Анатолий Тосс - Магнолия. 12 дней Страница 11

Но я был отчасти нагл, отчасти – наивен и беззаветно верил в себя. Верил, что конкурировать надо только с самим собой, что все достойное само пробьет дорогу, по той единственной причине, что оно достойно. А значит, просто надо стараться создавать хороший продукт. В моем случае, хорошие тексты. К чему я и стремился, и стремлюсь по сей день. Такой вот идеалистический подход, который, как показала жизнь, полностью себя оправдывает.

Вахтерша за столиком у входа меня приблизительно знала, только кивнула, пропуская. Я поднялся на второй этаж, там в широкий коридор выходило множество дверей, на одной из них висела табличка «Зеленый портфель». Именно туда мне и полагалось.

Дело в том, что на повести, даже на полноценные рассказы я тогда не замахивался. Крупная форма требует усидчивости и терпения – ни того, ни другого у меня не наблюдалось. Усидчивости хватало лишь на пятнадцать дней студенческой сессии два раза в год, да еще иногда на несколько часов у пишущей машинки, чтобы двумя пальцами натюкать небольшой рассказик. Тогда такие рассказики назывались «юмористическими», в «Юности» их печатали на самой последней странице, в разделе «Зеленый портфель».

Каждый из рассказиков я относил в десяток различных редакций, специализирующихся именно на подобных, в одну-две странички, текстах, и кое-где их брали на рассмотрение. Не все, не везде, не всегда, но все же брали и даже иногда печатали.

Вот и теперь я толкнул массивную, богато обитую черным кожзаменителем дверь.

За столом сидел совсем не старый (опять же, по писательским меркам) седеющий человек с веселыми голубыми глазами и играл в шахматы. Сам с собой играл. Я знал его, это был редактор «Зеленого портфеля» Сергей Славин, который вообще-то был драматургом, известным, почти культовым, но по совместительству отсиживался здесь, в «Юности», ради небольшой, но стабильно капающей зарплаты. Отсиживался и играл в шахматы.

Он раздосадованно взглянул на меня, очевидно, ему не хотелось отрываться от разбираемой партии, но все же пришлось. Как полагается, встал из-за заваленного бумагами стола, протянул руку.

– Вот, – сказал, – никак не могу задачку решить. Мат в четыре хода. Поможешь?

Конечно, я был польщен тем, что он так запросто, на равных обращается ко мне. При этом не обольщался, имя мое он вряд ли помнил, хотя тот факт, что он меня вообще узнал, уже обнадеживал.

Минут двадцать мы просидели над задачей, потом все же раскололи ее. Настроение у редактора сразу заметно улучшилось, он потянулся, заломив руки, и хрустнул пальцами, всеми одновременно.

– Ну, что принес? Наверняка шедевр? Давай, доставай, показывай.

Я вынул три сложенных вчетверо листка. Славин заглянул в каждый из них, заметил удовлетворенно:

– Немного, это уже хорошо. Ты, я смотрю, прогрессируешь, с каждым разом все короче и короче. Знаешь, что Чехов про краткость говорил? – поднял он на меня смеющиеся глаза.

– Знаю-знаю, – заверил я.

– Ты не против, если я вслух почитаю?

– Конечно, – кивнул я. Все недлинное Славин всегда читал вслух. А длинное не читал вообще. Ни вслух, ни про себя.

– Отказ, – начал было редактор и тут же оторвался от листка. – Это название? – Я кивнул. – Неудачное, негативное. Впрочем, ладно.

Не то чтобы Сеня был рассеянным, скорее он был увлекающимся[4]. Поэтому когда он сел в полупустой автобус на конечной остановке и открыл книгу, реальность сразу приняла расплывчатые очертания. Впрочем, ненадолго. Вскоре жизнь снова надвинулась на него в виде обширных форм незнакомой тетки с явно натренированной грудью. Под сочувственные вздохи окружающих тетка вспомнила всю свою одинокую жизнь, и, перемежая исторические даты с народным фольклором, подвела черту:

– Слышь, парень, давай, уступи мне свое место.

Переживая промашку, Сеня встал, забился в самый конец автобуса и с облегчением выскочил на ближайшей остановке.

Впрочем, в жизни все сбалансировано. На работе Сеня тут же попал в дружескую, даже праздничную и оттого непривычную обстановку. Только к середине дня за обедом в соседней столовой Виктор Иванович раскрыл Сене и без того большие глаза.

Виктор Иванович отличался двумя качествами – он приносил на работу большие, с полбатона, бутерброды и был хорошим парнем.

– Завтра вводят новое штатное расписание, – взволнованно проговорил он.

– Ну? – многозначительно поинтересовался Сеня.

– Видишь ли, Семен, – на работе Сеню уважительно называли Семеном, – шеф сказал, что тебя руководителем группы назначат.

От неожиданности Сеня чуть не подавился радостью. Так как идей у Сени было больше, чем времени на их реализацию, группа ему бы не помешала.

– Отлично, Витя, – протрубил он. – Теперь развернемся.

– Видишь ли, Семен, я с тобой как раз на эту тему поговорить хотел, – потупился Виктор Иванович.

Сеня выжидательно вытянул ноги.

– Ты же знаешь, Семен, жена у меня. Двое детей, ты их видел, да и лет мне уже. А должность, как у тебя, да и зарплата, сам знаешь. Неудобно уже на такой зарплате. Короче, жена сказала, что, если меня сегодня не повысят, бутерброды больше делать не будет. Да и много чего другого делать не будет. А группу бы дали, это и должность, и тридцатка дополнительная в месяц. Ты молодой, Семен, способный, да и холостой к тому же, у тебя вся жизнь впереди. А у меня жена и двое детей. – Виктор Иванович безнадежно махнул рукой и наконец с трудом выдавил из себя: – Уступи мне свое место, Семен, а?

Сеня уже понял, что не устоит, но все же попытался:

– А как же работа, Вить? Столько планов…

– Двое детей, Сень, да и жена. – повторил Виктор Иванович уже предчувствуя, но еще не веря в удачу.

Сеня обреченно махнул рукой.

«Да ладно, Бог с ним, наука не терпит суеты», – успокаивал он себя, вращая диск телефона.

Вечером он заехал к Лехе, как всегда, не с пустыми руками. Сбросив пиджак, а с ним и напряжение дня, Сеня обрел то редкое состояние, когда стрессы выходят наружу, а освободившееся пространство заполняет свежий вечерний воздух из открытой настежь балконной двери. Воспоминания сменяли действительность, в свою очередь, уступая место мечтам.

– Слушай, Сень, я тут жениться собрался, – хохотнул Леха, резко повернув незамысловатую беседу в новое русло.

– Да ну! – не поверил Сеня.

– Не, серьезно, старик, ты только не напрягайся, действительно решил.

– И на ком? Кто избранница? – Сеня с неподдельным интересом подался вперед.

– Я тебя предупредил, не напрягайся, – наставительно повторил Леха. – Женюсь на Маринке.

– На какой Маринке?

– Как на какой? На твоей!

Тут Сеня сделал слишком большой глоток крепкой жидкости, что привело к затянувшейся паузе.

– Но она вроде как моя девушка, – промямлил Сеня, когда восстановил сбившееся дыхание. – Да и знаю я ее лучше. Ты же понимаешь, мы с ней знакомы предельно близко.

– Пустое, старик, меня такие мелочи не волнуют. Как там у классика? «О времена, о нравы.» – проявил эрудицию Леха. – Впрочем, исходя из того, что право первородства все же за тобой, готов попросить официально. – Леха наклонился вперед, как Виктор Иванович давеча: – Уступи мне свое место, старик.

– Свято место пусто не бывает, – после паузы, тяжело вздохнув, согласился Сеня и прикрыл балконную дверь.

Домой он вернулся поздно. Как ни удивительно, родители еще не спали. Мама подозрительно избегала его взгляда и даже не отреагировала на разгоряченные алкогольные пары, заполнившие небольшую Сенину комнату.

– Завтра тетя Ляля с мужем приезжают из Киева. Остановятся у нас. Придется тебе, Сенечка, уступить им свое место.

– А я как же? – уже ничему не удивляясь, по инерции спросил Сеня.

– Ничего, на полу поспишь, – развела руками мама.

Ночью Сеню разбудил стук в окно. Спросонья он не удивился, хотя и жил на девятом этаже. Не испугался он и тогда, когда открыл фрамугу и незнакомый, плохо выбритый мужичок в побитом ватнике тяжело ввалился в комнату.

– Слушай, парень, дело есть, – нагловато заявил он.

Сеня машинально потянулся за пиджаком, в котором днем еще позвякивала мелочь.

– Да не, – поморщился незваный гость, – не суетись, я не за тем. Я на твое место пришел. Уступи мне свое место, парень.

– Какое место? – Сеня протер глаза руками.

– Как какое? Здесь, на земле, – пояснил пришелец.

– Вы что, с ума сошли? – вежливо поинтересовался Сеня.

– Да ты не ершись. Видишь ли, я там в очереди стою, – Мужик неопределенно указал пальцем в небо. – В очередь на замену. Тут у вас места освобождаются, а у нас там очередь. Понимаешь? Вот я и подумал, раз ты всем уступаешь, может, и мне уступишь. Может, ты уже созрел, чтоб смениться.

Утром, проснувшись в холодном поту, Сеня никак не мог вспомнить, что же он тогда ответил. Но тот факт, что проснулся именно он, Сеня, его успокоил.

На конечной остановке в полупустой автобус Сеня вошел легким, твердым шагом. На двойном сиденье студент-первокурсник рисовал в тетрадке какие-то формулы и что-то занудно бубнил забившейся к самому окошку сокурснице. Девушка беспомощно озиралась, но деваться ей было некуда и приходилось слушать.