Анатолий Маев - Генетик Страница 14

– Ну, знаете ли, многоуважаемый, вы явно переоцениваете мои скромные возможности, – заговорил Аполлон Юрьевич, – над данной проблемой бились куда более значимые умы. Загадка сущности добра и зла волнует Homo Sapiens на протяжении всей истории существования. Мои познания не позволяют мне не только искать ответ на этот лежащий в плоскости философии вопрос, но и даже касаться его. Ученому негоже браться за решение задачи вселенского масштаба, не будучи достаточно подготовленным в конкретной области. Это дилетантство, а наука его не терпит. Если же вам интересна моя персональная точка зрения, то скажу так: я считаю зло и добро двумя частями единого целого, неспособными существовать друг без друга.

Вараниев слушал внимательно и постепенно приходил к неутешительной мысли, что если ему и удастся подвести Ганьского к тому вопросу, ради которого была организована рыбалка, то не факт, что результат окажется положительный. Слишком умным и вместе с тем скользким, осторожным казался ему Ганьский. Тревогу товарища уловил Шнейдерман. А Макрицын спал.

– Вы правы, – согласился Виктор Валентинович, – действительно, вопрос слишком широкий. А каково ваше мнение, Аполлон Юрьевич, по поводу возможного и невозможного? Где граница?

– Послушайте, я, признаться, склонялся к мысли, что нахожусь на рыбалке, на природе. С великолепнейшей, не побоюсь превосходной степени, ухой. С водкой у костра беседы могут касаться любых тем, но никак не научно-философских. Я, право, несколько удивлен. Хотя ни в коей мере не раздражен или обескуражен. Но если данная тематика вас волнует, что ж, я к вашим услугам. Это даже интересно. Вы говорите, возможное и невозможное? Н-да… Я бы, пожалуй, несколько иначе обозначил сию данность. Ну, скажем, реальность и фантастика. Вы согласны со мной? – спросил Ганьский и пристально посмотрел в глаза Вараниеву.

Получив утвердительный ответ, Аполлон Юрьевич продолжил:

– Выпить цистерну за раз одному человеку невозможно, каким бы Гулливером он ни был, а восемь литров – вполне. Я сознательно привожу столь примитивный пример, для наглядности. Конечно же никому никогда и в голову не придет идея выпить тот объем, что вмещает цистерна. Ведро жидкости тоже вряд ли кому захочется выпить… При условии, что мы ведем речь о людях без выраженных психических отклонений. Но! Если будет наличествовать провоцирующий фактор, например, желание попасть в Книгу рекордов, выиграть спор на интерес и так далее, то найдется масса желающих попытаться это сделать. Я абсолютно уверен, что ведро кто-то осилит, а цистерну – никогда. Другими словами, реальность не может находиться за пределами возможного, и в том ее принципиальное отличие от фантастики. Если вы со мной согласны, будем рассматривать это как исходную точку.

Вараниев и на сей раз не имел ничего против. На какое-то время воцарилась тишина, которую нарушали треск дров и монотонное кваканье, доносившееся с водоема. Приятная, доброжелательная улыбка застыла на лице ученого. Виктор Валентинович уселся поудобнее. Ганьский последовал его примеру и завалился на левый бок, подперев голову рукой.

– Водочки? – предложил Виктор Валентинович.

Ганьский поддержал. Расценив молчание Боба Ивановича как знак согласия, разлили в три рюмки. Тост был за хороший клев.

«Пора бы и шашлыком заняться», – подумал Вараниев и попросил Шнейдермана поискать небольшие ветки.

– Ну вот, Аполлон Юрьевич, сейчас огонек раздуем, туда-сюда, часа через полтора-два шашлык готов будет. К тому времени проголодаемся. Перекусим – и на вечернюю зорьку. Поймаем чего – еще разок уху сварим, в ночь ею поужинаем.

– По правде сказать, – голос Ганьского звучал несколько растерянно, – я с ночевкой не планировал.

– И мы не планировали, – успокоил Вараниев. – Поужинаем, соберемся и поедем. К утру дома будем, днем отоспимся. А вот скажите мне, пожалуйста, неужели действительно с генами в наше время творят всe что хотят?

– Нет, не все, что хотят, но успехи впечатляют, – поправил ученый.

– А какие, на ваш взгляд, самые интересные?

– Интересные для кого? Для обывателя или для специалиста?

– Для вас. Ну и для меня, – пояснил Вараниев.

Ганьский взял паузу, подыскивая наиболее яркий пример.

– Вне всяких сомнений, на сегодняшний день наиболее впечатляет возможность выращивания органов. Настоящая революция! Вы только представьте себе, какие это открывает возможности для человечества!! «Барышня, закажите новое сердце на завтра…» Ну а замена его – уже, можно сказать, рутинная операция для хорошего кардиохирурга. Простите, что приоритет отдал своему интересу. Для вас… Смею утверждать, что нантская свинья повергла бы вас в шок. Да, пожалуй, она наиболее впечатляющий пример.

– Никогда о ней не слышал, – на выдохе полушепотом признался Вараниев.

– Ничего удивительного, мой друг. Это единственный экземпляр, в силу ряда причин не афишируемый его создателями. Безусловно, журналистам известен сам факт, но тщательно оберегаемая информация пока им недоступна. Поэтому о свинье пока не пишут. Хотя и появилось несколько сенсационных статей в бульварных газетах.

Лицо слушателя напряглось, а Ганьский продолжал:

– Феномен экземпляра состоит в том, что на стадии первого дня внутриутробного развития зародышу поросенка подсадили некоторые гены европейского ежа. В результате вместо обычной щетины выросли длинные, прочные, прямые иголки. Вместе с тем у свиньи потрясающая гибкость туловища, фантастическое чутье на мышей, ночной образ жизни, повадки охотника и полное отсутствие хрюканья. С животным уже проведен ряд научных экспериментов и получены очень интересные результаты.

– Ну и на хрена это надо? – с неподдельным удивлением спросил Виктор Валентинович.

Ученый явно не ожидал такой реакции, но остался спокоен и пояснил:

– Если с чисто научной точки зрения, то однозначно доказана возможность межвидовой трансплантации генов и его состоятельность в фенотипе. Вряд ли вам это о многом говорит. С практической же точки зрения пока трудно четко обозначить границы в полном объеме: эксперименты продолжаются, и я, к моему огромному огорчению, не осведомлен достаточно об их характере и результатах. Могу сообщить, что уникум был выведен с использованием той теоретической базы, которую я создавал в течение десятка лет. Увы, мои письменные отчеты о научных изысканиях в данной области были украдены из гостиницы во время одной из моих поездок за рубеж для чтения лекций. На мое обращение в полицию последовало вежливое обещание постараться отыскать похищенные материалы, но найдены они не были. В общем, результаты моих трудов перестали принадлежать мне одному, ими воспользовались. Однако уверен, что ко мне еще обратятся за помощью. Но я, прошу прощения, отошел от темы. Итак, из того, что мне известно, могу сообщить следующее…

Ганьский выпил очередную рюмку, закусив малосольным огурцом.

– Свинья очень эффективна при уборке площадей от опавшей листвы. Она принимает форму шара и перекатывается, собирая всю ее на иголки. Метод экологически чистый и, без всякого сомнения, будет одобрен партией зеленых. Далее. В зоне проживания свиньи полностью исчезли мыши, что способствует кардинальному улучшению эпидемиологической обстановки. И наконец, у животного великолепные сторожевые свойства – полное бесстрашие и практическая неуязвимость.

– Еще бы, – недобро усмехнулся Виктор Валентинович.

– Хотя и минусы тоже имеются. К основным относятся ограничения по сбору листвы на участках с перепадами высот, выраженное доминирование ночной активности, повышенная агрессивность.

– Да на такое чудовище запрет вводить надо! – уверенно заключил Вараниев. – Вы представляете, что будет, если за ней не уследить? А вдруг этот шар с иголками весом в триста килограммов под гору покатится?

– Именно так и произошло во время экспериментов, – сообщил Ганьский. – Свинья налетела на массивное дерево, но за счет иголок самортизировала и отделалась легким испугом.

– А если бы там человек был, от него осталось бы?! – не унимался оппонент. – Вы представляете, что бы от него осталось?

Ганьский оставил реплику без внимания. Он не видел необходимости выдвигать контраргументы, что-либо доказывать. Ученый отдыхал, вырвавшись из сумасшедшего ритма большого города.

Шнейдерман притащил часть сухого ствола, порубил его и подложил к тлеющим головешкам. Огонь занялся вновь. Боб Иванович подсел к беседующим. Вараниев, проявляя любознательность, продолжал задавать вопросы:

– Аполлон Юрьевич, по вашему мнению, что самое интересное во всем этом?

Ганьский вопрос не понял:

– Простите великодушно, в чем «этом»?

– Ну, в той науке, с генами, – пояснил Вараниев.

– Любое животное, получается, создать можно? – подал голос Шнейдерман.

Ганьский с уверенностью ответил утвердительно.

– И человека? – спросил один из товарищей.