Марина Болдова - Курсистки Страница 10

– Ну, и ладно. Займись ею сама.

– Хорошо. После карантина?

– Нет, сегодня же. Я всех троих поселила рядом. Думаешь, зря?

– Ксению – то зачем к ним?

– Пусть учится общаться. И выживать. Сама же сказала, что у нее карьера!

– Да, Агнесса Лазаревна, страшный вы человек! Девочку не жалко?

Агнесса не ответила. «А кто их пожалеет там, куда они вернутся?» – подумала она, убирая фотографии обратно в папки.

Глава 14

Зинаида считала падающие в стакан капли Корвалола и слушала стенания подруги. Досчитав до пятнадцати, он закрыла пузырек, долила воды из графина и подала Валерии.

– Он животное. Нет! Животные своих детенышей не бросают, а этот! – зубы Валерии дробно стучали о край стакана.

– Лера, он правильно все сделал! Ты же видишь, во что Вика превратилась!

– У тебя детей нет! И ты не поймешь! Она маленькая еще, разберется в жизни, просто покуролесит немного. Зачем в колонию – то? Вы со Шляхтиным с ума сошли, точно! И меня не слышите! – Валерия швырнула пустой стакан на пол. Упав на ковровое покрытие, он даже не звякнул.

– Во – первых, это не колония. Там прекрасные условия, питание, лечение. Просто в строгости держат.

– Вот-вот. И в изоляции. Как в тюрьме. Зинуля, ты же знаешь, где это? Ты же ездила, следила за этим! – Валерия со злости не могла даже произнести имя мужа.

– И что?

– Отвези меня туда. Я только увижусь с ней.

– Ни за что.

– Ты мне не подруга!

– Это – как угодно.

Зина и сама уже не знала, чья она подруга. Десять лет назад запуталось все. А, можно даже сказать, что запуталось все еще там, в детстве.

…С Лерой они учились в одном классе и жили в одном подъезде. И еще у них вместе работали родители. Лерин отец Корецкий – в биологической лаборатории с матерью Зины, отец Зины Друккер – в милиции с матерью Леры. Они потом так и переженились. Зине и Лере было по десять лет, когда их отцы вдруг поменялись местами. Лера стала тоже Друккер. Но Корецкий свою фамилию Зинаиде не дал. А через год он умер, подцепивши в Африке вирус. Майор Друккер стал отцом двух семейств.

Лера занималась музыкой и танцами, Зина – борьбой и плаванием. Лера гуляла с мальчиками, Зина, посланная отцом, охраняла ее честь. Лера вышла замуж за Шляхтина, Зина стала кем – то вроде подруги семьи. «Кем – то» – потому, что она любила Шляхтина. И с каждым годом все меньше любила его жену, беспутничавшую практически у нее на глазах. Став сначала личным телохранителем Шляхтина, а потом и начальником всей службы безопасности, она стала и его любовницей. Совесть спала, как, впрочем, и разум. Находясь рядом с любимым начальником вне службы, Зинаида становилась кроткой и нежной перед ним, но страстной и голодной до любовных ласк. Это перевоплощение суровой Зины так увлекало Шляхтина, что он однажды заметил, что пресный секс с купленными девочками ему уже не нужен. Крепкое, тренированное тело Зины заводило его, часто уже уставшего и бессильного, и толкало на поступки, которых он потом, после осмысления, сам же и пугался. Он никогда не покупал столько подарков жене, сколько любовнице. Зина же небрежно смахивала очередной браслетик или колечко в шкатулку. «Глупый ты, Шляхтин! Ну, куда я все это надену! Хотя, пусть лежат, разоришься – будет на что бомж – пакет купить!» – смеялась она.

И кем кому она приходится в этой семье – не разберешь. Одно точно – Вику она любила. И не заметить, что девочка пропадает, не могла…

– Зин, у Шляхтина есть любовница?

– Есть, – не стала врать Зинаида.

– Все равно не скажешь, кто? – все же с надеждой спросила Лера.

– Не скажу, – этот разговор повторялся, по меньшей мере, раз в месяц.

– Ну, и хрен с тобой. Знаешь, Зин! Я думаю, разведись мы со Шляхтиным – ты останешься с ним, а не со мной, – вдруг испытующе посмотрела она на нее.

Зинаида похолодела. Неужели, догадывается?

– Ты о чем?

– Когда-нибудь будет и официальный развод со Шляхтиным. Вика, конечно, останется со мной. А ты как, подруга дома?

Зина облегченно вздохнула.

– А я выйду замуж за Шляхтина, – отшутилась она.

– На кой ты ему, старая, нужна? И я, старая, ему не нужна, а уж ты! Вот увидишь, месяца не пройдет, как он молодуху в дом приведет, – не приняла Лера шутки.

«Может. Он может. Лерка права, какая из меня жена красавцу Шляхтину?» – промелькнула тоскливая мысль, прерванная звонком сотового телефона.

– Да, слушаю. Хорошо, сейчас буду.

– Что, начальство? – усмехнулась Лера.

– Ему в аэропорт пора, я отвезу.

– И как он тебя держит, зная, что мы подруги?

– Потому и держит, – пожала плечами Зина, понимая свой ответ по – своему.

Когда за Зинаидой закрылась дверь, Лера схватила мобильник. Набрав номер телефона мужа и дождавшись ответа, она выдохнула в трубку только одну фразу. То, с какой злостью она произнесла слова проклятья, могло бы напугать любого. Но Шляхтин, пребывавший в хорошем настроении, только усмехнулся.

Глава 15

Она решила играть в старшую, мудрую, великодушную. Так, по крайней мере, можно себя дистанцировать от этих двух малолеток. Так, по крайней мере, можно рассчитывать на поблажки со стороны надзирателей, как она махом окрестила всех, кто будет ее воспитывать. Вспомнив равнодушно поджатые губы тощей тетки в сером костюме, встреченной в коридоре, Соня вздрогнула.

Осмотревшись в комнате, она пришла к выводу, что это одна из уловок – вот такая роскошь. Скорее всего, показуха для родителей. Чтобы не так уж волновались за своих деток. Мол, живут в шикарных спальнях, едят на серебре и ни в чем отказа не имеют. А что на самом деле?

…Первым ей рассказала об этом заведении Каша. Пуганул как – то, когда она уж очень зарвалась. Сказал прямо, что до папочки информацию донесет и о ней, дочке любимой, и о путях наставления ее на путь истинный. Глянула она тогда в кашинские глаза и поняла – сдаст. Любил ее Каша, она чувствовала. Но не трогал никогда. Однажды сама попыталась, будучи в легком подпитии, на коленки к нему приземлиться, так он мягко так, нежно ссадил рядом на кровать. Обозлилась она страшно, дверью хлобыстнула со всей силой. Напилась в этот день вдрызг, а отлеживаться все равно к нему приползла. В девять вечера растолкал он ее, сонную и похмельную, напоил какой – то дрянью горькой, после которой в голове прояснилось, и домой отвел. Чмокнул около лифта в щеку, жалостливо посмотрел и легонько втолкнул в кабинку. Выла она потом у себя в комнате страшно, в полный голос, пугая старую няньку. Любовь свою первую оплакивала, Кашу в бреду даже по имени называла – Максимом. Кляла его и клялась в верности. Грозила и молила. Хорошо, что он не слышал. И хорошо, что отца дома не было.

Истерика эта словно отрезала ее от детства. Утром, трезво глянув на себя в зеркало и мысленно поставив рядом с собой Кашу, усмехнулась. Не пара он ей. Не принц. Неумытая, растрепанная, она была хороша. А Каша… Пегие волосы, размытые черты лица, тонкие, словно нитка, губы. И выпирающий уже в его годы пивной животик. Урод, одним словом.

Тогда и решила, что замуж выйдет только, если муж будет ей красотой не уступать. И жить будет красиво, роскошно. И люди будут вокруг сытые, богатые и красивые. И начнет она строить эту красоту уже завтра. Нет, зачем откладывать, уже сегодня…

А сейчас нужно хорошо подумать. Для начала она постарается забыть тот день. Таньку Косову со своими анекдотами, выпитую на перемене бутылку пива, выкуренную в туалете сигарету, злость на училкину дочку Аньку, драку, наручники, ухмыляющиеся рожи ментов. И камеру с длинной лавкой, и сквозь прутья – жадно пялящегося на нее дежурного сержанта.

А наутро – непохожего на себя в гневе отца. И убедить себя, что она в этом элитном концлагере оказалась ни за что. Не совершила она ничего такого, за что ее – и за забор.

Неужели все же, Каша отцу про эту школу рассказал? Где они могли пересечься, ее отец, председатель суда и Кашин Максим Леонидович, сутенер и мелкий торгаш? Полное имя Каши она узнала случайно, паспорт валялся на комоде в его хате, она и полюбопытствовала. И удивилась – Каша женат! И ребенок имеется, девочка пяти лет. Вопрос она задала, но, потому, как почернело враз лицо Каши, поняла – не та тема. Ладно, не очень-то и нужно. По большому фигу ей его жена и дочь. А теперь и он!

Немного повалявшись на широкой для одного человека кровати, Соня решила, что пора уже идти на контакт с соседками. Хотя, эта, строящая из себя стерву, Вика, кажется ушла. А Ксюшка без надобности носа из своей комнаты не покажет. Сколько же ей лет, что родители посчитали ее уже прочно испорченной?

Соня подошла к зеркалу, достала из косметички губную помаду и пару раз мазнула по губам. Взбила двумя руками примятые слегка волосы, одернула топ и вышла в коридор. Дверь в комнату Ксюши была плотно закрыта. Соня постучала.

– Входи, – голос был сонный.

– Заснула? Или плакала? – она с жалостью посмотрела на распухший нос девочки.

– Вика курить ушла, – вместо ответа пролепетала Ксюша, отворачиваясь.