Дмитрий Красавин - Заповедь любви. Васудева кутумбакам Страница 11

– Еще, еще!!! – захлопала в ладоши Настя.

– Да больше вроде нигде не чешется, – сказал я, протягивая ей карамельку, и тут же ойкнул:

– Ой, вру – в затылке зачесалось!

Поскреб затылок и достал вторую карамельку.

– И я так хочу! И я так хочу! – закричала Настя и, с молчаливого маминого согласия, перебралась ко мне на колени. Елизавета Федоровна, воспользовавшись моментом, стала в прихожей разбирать дорожную сумку, оставив нас вдвоем. Я разрешил Настеньке поискать карамельки и в бороде, и на голове. Она ничего не нашла, но осталась довольна тем, какой дядя стал смешной с взлохмаченными во все стороны волосами.

– Мама, мама, а дядя Миша стал одуванчиком! – поспешила она сообщить матери, когда та с грудой картонных коробочек проходила через гостиную в спальную.

Так мы с ней подружились. И уже на правах друга она заявила, что пойдет в город вместе со мной, потому что один я могу заблудиться. Я согласился с условием, что она попросит разрешения у матери.

– Ну, если Михаил Ефимович не возражает, то и я не возражаю, – ответила Елизавета Федоровна. – Только не досаждай Михаилу Ефимовичу глупыми вопросами, а то он рассердится и не будет больше с тобой дружить.

– Не рассердится, он добрый, – возразила Настя, подала мне руку и вопросительно посмотрела в глаза. – Правда, ты добрый?

– Правда, – ответил я. И мы, держась за руки, вышли на улицу.

В Петербурге, городе соборов и церквей24, я привык почти ежедневно посещать церковные службы. Поэтому и в Мологе первым делом решил пойти в храм, помолиться, чтобы все мои дела устроились так, как угодно будет Богу.

В двух кварталах от дома Елизаветы Федоровны находился Воскресенский собор, напомнивший по внешнему сходству Корсунскую церковь в Угличе. Разве что колокольня чуть выше и более утонченная. Мы с Настей вошли внутрь собора. Литургия закончилась, читали часы, псалом пятьдесят четвертый: «кто дал бы мне крылья, как у голубя? я улетел бы и успокоился бы; далеко удалился бы я, и оставался бы в пустыне; поспешил бы укрыться от вихря, от бури».

Молога. Воскресенский собор. Почтовая открытка начала ХХ века.

Настя обошла со мной четыре придела (пророка Илии, Николая Чудотворца, Успения Божией Матери, святых Афанасия и Кирилла), мы поставили свечи у икон. В главном приделе, Воскресения Христова, я помолился у образа Спасителя, она тоже что-то пошептала. Когда мы вышли из собора, она некоторое время сосредоточенно молчала, размышляя о чем-то своем, и только когда мы подходили к Торговой площади, задала свой главный, мучивший ее еще в соборе, вопрос:

– А ты правда веришь в Бога или притворяешься?

– Почему ты так спрашиваешь? – удивился я.

– Мой папа говорит, Бога придумали попы и эксплиататры. А мама говорит, что Он есть.

– Конечно, есть! Обернись на эти мощные дубы сбоку от храма, посмотри, как ярко светит солнце. Кто создал весь этот прекрасный мир?

– Папа говорит, все само придумалось.

– И эта башня сама собой придумалась? – я поднял руку вверх, показывая на каланчу, рядом с которой мы остановились.

– Каланчу придумал Достоевский25.

– Достоевский романы придумывал, а не каланчи, – поучительно поправил я Настю.

Она топнула ножкой:

– А папа говорит, каланчу придумал Достоевский.

– Ну, ладно, ладно, – поспешил я согласиться. – С твоим папой я спорить не буду. Возможно, насчет Достоевского он и прав, но нет ни одного человека, который хоть однажды не слышал бы в своем сердце голос Христа. И папа твой слышал, иначе бы его сердце не болело о страданиях «эксплуатируемого народа». Наверно, в его голове много шума. Вероятно, он видел много несправедливостей, обмана и поэтому перестал замечать прекрасное, перестал слушать голос Христа. Это случается со многими очень умными людьми. Он часто у тебя улыбается, смеётся?

– Он очень занят. Ему некогда смеяться, – с грустью посетовала Настя и, секунду помолчав, вдруг с надеждой в голосе спросила: – Ты ему карамельку из бороды достанешь?

– Ну, ради тебя, если он очень захочет, конечно, достану!

– Ради меня! – обрадованно закричала Настя.

Мы рассмеялись, взялись за руки. Я попросил ее показать мне почту. На почте телеграфировал Александру Егоровичу Крилову, что остановился в Мологе, в доме Николая Антоновича Бродова в Воскресенском переулке. Потом Настя повела меня в сквер к Манежу26, потому что там «очень красиво, зацвела черемуха и есть где поиграть». Затем мы просто ходили по улицам города, она показывала дома, в которых живут ее друзья, гимназию, в которой будет учиться. Снова вернулись на Торговую площадь и около Богоявленского собора спустились вниз к Волге, посмотреть на их с мамой огород, на другой берег реки и на пароходы.

Лешинька

Вволю нагулявшись, насмотревшись и изрядно проголодавшись, мы уже собирались возвращаться домой, как вдруг невесть откуда перед нами возник паренек с перемазанными дегтем руками и лицом, в теплом ватнике и валенках – это в мае-то, когда все цветет, когда солнышко старух с печей на крылечки выгоняет! Упав спиной на землю, он принялся громко хохотать, дергая при этом руками и ногами. Я поспешил протянуть ему руку, чтобы поднять с земли, но он отверг ее, тут же пружинкой вскочил на ноги и шустро побежал по дороге вверх к собору.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Деревня Перебор известна с ХVII века. Свое название она получила из-за того, что пассажирам судов, следующих в Мологу, здесь приходилось перебираться на более мелкие суда, так как Волга с этого места и выше была мелководной. В 1935 году началось строительство Рыбинского гидроузла. В деревню проложили железнодорожную ветку и разместили возле нее приёмный лагпункт и управление лагерями. В настоящее время Переборы – микрорайон города Рыбинска.

2

Кошева – помещение, маленькая избушка на плоту. Обыкновенно устраивалась для жилья и отдыха плотогонов на последнем в караване грузовом (кошевом) плоту.

3

Когда в 1941 году перекрыли Волгу, то для рыбного населения оказались закрытыми вековечные пути сезонной миграции. Рыба скапливалась перед плотиной метровым слоем, металась по всему водохранилищу. Вот как описывает трагедию на реке Сить, уроженец деревни Никитинское Василий Михайлович Соколов. «Всюду костры, костры! Спускаемся на лед. Заглядываю в первую же полынью. Действительно, в отблеске ближнего костра вижу, как рыба черной массой движется вверх по течению, выдавливая друг друга на поверхность. Люди черпают её из воды кто чем горазд: корзинками, самодельными сачками, мужскими и женскими рубахами, привязанными к палке. Кое-кто острогами бьет крупных щук, окуней. На льду высятся груды скрюченной, замерзшей рыбы. Небывалое, непостижимое зрелище! Отец подгоняет: „Быстрей, Васятко, быстрей!“ Он берет топор, прорубает свою прорубь, а я готовлю „снасть“. Наконец приступаем к делу. Что ни черпак, то несколько килограммов рыбы – в основном плотвы, окуней и ершей… Нагружаем мешками салазки, я помогаю отцу ввезти их в гору, а потом возвращаюсь к проруби. Народ ошалел. Некоторые даже вычерпывают рыбу руками, не снимая рукавиц, есть и такие, кто вытаскивает плотву, окуней столовыми вилками, да ещё не всякую, а с разбором – которая покрупнее. А те из жителей прибрежных деревень, кто поопытней да подогадливей, бьют настоящими острогами щук, налимов…»

4

Иловна – село, располагавшееся в 30 километрах выше города Мологи, на левом берегу реки Мологи, родовое имение графа Алексея Ивановича Мусина-Пушкина. Уникальный дворцово-парковый ансамбль. В настоящее время затоплено водами Рыбинского водохранилища.

5

В рамках борьбы с религией в СССР проводилась кампания по массовому уничтожению объектов религиозного культа, в частности монастырей. В 1914 году на территориях Российской империи насчитывалось 1025 монастырей. В 1987 году в СССР их оставалось только 15. На затопленной водами Рыбинского водохранилища территории до революции существовало три крупных монастыря: Мологский Афанасьевский монастырь, Леушинский монастырь и Югская Дорофеева пустынь. В начале тридцатых годов все они были закрыты и разорены.

6

Нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос (Послание к Колоссянам, 3:11).