Юлия Лешко - Лица счастья. Имена любви Страница 10

Часто уединялись, убегали в огород Суховых, где была просто сказочная красота! Он находился очень близко к границам базы, на которой служили наши деды. Там сохранились деревья, которые Суховы пожалели вырубать – несколько ив, кусты. Бабушка Тани посадила смородину и крыжовник, и получилось отгороженное от всех остальных участков деревьями и кустарниками пространство. А мы, с нашей фантазией, чувствовали себя отрезанными от всего мира, от всех этих Вовок, Мишек… Но самое красивое, что было у Суховых на огороде, – два бассейна! То есть, конечно, это были не бассейны: просто в сохранившихся от каких-то разрушенных построек фундаментах естественным образом накапливалась вода. И над водой свисали ветви ивы…

Мы «разыгрывались» там так, что забывали про все. Пока до нас дойдут ее или моя бабушка, пока погонят обедать… У нас даже был свой секретный язык. Его придумала Таня: надо просто было добавлять к каждому слогу одну, определенную, согласную букву и ту же гласную, что в слоге. Непонятно? Да нет, очень даже просто! Например: «Юсюляся хосоросошасаяся десевосочкаса». Ага!.. Вот никто и не разбирал эту тарабарщину, а всего-то – «Юля – хорошая девочка».

Однажды мой вечно увлекающийся чем-то папа снял нас на кинокамеру: у него была эта дорогущая по тем временам «игрушка», снимающая на 8-миллиметровую пленку. Звук она не записывала, только изображение. Почему-то мы с Таней категорически не хотели сниматься: отворачивались от оператора, взявшись за руки, уходили в сторону. Глупые маленькие девчонки, разве мы думали, что когда-нибудь этот день, этот сад, это детство станут светлым воспоминанием… Нам было некогда! «Неповторимо» – да мы такого слова не знали!..

«Восьмимиллиметровку» можно посмотреть только на стареньком проекторе. Каким-то чудом он еще вполне дееспособен, и папа переснял всю нашу семейную «хронику» на видеокамеру. Под треск кинопроектора наша далекая жизнь как-то особенно трогательно выглядит: две хорошенькие сердитые девочки важно и надменно покидают беседку, демонстративно отворачиваются от объектива и, наконец, уходят в сад… Папе, видно, тоже надоело нас уговаривать, и больше фильмов, где мы вдвоем с Таней, нет.

Самое любимое приключение детства – пойти с дедом на базу проверять караул.

…Дед отдал армии пятьдесят лет своей жизни и очень этим гордился. Любил сравниться с графом Игнатьевым, написавшим когда-то книгу «Пятьдесят лет в строю»…

Караулы надо было проверять глубоким вечером.

«Не струсишь?» – «Нет!» – «А если волки?» – «Ну и что!» – «А разбойники?» – «Ха-ха-ха!..»

Дед облачался в офицерскую плащ-палатку, я хваталась за его локоть и мы уходили в лес, окружавший наш военный городок с трех сторон. Там, почти сразу, начинался длинный забор, окружавший базу.

Мы шли вдоль забора по протоптанной тропинке, лес шуршал, трещал сучками, и дед обязательно что-то рассказывал. Что-то, хорошо подходящее к кромешной тьме, лесным шорохам и нашей ответственной миссии.

Мой дед тоже был большим артистом! Какие паузы он делал, как играл интонацией, как выделял особые моменты… Иногда, для пущего эффекта, он останавливался и, зорко вглядываясь в тьму, произносил: «Тихо! Что это?» И громче: «Эй! Кто там? Выходи!..» Я тряслась рядом от неизвестности и восторга. Р-раз: дед направил дальнобойный фонарь, вынутый из кармана… «Ничего! Идем дальше…» И будто подвиг совершили!

Обратно идти было куда веселей. Я преодолела большое расстояние, я не струсила, я – молодец! Дед шагает широко, а легонькая я, вцепившаяся в его локоть под плащ-палаткой, едва ли не лечу рядом, подобно вымпелу.

И вот уже видны ярко освещенные окна нашего ДОСа. Вот наш сад, и палисадник, и две беседки, напротив каждого из двух подъездов. Сильно пахнет ночной фиалкой…

Издалека дед начинает свистеть условным свистом: «Фью-фью, фью-фью, фью-фью…» Никогда не умела свистеть!

В ответ из окна раздается отклик – это отзывается мой молодой папа, а может – дядя. Бабушка суеверной не была, а свист был ритуалом… Какое счастье: мы вернулись домой, а там светло, там не спят, ждут нас, смельчаков! Одно из лучших воспоминаний детства: этот дом, эти освещенные окна. Все живы, все молоды, все любят друг друга. Лето, теплая ночь, завтра будет солнечный день…

…Когда бы мы ни приезжали в Красное, мой папа тоже свистел с улицы, а из дома слышался отзыв деда. Свист всегда был молодцеватым, даже когда дед уже передвигался с трудом на своих кривых кавалерийских ногах. Свист ведь не голос, возраста не выдает…

Конечно, все здесь изменилось. Половина сада, посаженного когда-то дедом, ушла под фасад двухэтажного дома, смотрящего в «глаза» нашему старичку.

Давно снесены две беседки, так украшавшие наш двор.

А вот палисадник остался, летом он почти так же хорош, как при жизни моей бабушки: садовые ромашки, ноготки, любимая в нашем дворе маттиола…

И, конечно, не так уж много осталось в этом месте людей, которые помнят меня девочкой.

Тетя Оля, живущая напротив. В молодости она была красивая, как «пани Тереза» из «Кабачка 13 стульев». Дед служил с ее мужем, Романом Антоновичем.

Сын тети Оли Витя тоже помнил меня, у нас с ним небольшая разница в возрасте, лет семь. Но он умер в прошлом декабре. Витя спился, а пить начал по причине… золотых рук. В деревне (наш городок – тоже в своем роде деревня…) принято расплачиваться за любую помощь, за работу бутылкой. А Витя умел делать все – хоть евроремонт «под ключ», хоть трактор починить, хоть DVD-плеер.

Витя был разный: в пьяном виде бывал просто отвратительным. Но никогда не был злобным, подлым, агрессивным. Так, покричать что-нибудь да свалиться спать – вот и весь дебош.

Он умер трезвый, на «объекте» – работал по найму на строительстве коттеджа у одного состоятельного человека. И работал очень хорошо. Просто стало плохо с сердцем. Полежал немного и умер.

Владелец недостроенного коттеджа сделал все, что мог, для семьи. Помог с похоронами, заказал и оплатил памятник. Так Витя обрел заслуженный покой. Конец его жизни оказался таким же достойным, какой могла бы стать вся жизнь, если бы не горькая его привычка.

Когда я узнала о его смерти, то плакала так горько, что сама от себя не ожидала.

Учительница Евгения Федоровна, у которой я даже не много поучилась: по семейным обстоятельствам во втором классе я осталась в Красном на целый сентябрь. Моей маме сделали операцию, и она долго лежала в больнице. Потом папа приехал за мной. Я успела немножко выучить белорусский язык и песню «То березка, то рябина, куст ракиты над рекой…»

Вот и все, кто остались.

Лучшая подруга детства Танечка Конькова тоже умерла.

…Но я еще при жизни поблагодарила ее за то, что она родила и вырастила мне подружку! Вот такой необыкновенный подарок судьбы, светлый привет от нашего общего детства: ее дочь Наташа теперь живет в Красном, в соседнем от нас подъезде, и мой сын старше ее Федьки всего лишь на год…

Мальчишки дружат.

Снова доносится клич со двора:«В прятки!» Любимая детства игра.Прежних считалочек рифмы манят,Надо бежать!.. Да зовут не меня.

… Жаль! Я хорошие знаю места!Бегаю быстро, считаю до ста…Двор или землю вокруг обойдешь —Спряталось детство. Ищи – не найдешь…

Лучшая подруга

У меня не так уж много близких подруг: чтобы их пересчитать, хватит пальцев на одной руке. Раньше их было немного больше, но время, по разным причинам, скорректировало и без того недлинный список. Не хочу эпитетов: ни жестокое, ни быстротечное, просто – время. Как его ни обзывай, оно бесстрастно и беспристрастно. Течет само по себе, а уж наша забота – успевать за ним или от него отставать. Или – совсем исчезать.

С тех пор, как в ходу мобильники, нет особой нужды в телефонных книжках: карта памяти сама сохраняет номера абонентов. А в эпоху стационарных аппаратов связи и телефонных будок на улицах городов мне всегда было очень грустно заново переписывать телефоны из записных книжек, которые заканчивались. Кто-то из знакомых переходил в новые блокноты, кто-то – нет. Но несколько женских имен (…не всегда фамилий, фамилии-то как раз менялись, кое у кого и не по разу!) повторялись и повторялись на разделенных по алфавиту страницах – Марина, Светлана, Лариса, Алена, Татьяна…

Несмотря на свою коммуникабельную профессию и обилие знакомств, я много лет стараюсь оставаться в едином дружеском кругу. И, конечно, у меня есть лучшая подруга.

Мы дружим с ней с детского сада. В яслях дети не дружат, просто играют в одном месте, а вот в младшей детсадовской группе все уже точно знали: Юля и Марина – подружки. Смешные, непохожие: круглолицая, невысокая, крепенькая, с задорными ямочками на румяных щечках Маринка и худенькая, длинненькая, с печальным личиком я. Может, из-за непохожести мы и подружились: мне очень нравилась полненькая «булочка» Маринка, а ей всегда хотелось хоть чуть-чуть подрасти. Ну вот, так и тянулись друг за другом.