Надежда Нелидова - Свекруха Страница 12

Поженились, стали жить в бабушкиной квартире. А Игорь ходит скучный. Оказывается, Олечку не устраивает работа Игоря: мало получает. А вокруг люди покупают навороченные машины, ходят в шиншилловых шубах, обставляют квартиры мебелью из натурального дерева, ездят в тихоокеанские круизы.

Ну, у нас связи есть, устроили Игоря на высокооплачиваемую работу. Но Олечка всё куксится, дичится. Я считаю: дом – это где в праздники за большой стол садится большая семья. Олечка так не думает, приходит неохотно, садится наособицу, крутит носиком, разговоры не поддерживает.

К себе тоже никогда не приглашает, хотя я ей говорю: ты не готовь ничего. Поставь на стол чай, хлеб – нам больше не надо. У тебя маленький ребёнок, понимаю. Но у Олечки то голова болит, то у малыша зубки режутся, то в городе грипп – вдруг заразу принесём, то просто «нет» на ровном месте – и всё. Сноровистого, неуправляемого Игоря не узнать: смотрит жене в рот, каждое её слово – закон.

Вот ты думаешь, почему я сейчас расстроенная? У сына был день рождения. Я накрыла богатый стол, испекла пирог со свечами, назвала гостей. В последний момент звонит смущённый Игорь: «Мам, не можем придти, у малыша, кажется, температура».

Ну, мы люди не гордые. Самое вкусненькое разложила по судкам – и в холодильник. Знаю, что в обед, в двенадцать сноха с внуком гуляют. Поэтому с мужем пришли пораньше, в десять, с пакетами, набитыми вкусностями.

И что ты думаешь? Олечка, ни слова не говоря, лихорадочно собирает малыша и, фыркнув, проносится мимо, вылетает из квартиры. Вот такое демонстративное поведение. На моего мужа жалко смотреть: лицо помертвело, побелело от обиды. Плелись домой, как побитые собаки.

Ты думаешь, я Игорю вечером хоть полслова сказала, пожаловалась? Нет. Потому что это выбор сына. Он счастлив с Олечкой, любит её, любит ребёнка, у него своя жизнь, он взрослый мужчина. Наконец-то он осел, обзавёлся собственным гнездом, почувствовал свою ответственность – благодаря Олечке.

И на Новый год, как ни в чём не бывало, я пригласила их всех, и буду приглашать на все праздники. Потому что дом – это когда большая семья собирается за большим столом.

К чему я всё это рассказываю? К тому, что порой жизнь делает такие выверты – никогда не знаешь, каким боком её к тебе развернёт. К тому, что не знаем мы, где нас ждёт оно, счастье. Чёрненькое оказывается беленьким, беленькое – чёрненьким.

Есть старый советский фильм «Женщины» (люблю старые советские фильмы). Там одна очень правильная, сердечная пожилая профсоюзная активистка – её играет моя любимая Нина Сазонова – на протяжении фильма всем вокруг помогает и говорит очень правильные, разумные, добрые вещи.

Ровно до тех пор, пока её сын, её кровинка, не влюбляется в молодую рабочую женщину с ребёнком. Тут она рубит наотмашь: «Нет, дескать, только через мой труп – и всё». А другая, неправильная, отрицательная героиня ей устало и горько говорит: «Хочешь другую судьбу своему сыну? А кто её знает, где она, судьба?»

Вот и я говорю: где она нас ждёт, наша судьба?»

СВОЁ МОЛОКО И ЧУЖАЯ ВОДА

«– Послушай, не ты первая, не ты последняя, – успокаиваю я подругу Настю. – Поверь, у всех матерей, имеющих сыновей, такие проблемы. А если их нет, они просто о них молчат. Не распространяются налево и направо, как ты. Сдерживают себя. Терпят. Не вмешиваются. Скажи, твой счастлив с молодой женой?

С кем ещё Насте советоваться, как не с мамой двоих сыновей, дважды счастливой свекровью? Счастливая свекровь – это я. Подруги на меня обижаются. Говорят, как ни позвонишь, всё тебе некогда. Либо мы с мужем к детям и внукам собираемся. Либо дети и внуки – к нам. Либо я с внучатами вожусь. На разрыв, всем нужна. Семейная идиллия. Хотя ой как не гладко всё начиналось. Снох буквально приходилось к себе приручать, как диких зверьков. Со страшным скрипом притирались друг к другу. Ничего, ужились.

– Счастлив? Я бы не сказала, что сын счастлив, – задумывается Настя. Припоминая «из позднего», оживляется: – Нет, ты только представь. Он был на выходных у меня. Дорога длинная, почти четыре часа, тяжёлые рюкзак, сумка. Звонит, сообщает:

– Добрался хорошо.

– Ну, сынок, устал с дальней дороги, теперь ложись отдыхай. Ты уже покушал, чаю попил?

– Нет ещё. Сначала сходим в магазин, приготовим ужин.

– Каково?! – возмущается Настя. – Она что, белоручка, за весь выходной день не могла спуститься в магазин? Да я мужа из командировок встречала – только что ноги не мыла. Даже когда одновременно с работы приходили – пальто сброшу, руки помою – и бегом на кухню. Он в домашнее не спеша переоденется, отдохнёт на диванчике – а на столе его уже борщ и котлеты ждут. А уж когда не работала – всегда встречала горячими обедами и ужинами! Да и попробовала бы не встретить – он бы мне таких люлей навешал. Не физических, так словесных.

– Ну и где теперь твой муж? – жестоко напоминаю я.

– Развелись, разве не знаешь, – вздыхает подруга. – Свекровь, поганка, развела.

Не впрок пошли горячие ужины. Я знаю Настину историю. После свадьбы она с родителями мужа два месяца жила в их квартире.

Картинка с натуры: допустим, Настюха чистит сковороду над раковиной. Она смолоду была копуша, мечтательная, не ходила – лебёдушкой плавала. Так вот, свекруха, руки в боки, стоит рядом, смотрит на процесс и медленно закипает, как чайник.

Сердце у неё не выдерживает. Ни слова не говоря, она выдёргивает из рук «неумехи» сковороду и яростно показывает, «как надо». И, сунув сияющую сковороду, также не произнеся ни слова, победоносно удаляется.

Они с Настей с самой свадьбы вели необъявленную войну, бои без правил. В самый накал бурных страстей обе шли на запрещённые, болевые приёмы.

Свекровь телеграфировала через всю страну: «Серёжа (её сын и Настин муж) подаёт на развод». Настя в отчаянии срочной телеграммой извещала: «Я беременна, есть справка. Развод не дам». Свекровь ловко отбивала удар открытым текстом: «Настя врёт зпт беременна не от моего сына тчк Докажем через суд зпт имеются свидетели». (Тогда ещё анализов ДНК не делали).

Так что в курсе перипетий виртуального развода состояли соседи, маленький городок – да чего там, вся почта СССР, полстраны, через которые летели телеграммы.

Полную и безоговорочную победу одержала свекровь. Развела, женила сына на облюбованной послушной женщине, воспитывает внучат.

– Ты вот что пойми, – увещеваю я. – Наши сыновья не глупые. Рано или поздно разберутся, что к чему, где как к ним относятся. Где добро и где зло. Где любовь и забота, а где равнодушие и наплевательство. В конце концов, сейчас дефицит мужчин. Быстро найдутся желающие пришить на неухоженном мужике пуговку и отгладить брюки. Намекни шутливо об этом снохе.

Насте не до шуток:

– Не глупые, говоришь? Ой, не правда. Сын свою жену-неумеху готов на руках носить. Хотя не помощница она ему по жизни: ни в моральном, ни в материальном плане. Не плечо для поддержки, не союзница – а обуза, камень на шее. Вечное амплуа слабенькой и беззащитной. «Ах, ох!» А муж-то, – горько вспоминает Настя, – это которому я горячие обеды-ужины готовила – всю жизнь ко мне придирался. Всё с недовольным лицом ходил, будто под нос дохлого скунса подвесили.

– Понимаешь, – продолжает Настя, – у сына ко мне двойственное отношение. С одной стороны – перенял от папаши насмешливое, снисходительное, покровительственное отношение. Всё-то я не права, дурочка наивная.

С другой стороны – считает меня за ломовую лошадь. Рядом со мной ему хочется оставаться ребёнком, я его последняя ниточка с детством. Где ещё он расслабится, покапризничает?

Я его и не виню. Кто, кроме матери, за своё дитя заступится? Но ведь, – вздыхает, – возраст берёт своё. Чаще стала недомогать, уставать, лежать на диване. А сын меня по попе похлопает: «Ничего себе, мамуля. Пригласила на пирожки, называется. Ну уж ладно, я сам себе чайку разогрею». Вроде в шутку говорит – а немножко обидно. Но как после этих слов не вскочить?!

Заметила, что сына раздражает моя слабость. А вот слабость жены умиляет. Помню, грипп свирепствовал, а жёнушка потеряла медицинский полис – то ли в аптеке, то ли в больнице. Так он же и бегал, восстанавливал. «Растяпочка моя!» – с нежностью говорит. Вообще, про жену и тёщу такого мнения: «Они у меня обе беспомощные в жизни».

Я снова уговариваю Настю не лезть, не вмешиваться, ничего хорошего из этого не выйдет. Припоминаю русские пословицы. Муж и жена – одна сатана. Муж – мука, жена – вода. Сболтать тесто сболтаешь, а обратно не разболтаешь.

Настю не убеждаю ни я, ни народная мудрость.

– Но разве мать плохое желает своему сыну? – говорит она. – Полно тому примеров. Разводят же другие матери своих сыновей, подыскивают покладистых снох – и ничего. Скажешь, несладко жить с нелюбимой? Стерпится – слюбится. И живут себе, за милую душу, детки рождаются.

От любви-то одни несчастья. От безумной любви вены вскрывают, таблетками травятся, в омутах топятся, из окон и под поезда бросаются, спиваются, в тюрьмы попадают… От любви до ненависти один шаг. Вчера «люблю, не могу» – а сегодня «так не доставайся же ты никому!» То ли дело, когда всё по уму, на трезвую, холодную рассудительную голову. Страсти побурлят да улягутся. Стоит ли сразу бросаться и закреплять их штампом в паспорте?