Родина, вертолёт и ржавая скамейка - Игорь Озеров Страница 9

— Видно сильно тебе здесь голову повредили. Раньше ты такие глупости не говорил, — он вытер платком глаза и двинулся дальше. — Правила устанавливают одни люди, а выполняют другие. В этом весь смысл всяких правил.

Роман опять остановился и взял меня за локоть. Похоже, ему очень хотелось, чтобы я максимально серьёзно отнесся к его словам.

— Вот ты, к примеру, сам можешь понять, что такое хорошо и что такое плохо. А большинству это непонятно. Маяковский для них поэму написал. А Иисус — Нагорную проповедь. Не помогло. Поэтому нужны не проповеди, а страх. Иначе из-за своей собственной глупости и зависти они сначала уничтожат свой мир, а потом и до твоего доберутся.

Роман так эмоционально мне это рассказывал, будто от того, пойму ли я это или нет, что-то зависело в его жизни.

— Девяносто девять процентов населения ни к чему не способны. Их задача — подай вон то, принеси это, довези вон туда. И всё. Уже сейчас всё это могут делать машины и искусственный интеллект. И делать это лучше. Люди не нужны. Не нужны! — выкрикнул он и схватил меня за руку. — Ты в своей деревне даже не понимаешь, что сейчас происходит.

— Объяснишь?

— Идёт борьба за билет на последний трамвай в новый мир. Это сейчас самое важное.

Ромка любил убеждать людей. Ему всегда хотелось, чтобы итогом любого разговора была полная капитуляция оппонента. Я с ним не спорил. Поэтому он наклонился ко мне и, продолжая держать мою руку, пристально смотрел в глаза, пытаясь понять, о чём я думаю.

— Кто сейчас не успеет, тот и всё его потомство навсегда… понимаешь, навсегда, — он кричал, заглушая шум двигателя вертолета, — останется человеком-дельтой, человеком, место которого в социальной иерархии между мусорным ведром и пылесосом. И он даже осознавать этого не будет. Потому что зомби… Без возможности подняться хотя бы на одну ступеньку.

Он отступил назад. Я знал, что моё молчание его раздражает. Ромка нервничал, когда не слышал аплодисментов и не видел восхищения слушателей.

— Пойдем внутрь, — предложил он и стукнул ногой по пустой пивной банке, валявшейся на траве. — Выпьем за встречу. Шумно здесь.

— Это и есть твой трамвай в светлый мир?

— Ну, в каком-то смысле да.

Внутри салона было действительно тише. Звук утопал в мягких диванах и креслах из светлой кожи. Зеркала в золотых рамах зрительно увеличивали размер помещения. Обстановка напоминала каюту дорогой яхты, которые я видел в голливудских фильмах.

— Пока на земле стоим, не так болтает. В воздухе меня укачивает. Так что давай по соточке. Ты водку?

— Не откажусь, — кивнул я, осторожно потрогал пальцами разбитую нижнюю губу и посмотрел в иллюминатор на деревню. — А не жалко всё бросать? Ты ведь здесь родился, жизнь прожил. Здесь твоя Родина.

— Абсолютно не жалко. Понимаешь, дорогой мой, Родина давно уже не мать, как нам когда-то пытались внушить, Родина — жена. А у жены какие задачи? Утром минет, днем еда вкусная, ночью секс. А если у неё всегда болит голова и при этом ей постоянно хочется с тебя денег урвать, то зачем она тебе? Баб вокруг много. Выбирай сам. Баба — это сиськи большие, ноги длинные и попа упругая… А если ты из неё делаешь богиню, то она из тебя сделает куколда-подкоблучника. Агрессивного и тупого.

Роман ходил из угла в угол и доставал из шкафчиков какую-то еду, тарелки, рюмки, бутылки. Все это он раскладывал на маленьком столике. Всё это было лишним — раньше мы могли обходиться даже без стакана, тем более, если на закуску был хотя бы плавленый сырок. Наверное, сейчас Роман пытался компенсировать ту нашу аскетическую нищету. Закончив сервировку, он сел в кресло, быстро разлил и продолжил:

— У человека жена через день дома не ночует, постоянно с мужиками трётся, но если ты ему намекнешь на рога — так сразу станешь злейшим врагом. Будет брызгать слюной и визжать, что она у него не такая. Она больную подругу навещает… Этим насекомым правда не нужна. Они её как огня боятся. Им нужны сказки. Супруга это понимает, и поэтому рассказывает ему сладкие сказки перед сном. Как Шахерезада. Про взаимную любовь. Про патриотизм…

Роман размахивал вилкой, на которую уже насадил несколько кусочков рыбы.

— Патриотизм выгоден власти и приятен народу. Кто же не любит комплименты?.. Большинству в своей личной жизни гордиться нечем, вот власть этим пользуется. «Гордись Родиной, будь патриотом. Ты и твой народ велик и могуч, а вокруг мерзкие враги, которые завидуют и заняты только тем, что мешают тебе быть счастливым».

Рома замолчал, поднял рюмку и, кивнув мне, будто давая разрешение, выпил, высоко закинув голову.

— Разве это не так? — спросил я. — Про врагов? Сам же говоришь: или охотник, или добыча. Поэтому не лучше ли жить со своей стаей?

— Моя стая на границы государств внимания не обращает. У нас границы определяются количеством денег на счету. Красные флажки и загоны — это для добычи, — Роман тыкал вилкой то в одну, то в другую тарелку, быстро, почти не разжёвывая, поглощая закуски, будто не ел несколько дней. — Кесарю — кесарево, слесарю — слесарево. Бог даёт деньги достойным.

Как следует закусив, он опять наполнил рюмки и откинулся в кресле.

— Русский народ вообще не способен к государственному строительству. Не было у него такого опыта. Как призвали варягов, так и понеслось. То татары, то немцы с англичанами, то евреи с грузинами. Давно пора просто признать, что Россия всегда была колонией. Иногда обычной — с крепостными рабами и поркой за конюшней по пятницам, иногда — с фиговым листочком в виде сказки про равноправие и светлое будущее.

Он наклонился и протянул рюмку, чтобы чокнуться.

— Только не нужна никому эта правда… Да и поздно. Для России уже подготовлен окончательный расчёт. Проект решено закрыть.

— Почему же ты до сих пор здесь? И за мной зачем приехал?

— Неужели неясно? — Роман встал, не выпуская уже пустую рюмку, и я понял, что вся его речь была именно ради этого момента. — Хочу завершить наш спор.

— Какой? Ты о чём?

— Тогда, двадцать лет назад, ты всё так легко и без сомнений бросил, что я подумал, может, ты действительно знаешь то, чего не знаю я. Всё это время я думал: может прав на самом деле ты? Может, ты действительно выбрал свободу, а я кабалу?

Он подошёл к моему креслу и встал напротив.

— Ну, а сегодня вопрос закрыт. Баба твоя тебя бросила, как только деньги закончились. Что у тебя осталось? Свобода? В чём заключается твоя свобода, если