельев Василий. За Комаровым вспомнились порочащие его личность былые факты, а также и неблагонамеренные разговоры среди людей и истинной жизни колхозников колхоза «Привольная жизнь», в которой была послана делегация из Мотовилова, в которой участвовал и Яков. За Василием Ефимовичем Савельевым, так же было замечено и зафиксировано кем-то и где-то немало порочащих его личность фактов. Ему, в частности, ставилось в вину то, что ранее ещё до колхоза он, выручая односельчан, давал им взаймы