Ефим Гальперин - Аномалия. «Шполер Зейде»

Ефим Гальперин

Аномалия. «Шполер Зейде»

Anomaly («Shpoler Zeide»)

by Yefim Galperin

Mistery

Artist – Ilya Shenker

Design and Computer imposition – Aleksander Minz

All rights reserved by U.S. Copyright Office.

US PA 1-777-047

Художник – Илья Шенкер

Дизайн и компьютерная вёрстка – Александр Минц

Предисловие

«…Немедленно вылетаю! Но тебе, «шмок» и «шлымазл», я советую покончить с собой до моего приезда! Чтобы к множеству моих грехов не добавлять отрывание уже давно бесполезных частей твоего организма!».

Эти пять минут телефонного разговора между Парижем и украинской деревушкой, аккуратно записанного Службой Безопасности Украины и украинской мафией, изобиловали таким количеством специфических выражений на языке идиш, что для перевода пришлось искать в Киеве старых интеллигентных евреев. Про что это я, господа?

Да! Про любовь!

Обычно когда пользуются термином «Любовь», то подразумевают отношения двух людей. Противоположных полов. И не противоположных. Молодых и не очень. Юных и стариков.

Нет, конечно, в этой книге про это тоже есть. Но главное в ней – Вселенская любовь. Любовь как Благодать. Ко всему, что материалисты называют окружающим нас миром, а верующие Всевышним. В том числе и любовь родителей к детям, а детей к родителям. Сильных к слабым, добрых к одиноким. И вообще, ошибся Достоевский, переводя с Божественного! Не «красота спасёт мир», а Любовь!

– Ну, ладно! – скажет читатель, – Много вы видели этой любви в окружающем нас жестком мире.

Так ведь никто и не утверждает, что Любовь наблюдается повсеместно и ежечасно. Пока.

Но изредка… В определённые моменты и в отдельных местах…

И, конечно, как может называться в этом жутко прагматичном мире то пространство, в котором разлита Любовь?! Правильно!

«Аномалия» (и ещё, если кому-то это что-то говорит – «Шполер Зейде»).

Ориентируясь на клиповость мышления сегодняшнего читателя и восприятие им действительности в медийной форме, то есть как бы в виде телесериалов, стиль повествования выбран тоже киношный.

Будем надеяться, что читателю хватит фантазии представить всю эту «картину маслом» без принятых в традиционной литературе многословных описаний природы и нервических движений бровей героев.

Жанр выбран популярный вот уже добрых две тысячи лет – Мистерия.

Чтобы не нагружать читателя поиском в Википедии, – прямо оттуда:

«Мисте́рия (от греческого mysterion – таинство, тайна) – один из жанров европейского средневекового театра.

Сюжет мистерии – всегда про Чудо! – обычно разворачивается в виде увлекательной весёлой истории из современной реальной жизни, но с обязательными ссылками на религиозные источники».

Итак, Мистерия. С двумя хоралами, видениями и свадьбой.

Место действия – Франция, США, Африка. И самое главное – Украина!

Пролог

Тропический ливень. Дворец президента оцеплен местной службой безопасности. Бьют барабаны. Гортанные команды. Белый лимузин и эскорт мотоциклистов в ожидании выхода важного гостя. В наушниках сотрудников службы безопасности на разных языках – английском, африкаанс, зулу и т. д.:

– Всем! Всем! Встреча президента с высоким гостем завершена. Готовность «Би»!

Открываются ворота. На всём пути следования эскорта перекрываются перекрёстки.

Ливень. Сквозь сетку дождя: белый лимузин движется прямо к трапу самолёта. Справа и слева с оружием наперевес бегут чёрные полицейские в белых гетрах. Телохранитель держит зонтик над открывающейся дверцей. Почётный караул двухметровых гвардейцев исполняет команду «Смирно!»

Из машины появляется человек. Рост ниже среднего. Чёрная шляпа, лапсердак, борода. Хасид.[1] Реб Борух Финкельштейн – бриллиантовый магнат, миллиардер. Рядом с ним возникает большой чёрный президент страны. Хасид в сопровождении президента проходит вдоль строя почётного караула, который под проливным дождём совершает положенные по протоколу телодвижения. Рядом с почётным гостем его секретарь и переводчик Саймон Стерн.

Возле самолёта суетятся местные техники. У трапа под большим зонтом наблюдает за церемонией ирландец Мак О'Кинли. Одет с иголочки. Белый человек.

В двери самолёта возникает ещё одна фигура хасида. Как положено – шляпа, лапсердак, борода. И безапелляционность. Это реб Гороховский.

– Этот дождь когда-нибудь у вас кончается? В прошлый раз, помню, тоже лило как из ведра.

Мак О'Кинли смотрит на Гороховского. Тот – на Мака О'Кинли. Оценивают друг друга.

Опускается аппарель, и лимузин магната въезжает в самолёт.

Торжественная часть заканчивается. Почётный гость взбегает по трапу. Саймон Стерн радостно обнимает Мака О'Кинли. Проходят внутрь самолёта. Заводятся моторы.

Мак О'Кинли и Саймон Стерн идут между рядами. Расталкивая их, пробегает Гороховский. За ним торопливо, поглядывая на часы, проходит группа хасидов.

Шляпа, лапсердак, борода…

– Молодые люди, так можно не успеть к «Маариву»! – командует на языке идиш Гороховский.

Мак О'Кинли и Саймон Стерн идут между рядами. Расталкивая их, пробегает Гороховский. За ним торопливо, поглядывая на часы, проходит группа хасидов. Шляпа, лапсердак, борода…

– Молодые люди, так можно не успеть к «Маариву»! – командует на языке идиш Гороховский.

Ирландец вопросительно смотрит на друга.

– Извини, Мак, время вечерней молитвы, – объясняет другу Саймон и, поправляя на голове кипу (головной убор у евреев и кардиналов-католиков), уходит вслед за группой хасидов в салон.

Сквозь щель в портьерах Мак О'Кинли видит, как все почтительно располагаются вокруг босса – реб Боруха.

Магнат смотрит на часы и кивает головой кантору[2]. Тот прокашливается и начинает. Звучит вступление к вечерней молитве – «Кадиш»[3]: «Да возвысится и освятится Имя Его! Амен!» Сначала соло, потом голосов становится больше. И вот уже звучит мощный хорал: «В мире, сотворенном по воле Его…»

Ливень. Самолёт разгоняется. Ревут моторы. Тумблеры, рычажки – пилоты за работой.

Молятся, покачиваясь, хасиды. Бежит под крылом самолёта взлетная полоса.

Дождь. Мрак. Молитва. Самолёт пронизывает кромку тяжёлых облаков. И вырывается к солнцу.

Саймон после молитвы возвращается к Маку О'Кинли:

– Через пять минут, Мак, я представлю тебя боссу. И ты ему анализ рынка. Никаких предположений! Только факты. От выражения «мне кажется» он звереет.

– А эти шумные ребята, – Мак провожает взглядом хасидов, выходящих из салона, – тоже в бизнесе?

– Эти ребята в комплекте.

– Не понял…

– Дело в том, что мистер Финкельштейн всё время в пути, – поясняет Саймон. – А для молитвы должен быть всегда «миньян».[4] Комплект. Десять евреев. У нас в штабе их шесть. Остальные… Не евреи. И чтобы не утруждать себя каждый раз поиском на месте, боссу легче возить с собой всегда пяток лишних. Зато все как на подбор. Знатоки «Мишны и Гемары».[5]

– Понятно. Это такая слабость мистера Финкельштейна.

– Это не слабость, Мак. Это сила!

– Не помню, чтобы в Гарварде ты, Саймон, отличался такой правоверностью.

– С годами, Мак, человек становится мудрее.

Мак О'Кинли и Саймон проходят в салон. А там как раз мистер Финкельштейн заканчивает разговор с Гороховским.

Говорят они, конечно, на языке идиш:

– «Угерет»[6], реб Гороховский. Вы берёте с собой в помощь этого своего приятеля. И если всё случается, как вы говорите… Миллион.

– А приятелю?! Реб Гутману?

– Хорошо. И ему двести тысяч.

– На немецком языке говорят? – шёпотом спрашивает Мак у Саймона на английском языке.

– На идиш.

– Да-а?! На этом языке ещё разговаривают?

– Почему не больше? – торгуется Гороховский.

– Если бы я платил по принципу «почему не больше», я бы не был Финкельштейном, а был бы Гороховским, – магнат даёт распоряжение Саймону. – Оформите командировку. Назовём так… «Этнографическая экспедиция», – опять поворачивается к Гороховскому. Смотрит на него. – Да-а-а. Сам себе удивляюсь! Поддаться на ваши «майсы»…[7]

Гороховский воздевает руки, собираясь начать очередную историю.

Финкельштейн машет рукой:

– Хватит! «Зайт гизунт»![8] – и отворачивается к Маку и Саймону.

Гороховский с важным видом покидает салон.

– Разрешите представить вам. Мистер Мак О'Кинли, – торжественно произносит Саймон (понятно, что уже на английском языке). – Тот самый. Да! Я выдернул его из Лондона прямо из-под носа у…