Ильдар Абузяров - Финское солнце Страница 13

– Неужели? – ухмылялся Вессо Хаппонен, который искренне считал, что боги-хозяева Нижнего Хутора любят только его.

– Все чего-то хотят, чего-то ждут. А он ничего не хочет. Он единственный, кто не просит ни цветка любви, ни цветка богатства, ни цветка вдохновения. Потому что Рокси бередит рану внутри себя. И даже глубоко раненый, он предпочитает сражаться, полагаясь лишь на собственные силы.

Что касается гармонии, о которой говорила Ювенале, то как раз ради нее к Ювенале захаживали высокопоставленные чиновники и даже сам Мерве, мэр Нижнего Хутора.

– Послушай, Ювенале… – Мерве предлагал сделку, от которой нельзя отказаться, – ты ведь сама знаешь, зачем я пришел. Мне нужен цветок всеобъемлющего могущества, а на меньшее я не согласен. Без этого цветка жизнь кажется мне ущербной и неполной.

– Жизнь человека становится полнее и волшебнее, когда он чувствует тесную связь с природой, – отвечала Ювенале. – И зимние сады – одна из ступенек к природе и слиянию с нею. Зимний сад никогда не надоедает. Недаром раненые звери ищут в лесу целебные травы. Наши желания – это и есть раненые звери. А ласка и понимание – лечебные травы.

– Сами посмотрите, – объясняла она огорченному Мерве, – уже много лет я ращу цветы, ухаживаю за ними, поливаю их, холю и лелею, но никогда не видела, как распускается бутон хоть у одного из них. Хотя потом я наслаждаюсь красотой и ароматом каждого. Поэтому я не могу остановить время и обеспечить вам стабильность. Я вправду, честно-честно не знаю, что может с вами случиться. Не знаю, когда и какой бутон распустится, а поэтому у меня и нет для вас цветка вечной власти.

– Но что мне тогда делать? – вопрошал Мерве. – Как остановить время, чтобы все не вернулось на круги своя, как удержать власть?

– Будьте очень осторожны. Почаще смотрите, кто окружает вас и кто отражается в зеркале.

– А бунтарь Рокси? – спрашивал Мерве. – Почему он ничего не боится и не ведет себя осторожно?

– Метафизически он совершенно самодостаточен, а вот по-человечески необычайно слаб. Рано или поздно он неминуемо погибнет.

– В каждой части леса, луга, поля содержится часть нашей души. Потому что она в прохладе и ароматах, – любила повторять Ювенале друзьям, собравшимся в ее саду. – В листьях, в цветах, в травах. В мирте, в мирре, в имбире…

Даже женщины приходили к Ювенале лечить женские болячки разговорами. Ляйне и Майне, Лийса и Кюллики, Сюльви и Пяйви, Сирка и Нюнники – все приходили к ней поплакаться.

А еще – выбрать цветок-аксессуар к вечернему наряду или утреннему коктейлю, к платью на очередной романтический вечер, званый ужин или к костюму для очередного делового свидания.

– Цветок должен не только чаровать и соблазнять, но и подходить человеку. Отражать его внутренний мир и гармонировать с его внешностью, – объясняла Ювенале, подбирая цветы для Ориокки, чье имя в переводе с финского означает «фиалка».

– Существуют цветотипы людей: весенний, летний, зимний, осенний, и каждому идут определенные цвета, – делилась она с Вуоккой, имя которой переводится как «подснежник». – Тебе, Вуокка, надо встречаться с весенним типом мужчины, и забудь, пожалуйста, про своего осеннего Тайстто, лучше обрати внимание на росток Тайми. Ведь любой женщине, чтобы расти и развиваться, нужен воздух и простор вокруг.

А ты, Ориокки, не принимай порывистых решений, не растрачивай себя сгоряча, чтобы потом не жалеть и не терзаться. Присмотрись сначала к мужчинам. Дай им возможность проявить себя и поухаживать, а сама смотри, кто из них поливает цветы, а кто обрывает лепестки и топчет ростки.

Главное для людей и растений – термоклимат, – толковала Ювенале девушкам. – Слишком холодная вода, как и холодное слово, может лишь ошпарить морозом корни или пройти, не коснувшись сути. Обильное возлияние, наоборот, может привести к закисанию почвы и загниванию корней, ибо в почву с застоявшейся водой воздух не проникает. Всё хорошо в меру. Лучше поливать по чуть-чуть, маленькими капельками, словно дождик накрапывает. И так же помогать людям.

Для всех у Ювенале было припасено либо доброе словечко, либо лекарство от болячки. Если у кого-то из хуторянок было подавленное настроение, Ювенале давала ей плоды красивого дерева кофе; если же кто-то был чересчур возбужден от любви, предлагала плоды сиреневого валериана и желтого лимона.

– Вот ты, Кайса, – объясняла Ювенале подруге, которая заходила чаще других, – вернувшись с работы, пытаешься скинуть напряжение, сидя у телевизора, и другим то же советуешь. А я бы посоветовала расслабляться в зимнем саду. Вот увидишь – будет совсем другой результат. Ведь в саду тебя ждут беркея пурпурная и дицентра великолепная, орхидея белой цапли и неопалимая купина, такка шантрье и стрелиция с лантаной…

Тут, пожалуй, настало время рассказать и о второй девушке, очаровавшей всех мужчин Нижнего Хутора, – о Кайсе. И для начала сказать, что Кайса заставляла всех мужчин Нижнего Хутора каяться, всех без исключения. И тех, кто увидел ее красоту и влюбился, а значит, в итоге растратил свой энергетический запас впустую или вхолостую. И тех, кто полюбить ее не мог, а значит, не мог любить вовсе и жил с такой красотой рядом тоже, выходит, впустую. Женатых и холостых, старых и молодых. Каялись даже женщины и девушки, что они не так красивы и что они поверили своим мужьям и женихам, падким на чужие прелести.

Вот такая она была эффектная женщина. Впрочем, это всем известно. Красивая и абсолютно пустая, как мир до появления гор и лесов, океана, омывающего твердь, и неба, омывающего океан. Как Вселенная до сотворения Луны и звезд, травы и цветов, как мир до сотворения Ювенале.

Но главное, что в глазах Кайсы жила вселенская грусть. Такая грусть, что аж морозом по коже продирало. Грусть бескрайнего океана, скучающего по клочку суши. Грусть бездонного космоса, изнывающего по одинокой звезде. Грусть норки, что, прячась в своей бездонной норе, умирает от безответной любви к дураку-бурундуку. И от этой грусти каждый мужчина рядом с Кайсой чувствовал себя не в своей тарелке.

Да, в ее глазах была такая грусть, а в облике такая красота, что рядом долго не выдерживал ни один парень. Но ни один не мог долго выдержать и в стороне, потому что каждый из юношей и мужей считал своим долгом помочь красавице Кайсе и хоть как-то развеселить ее.

И все потому, что ее глаза, такие равнодушные и спокойные, ясные и холодные, глубокие и даже, пожалуй, бездонные, завораживали мигом. Казалось, можно окунуться в них целиком и утонуть, так и не достигнув дна. Но прежде чем задохнуться от равнодушия – окоченеть на холоде.

А с другой стороны, в глубине ее глаз порой проскальзывали искорки радости и веселья, этакая безуминка-изюминка, что внушала надежду: есть там дно и тепло тоже. Есть виноградники счастья на зеленых холмах и цветущих склонах у спрятавшегося одинокого домика.

Многие надеялись, без остатка окунувшись в ее бездонные глаза, достичь самых глубин грусти и достать со дна маленькие искорки, словно потаенные звездочки-жемчужины. Надеялись многие, но пока это никому еще не удалось.

Бездонная тоска и грусть были не только в глазах, но и во всем облике Кайсы. Болезненная печать безысходности словно навсегда поселилась у нее на лице. И с каждым днем в Нижнем Хуторе Кайса становилась все грустнее и грустнее.

Я и сам, глядя на Кайсу, не мог остаться равнодушным и всё время думал: какая, интересно, печать у нее на сердце; печать несчастной любви или печать счастливой смерти?

Так я думал про недоступную звезду Кайсу и когда видел ее вживую, в подъезде Дома-корабля, например, и когда она появлялась на экране телевизора. Кайса работала ведущей криминальной программы «Вечер трудного дня» на телеканале «Северо-запад TV». И каждый вечер появлялась в домах нижнехуторян с вестями об убийствах, ограблениях, пожарах и катастрофах.

Обо всех этих ужасах Кайса рассказывала с таким холодным видом и безучастными взглядом, – мол, подумаешь, – словно побуждала мужчин действовать смелее, быть еще активнее и ярче.

Ее белое, бледное лицо освещалось северным сиянием улыбки и мерцанием уже почти потухших, полумертвых, скучающих глаз. Порой даже закрадывалось подозрение: уж не признак ли это мировой стервозности там, в глубине очей? Подозрения и страхи, тошнота и плохие предчувствия накатывали на город после этих передач. Все знают: во время северного сияния людям выходить из дома не рекомендуется. Но и выключить его вместе с телевизором ни у кого не хватало сил.

Одевалась Кайса очень стильно, но во все натуральное. В меха норки и выдры, в темную кожу ящериц и броненосцев-не-потемкиных. А передачи вела в строгих костюмах и шарфиках. В общем, была очень стильной. Но главное – грудь и грусть.

Жила Кайса одиноко в большой квартире в доме-неприступной-башне, доме-высоченном-шпиле, как его называл Рокси. В возвышающемся над городом столбообразном небоскребе – «Утюге» или «Пароходе», кому как нравится.