Нина Горланова - Лидия и другие Страница 9

Лидия почувствовала, что Гальке хочется их всех быстрее спровадить: у нее очередь. Но главное даже не в этом. Лидия еще может пять лет вести рассеянно-творческую жизнь, а ей, Гальке, нужно стоять за прилавком, каждый вечер долго смывать с себя запах рыбы, а потом еще делать контрольные. Пусть техникум, пусть торговый, но она закончит к приходу Вадика из армии. Мимо прошла завотделом в золотых сережках и с золотым кулоном в виде трилистника. "У меня это все будет, будет!" Перед Галькой встал образ кабинета с панелями под морской дуб, промелькнула цепочка событий, которая приводит к этому кабинету (продавец - завотделом - товаровед - директор магазина). И Лидия будет в кабинет к Гальке приходить - на равных. Галька всегда поможет с продуктами!

Лидия в это время увидела, что вместо рыбных консервов за спиной Гальки зеленеет рощица из свежей весенне-чистой зелени.

- Приходите послезавтра в шесть! - сказала Галька. - Сколько вам хека?

- Третий раз уже говорю: два килограмма! - почти кричал покупатель.

- Ладно, пошли! - миролюбиво всех сгреб Витька Шиманов.

Надька сразу закурила и с вызовом, на "вы", обратилась к Бояршинову:

- Женя, а почему вы спросили именно жеваную рыбу? Уж лучше было спросить про красную рыбу! Получился бы абсурдный юмор, но не унижающий!

Женя вдруг протянул ей три рубля:

- Это тебе! На развитие юмора.

Надька сделала вид, что хочет потушить сигарету об эту зеленую купюру, Женя отдернул руку с трешкой. Он, впрочем, и не рассчитывал, что Надька возьмет деньги.

- Мне хочется кинуть в тебя целой скамейкой, - Женя махнул рукой на скамейку, мимо которой они прошли. - Ты что думаешь: если надела брюки и взяла в рот эту соску (он кивнул на сигарету), то все?! Можешь всех судить?!

Надька только улыбнулась, и Лидия заметила, что видит ее то в зеленом окружении, то в желтом, словно пустыня наступала время от времени за ее спиной...

Витька Шиманов думал: сколько в Надьке такта! Не превратила в ссору этот опасный спор. Дело не в том, что Бояршинов подавляет собеседников, а в том, что он хочет подавлять. И не им его переделать!

3

На проводах Вадика Лидия читала собственную поэму "Рыцарь веселого образа". Голос ее был полон лицейско-дружественных интонаций.

- Зае..ли совсем своими стихами, - пьяно комментировал дядя Вадика.-Давайте лучше выпьем за корочки - шоферские - Вадика! Шофер в армии - это король! Калыму некуда будет складывать - я тебе обещаю...

Вадику вдруг стало очень хорошо. Искосившись, он наблюдал быстрые и растерянно-прозрачные движения Лидии. Поэма его растрогала, он толкнул в бок Гальку, та - Аллу Рибарбар. Толчок привел Аллу в действие, и она быстро и чинно предложила тост за родителей.

Дядя Вадика начал было свой универсальный афоризм: "Зае..ли со своими родителями...", но его никто не слушал.

Лидия подняла свой бокал:

- За любовь Вадика и Галины!

Дядя Вадика очень обрадовался: "зае...ли совсем со своей любовью", и с торжеством обвел всех красными глазами.

Лидия резко выбрасывала вперед бокал, так что всем было страшновато за хрусталь, но она же все-таки была одаренная и в движениях - всегда тормозила, когда нужно. Так что слышался только тихий стеклянный щелчок. "Значит, это не настоящий хрусталь, а чешский", - думала Галька про бокалы. А вот Лидия такая настоящая, даже жутко. Этим и всех парней отпугивает.

- Ты печалишься? - спросила Лидия.

- С чего? В армии все вырастают, - в голосе Гальки сквозила святая убежденность, что ее Вадик подрастет и через три года приедет уже готовым мужем.

- А как тебе Женя Бояршинов? - спросила Лидия.

- Кислогубый он какой-то у тебя, - с простого народного сердца ответила Галька.

- Люди творческие - они вообще странные, - с облегчением сказала Лидия, потому что Галька сказала не самое худшее, что от нее ожидалось.

Между тем Егор крепко ударил по выпивке. Он уплыл сначала куда-то к мужской части компании, потерявшись среди винегрета и дымных волокон. А потом подсел к Лидии и гаркнул ей в ухо:

- Из этого можно - нет извлечь каплю истины?.. Ты сочинила поэму, а они... - он в указательном жесте сбил со стола стакан с морсом. - Я разочаро-о-ван в русском народе!

Тут самогон дошел до его голосовых связок и отключил их. Егор замолк, выразительно глядя на всех.

- Это загадочная русская душа смотрит из него, - сказала вдруг Фая Фуфаева.

Алла подержала Егора за запястье, никакого пульса не нащупала, но все же всем своим видом показала, что опасности для существования нет. Ровным голосом она произнесла диагноз:

- Он успевает создать максимум проблем вокруг собственной особы на минимальном отрезке времени.

- Я увезу его на тачке, - надежно завершила ситуацию Фая. - Он буквально за меня написал вступительное сочинение, а я что - брошу его, что ли...

Егор охотно подчинялся приказам Фаи: поднялся, просунул руки в рукава пальто, бормоча: "Какая женщина...о-пер-деленно - одна на полконтинента". Уже нельзя было понять: юмор у него такой с "о-пер-деленно", или от выпитого подводит артикуляция...

Фая с Егором ушли, и в наступившей на какое-то время тишине все услышали благозвучный храп. Дядя Вадика лежал, хорошо утвердившись на хозяйской кровати, и на лице его как бы глубоким резцом было высечено: "Зае..ли вы меня со всем вашим миром!"

На следующий день Лидия проснулась, когда из репродуктора со слабоумным оптимизмом неслось: "Руки за голову, ноги на ширине плеч...". Лидия лежала в постели и хотела заплакать: никогда не будет по радио такой трансляции, нет таких движений, чтоб она, Лидия, стала заметной для Жени Бояршинова. Не будет и не может быть. Репродуктор заголосил: "Переходим к водным процедурам". Сколько раз говорила брату Аркаше: не включай рано репродуктор или выключай хотя бы, когда уйдешь в школу. Он учится с утра, а Лидия - во вторую смену. Она встала и выключила радио. Наступившая тишина походила на удар об стенку. Лидия с шумом обрушилась в ванну, зашептав: "У Гальки Вадик, у Егора - Фая, за Надькой бродит Шиманов". Включенная вода подстраховывала ее от всякого подслушивания: "Только мы с Аллой, как два саксаула... или аксакала...".

Вчера Женя сказал с огромной искренностью: "Того, кто меня ругал, для меня больше не существует". Как это бывает: никто не понял, все стали резки с ним. А ведь он хотел... хотел сказать... что внутри-то он гораздо лучше, у него только... выражения хромают. Надо с ним еще плотнее общаться, обхватнее. Хотелось отношений тесных, плечом к плечу.

Лидия закончила мыть голову и протянула, как сеть, волосы поверх грудей: так красиво, а куда все это, кому? Одиночество настолько изглодало Лидию изнутри, что она все бы отдала, чтоб стать как все. В юности ведь мечешься между двумя ужасными мыслями: "А вдруг я - не как все?" и "А вдруг я - как все?"

Лидия смотрела на свое отражение в зеркале ванной и с горечью думала: вот-вот старость наступит, а ничего не меняется, никто меня не полюбит, не поцелует! Никогда! Морщины уже скоро появятся вот в этом месте. Тут она со страхом отошла от зеркала, чтобы не указать случайно, конкретно, где этим морщинам появиться. Какие глупые эти...мужской пол! Почему Женя не ходит в библиотеку, где мог бы со мной увидеться! Но сегодня мы все будем на творческом кружке! А скоро у Аллы день рождения, там можно познакомиться с медиком и даже выйти за него замуж, за постылого. Лидия сушила волосы полотенцем и жалела себя. Потом она вспомнила, что еще никакого медика и в округе нет, можно идти на кухню и спокойно завтракать. Родители уже заканчивали пить чай. Заметив красные глаза дочери, Анна Лукьяновна сразу начала:

- И у Аллы никого нет! А у Аллы есть кто-нибудь? Видишь, и у Аллы нет пары. Первый же курс только...

- Зато у Гальки и Вадика что-то невозможное, сказочное, - жуя, бормотала Лидия.

- А сказки нужны, чтоб люди не пали духом, - заметил Лев Ароныч.

4

"Дорогая Юля, сейчас два часа ночи - только что меня проводил Женя Бояршинов. У меня к нему такое чувство, только не смейся, словно мы уже двадцать лет женаты, и у нас восемь детей! Правда, Галька сказала, что Женя - "кислогубый"! А он как раз болеет за народ, но я все по порядку начну. Да, Юля, я надеюсь, что ты тоже испытываешь такие полновесные переживания (знаю из письма) и поймешь! Может, тебе покажется смешно на твой столичный пошиб, но у нас есть творческий кружок "Струны" - туда все ходят избавиться от своих творческих напряжений. Его ведет Солодкевич. Леонид Григорьевич. Он такую привычку имеет - плавно дирижировать руками. Впрочем, у него тик. И он так - дирижируя - рваные движения превращает в плавные. Солодкевич на себе тянет весь юмор университета, а иногда кажется, что и весь город спасается его умным весельем, Есть еще такой театр студенческих миниатюр, им тоже Солодкевич руководит. "Шип". "Што изволите показать" - так Леонид Григорьевич расшифровывает "ШИП". Мы сейчас переделываем для студенческой самодеятельности пьесу Горького "На дне". В разоблачительном духе. Еще "Мертвые души".