Коллектив авторов - Записки офисного планктона (сборник) Страница 14

Нет, от милых глянцевых журналов и от еще более милых глянцевых гонораров она отказываться и не думала. Тем более что в Москве-гламурной имя строгого ресторанного обозревателя Вики Князевой было хорошо знакомо как широкой гурманной общественности, так и представителям ресторанного бизнеса. Представители первой старались соответствовать своему статусу, требуя в заведениях коллективного питания именно те кулинарные и алкогольные изыски, о которых с таким вкусом рассказывала Виктория, представители второго старались с госпожой Князевой дружить и отказывались брать деньги с нее, а заодно и с ее друзей. Подруги Вику любили, впрочем, не только за это.

ВГИК она окончила в конце девяностых, уже не таких лихих, но все так же бесперспективных для большинства выпускниц киноведческого факультета. Она была тогда очень юная, что сплошь и рядом встречается у критикесс, и одновременно очень симпатичная. А вот последний факт, по мнению знатоков реалий отечественного кинематографа, подпадал под категорию из ряда вон выходящих. О чем ей и заявил ее теперь бывший уже муж, забравший Викторию Сергеевну и из профессии, и от папы с мамой.

Но сейчас не об этом. Вернемся к внешности нашей героини. Ибо как же иначе ей можно будет сопереживать, да еще в течение целого дня?

Во-первых, глаза. Голубые, даже синие, какие-то тропические и нездешние. Нос прямой, изящный, редкий для славянской, московской натуры. Как говорят, именно об этой выдающейся женской прелести сожалел великий русский поэт, не находя ее во внешности русских фемин. Кстати, он еще говорил что-то и о маленькой женской ножке, которой якобы было днем с огнем не сыскать в русской действительности. Так вот, и маленькая ножка присутствовала. Улыбка… Если от стройных ног позволительно перейти к внезапно освещающей лицо Вики улыбке… Но что же делать, если они были одинаково хороши?! Так вот, ее улыбке могла бы позавидовать старушка Джоконда. Без всякого преувеличения. Казалось бы, обыкновенное сокращение лицевых мускулов, но что же оно делало с людьми!

Признаться, автор этого документального повествования и сам едва не поддался чарам описываемой улыбки во вгиковском буфете. Едва удержался, чтобы не влюбиться, да и то потому, что дома его ждала напрочь беременная и абсолютно родная жена. Но в очередь перед собой Викторию он все-таки пустил. И в мгновение ока поплыл от аромата ее «Кензо». Она улыбнулась ему еще раз, отходя от прилавка со своим кофе. Откровенно говоря, молодой жене автора этих строк в этот вечер приходилось повторять каждый адресованный мужу вопрос не менее двух раз.

И чтобы закончить разговор о внешних данных… Специально для тех из читателей, кто пока не имеет чести быть знакомым с Викторией Князевой, надобно обязательно припомнить один разговор, который состоялся у нашей героини с собственной матушкой. Однажды, когда Вика пребывала в хорошем настроении и поэтому особенно была хороша собой, мать ее уверенно заявила:

– Ты, Викуля, манкая!

Вика, тогда еще невинная и наивная натура, потребовала разъяснений. Матушка поцеловала ее в глаза:

– Сила притяжения в тебе велика до неприличия. Вот вроде бы и не красавица ты писаная…

При этих словах Вика попыталась насупиться, но мамуля только улыбнулась:

– Ты красавица живая и теплая. И неизвестно еще, хорошо это или плохо. Потому как мужикам, помяни мое слово, будет хотеться съесть тебя целиком и не запивая. Ох, вот помру я, как ты тут без меня жить будешь?..

Но мы вновь отвлеклись. Частник с Викторией на борту, каким-то чудом не попав в пробку на Ленинградском проспекте, уже лихо подруливал к месту ее работы. Водитель отказался брать деньги и игриво спросил телефон. Жестокая Виктория продиктовала номер химчистки.

Журнал «Киноискусство» находился на первом этаже высотки. И поэтому ее появление за две минуты до 9:00 было встречено аплодисментами коллег по отделу.

Храпуновский пребывал в своем обычном пафосно-придирчивом настроении, но сегодня он приступил к делу не теряя времени на замечания и упреки. Прогуливаясь по длинному своему кабинету он говорил:

– Виктория, я очень хочу, чтобы вы стали вдумчивым и значительным профессионалом. Ведь художественная критика – это не только детальный разбор того или иного произведения…

Виктория неумышленно кашлянула – в горле пересохло после утренней гонки. Виссарион Дементьевич осекся и обернулся к молодой сотруднице:

– Через пару дней в Доме кино премьера, которую давно ждали. И прежде всего потому, что сценарист фильма – человек, имя которого вам наверняка прекрасно знакомо по институтским лекциям истории отечественного кино. Двадцать лет этот большой писатель и драматург не работал в кино. И вот теперь… Словом, прямо сейчас посмотри фильм, договорись о большом интервью для текущего выпуска. И не откладывай!

Виссарион Дементьевич хитровато и цепко посмотрел на Викторию поверх стильных очков, и она решила, что он не такой уж зануда, если вдуматься.

– И помни, что этот материал о Мастере, его фильме, его нынешних взаимоотношениях с миром очень много может значить для твоей будущей карьеры.

Виктория не удержалась:

– Спасибо за доверие, Виссарион Дементьевич!

Храпуновский легонько прихлопнул стекло на своем столе:

– Иди, Князева! Материал жду к пятнице.

В редакции был собственный просмотровый зал, в котором еженедельно проходили предпремьерные показы последних отечественных и зарубежных лент. Сеанс начинался через полчаса, и Вика успела выпить с коллегами жасминного чаю и рассказать о только что полученном ответственном редакционном задании.

Фильм произвел противоречивое впечатление. Вика разрешила себе стрельнуть сигарет, чтобы подымить-подумать в обществе редакционных дам. Мила Тишинская монотонно рассказывала Ксении Сувориной о том, почему последняя, то бишь крайняя, работа классика советского кино не может называться произведением искусства. Ксения пускала в потолок дымовые колечки и время от времени перебивала коллегу репликами типа «Мне импонирует, как режиссер пользуется общими планами!»

– Да единственное, что есть в этом кино, так это диалоги, – затушила окурочек с красной помадой самая непосредственная сотрудница журнала.

– А ты хотя бы знаешь, что твой писатель на дух не переносит корреспондентов, журналистов, критиков, литературе-, кино– и прочих «ведов»?.. – откликнулась Ксения.

– Никакой он не мой, а общественный. И через два часа ответит общественности в моем лице на все концептуальные и каверзные вопросы, – произнесла девушка по имени Виктория.

В синих глазах – ни тени сомнения, нога на ногу, покачивает одной из них, круглые коленки выражают твердую уверенность в сегодняшнем дне. Бывалые критикессы переглянулись.

– Послушай, Викуля, будешь наседать на мэтра – не забывай о том, что в начале лета ему в Германии сделали пересадку сердца.

Князева прекратила покачивать ножкой. Задумалась. Прислушалась к своему до сих пор растущему организму. От выкуренной сигареты немножко мутило. Но она упрямо встряхнула каштановой гривой, заложила волосы за уши и без видимых причин шмыгнула носом.

– Но сердце у него все-таки есть. Новенькое, но наверняка по-прежнему мужское.

Телефон писателя у нее, конечно же, был. Но, рассудив, что дистанционно договариваться о личной встрече с таким зубром, у которого к тому же зуб на журналистов, не стоит, Виктория поехала прямиком к нему домой. Тем более что дом его находился всего в двух троллейбусных остановках.

Пятиэтажка героя ее будущей статьи была знаменита тем, что количество известных поэтов, прозаиков и драматургов на один стандартный подъезд превышало все мыслимые пределы в представлении не только обыкновенного человека, но и Виктории Князевой.

Вот и сейчас Вика уже успела поочередно поздороваться с двумя мужчинами весьма известной наружности. Сделала она это не из тщеславия, но из вежливости. Ведь седовласые джентльмены, один за другим, раскланялись с ней как со своей старой знакомой. Вика же за последние 15–16 лет уже научилась принимать подобные знаки внимания как должное. И автор, к примеру, не возьмется осуждать ее за некоторую избалованность в этом отношении.

Так вот, Виктория ничтоже сумняшеся улыбнулась сначала одному, а после и другому литератору. У последнего, нестарого еще крепыша со сдвинутой на затылок кепкой, она и спросила о том, не видел ли он столь необходимого ей писателя, потому как на звонок в его писательскую дверь никто не отвечает, а у нее к нему срочное дело.

– К Левке, что ли? А ко мне, барышня, у вас никакого дела нет, часом? – с хрипотцой в голосе спросил невысокий мужчина с ярко выраженной интонацией завзятого бабника.