Анатолий Диденко - Записки свободного человека, или Как я провел детство Страница 14

Выходы из ситуации мужчины находили разные. Кто-то потянулся во вновь появившуюся индустрию сексуальных услуг, начиная от борделей и заканчивая содержанками, кто-то плюнул на конкуренцию и жил, как обычно, а когда дамы находили принца и уходили, он находил новую, менее требовательную даму. Но были и третьи, неподдающиеся джентльмены. Которые все-таки пытались переломить ситуацию и убедить свою даму, что надо заключить официальный брак, чтобы жить в любви и согласии, не глядя по сторонам взглядом сталкера-поисковика. Что жить официальной семьей лучше не только с точки зрения определения режима совместной собственности. Трудности есть, но они преодолеваются легче, если вы – одна команда, а не попутчики в ожидании чуда.

В общем, уважаемые мужчины, если кто еще не до конца осознал – мы с вами благополучно проспали период повальной женской заинтересованности в создании семьи. Теперь, если вы хотите жениться и завести детей, придется даму в этом долго убеждать. Как говорится, «брать слово, выходить на трибуну и битый час доказывать». А убеждать нужно, в первую очередь, нам самим. Где-то в потаенных уголках мужской души дремлет желание всегда иметь рядом СВОЮ женщину. Только свою, а не чью-то бывшую, твою нынешнюю и чью-то будущую сожительницу.

Государство и Родина – сравнительный анализ

Государство напоминает взаимоотношения китов и планктона. При этом планктон должен гордиться системой пищеварения китов.

Государство, в сравнении с Родиной, институт достаточно молодой. Мало того, что появилось государство позже, чем осознание каким-нибудь австралопитеком того факта, что у него есть Родина (пещера, лес), где он может чувствовать себя в относительной безопасности и комфорте, так еще и в современном мире человек сталкивается с государственным аппаратом далеко не сразу после рождения. Действительно, почти всех детей дошкольного возраста учат, во всяком случае, учили раньше, любить Родину. Государство же вместе с Родиной сразу учат любить, пожалуй, только маленьких подданных Ким Чен Ына. Еще американцев, но там ситуация другая, до нее мы дойдем чуть позже.

Рискуя показаться скучным, автор все-таки вынужден будет провести небольшой исторический экскурс. Появление государства в разных странах происходило примерно по одному сценарию: излишек продуктов – необходимость их защищать – военные вожди – разделение труда – профессиональные управленцы. Некоторые современные государства прошли указанные стадии полностью, некоторые, особо самобытные, застряли на середине процесса или даже не смогли подойти к началу – излишку продуктов. Что при этом находится в руках у голодного дикаря, палка-копалка или автомат Калашникова, роли не играет. Государство, как следует из предложенной автором концепции, начинается с какого-никакого, но аппарата принуждения. Население при этом должно быть готово по команде сверху мобилизоваться и отдать аппарату все, от продуктов до рекрутов. Но, поскольку сподвигнуть граждан на защиту богатств племенных вождей было трудновато даже в Средневековье, приходилось собирать ресурсы под благовидными предлогами: защита своей земли, веры, уклада, женщин и т. д. и т. п. Тогда же, видимо, чтобы не тратить материалы на большое количество агитационных плакатов, ловким пропагандистом был придуман хитрый ход – собрать все перечисленное в одном слове. Так появились краткие, как выстрел, кричалки: «За Родину», «За царя», «За Отечество» и прочие «ура». Схема оказалась вполне себе жизнеспособной и продержалась довольно долго в мире в целом, а кое-где держится до сих пор. Небольшие подвижки в сознании граждан начали происходить, пожалуй, только в двадцатом веке (за исключением США, но этих креативных людей с уголовным прошлым мы рассмотрим позже), да и то на Западе. Население неожиданно обнаружило, что принцип «если у государства проблемы, то ты обязан помочь, а если проблемы у тебя, то государство здесь не при делах», ему (населению) не очень-то выгоден. Отдельные несознательные личности начали требовать от потомков племенных вождей социальных льгот, прозрачности распределения ресурсов, сокращения расходов на аппарат принуждения, подотчетности правоохранительных органов и прочей бессмыслицы. Причем, в мирное время. Иначе народ отказывался мобилизоваться во время военное, справедливо решив, что ему, в общем-то, все равно, будет его обирать чужой Рагнар Лодброк или свой собственный Эттельред. Управленческую элиту и ее родственников это, конечно, совсем не устраивало, ведь у Рагнара Лодброка были свои родственники – претенденты на кормушку. Но современная элита, из-за собственной лени уже успела проспать имущественный ценз выборщиков, и была вынуждена пойти на уступки вчерашним плебеям – электорату дня сегодняшнего. Итогом разумного компромисса между «верхами» и «низами» стало современное демократическое общество: государство обирает граждан только в рамках правового поля, причем законы, точнее правила игры на этом поле, написаны достаточно понятным языком и доступны каждому члену социума, умеющему читать. За это население вроде бы обязуется поддерживать государственный строй и, при необходимости, его даже защищать. Хотя в соблюдении этих договоренностей есть сомнения и автор, на месте правителей европейских стран, не очень бы рассчитывал на ополчение латинских и африканских кварталов. Но иллюзия общественного договора между властью и обществом, тем не менее, сохраняется.

США, как государство, изначально основанное людьми, мягко говоря, свободолюбивыми настолько, что они не признавали писаных законов в принципе, не говоря уже об идее божественного происхождения верховной власти, пошли другим путем. Когда градус свободолюбия отдельных индивидов начал зашкаливать, а выпускать пар на индейцев стало сложно по причине почти поголовного их уничтожения, отцы-основатели задумались. Итогом стало подписание по-американски практичного общественного договора, который закрепил не только принципы, на которых могла строиться верховная власть, но и право граждан, в случае нарушения выбранными правителями достигнутых договоренностей, отстреливать их на совершенно законных основаниях. Этот договор даже называется «Билль о правах», а не «об обязанностях». Кругом должна оказалась власть, а не народ. Понять руководителей можно: когда «подданный», закаленный в войнах с ирокезами, заявляет о своих пожеланиях, при этом поигрывая кольтом сорок пятого калибра, полемика неуместна. Наверное, изначально власть рассчитывала со временем урезать привилегии народа, но американские фермеры оказались последовательны в вопросе сохранения на руках огнестрельного оружия и на уступки не шли. Постепенно руководители привыкли к своей унизительной ротации и вынуждены были заняться делом – обустройством страны непокорных фермеров. Так что потомков криминально-свободолюбивого народа эпохи открытия Америки заставлять любить Родину или государство не нужно. Они любят государство по расчету, как кормящую руку и от Родины не отделяют. Воевать их убеждать не нужно тоже, решение о войне принимается их собственными выборными, а бьются они не за абстрактное государство, а за безопасность своего ежедневного комфортного существования. Вполне практично, типично американский подход.

Российская государственность исторически сочетает в себе черты азиатской деспотии и европейской либеральной традиции. Отсутствует у нас, пожалуй, только американский подход к проблеме. Видимо, по причине отсутствия ощутимых выгод от существования какой-либо власти, россиянин, что в семнадцатом веке, что в двадцать первом, живет по принципу: подальше от начальства, поближе к кухне. Ничего хорошего от княжеской, царской, коммунистической и прочих властей, среднестатистический гражданин не ждет. Очень показательно в этом плане отношение населения к переписям оного. В царской России целые уезды окружались казачьими разъездами и граждан насильно считали практически по головам. Нельзя сказать, что автор не понимает крестьян, прятавшихся от переписчиков в лесах: ничего хорошего от учета и контроля им не грозило. Подушные подати, забривание в солдаты и иные прелести, согласитесь, не очень-то приятные вещи. Власть несознательность народа очень расстраивала и ввергала в депрессию с репрессивным уклоном, что также не способствовало единению государства и гражданина. Единственным, пожалуй, отличием российского народа от подданных империи Мин является патриотизм. Да, именно патриотизм, вы не ослышались. Единство россиянина и государства наступало только в момент внешней угрозы, будь то Речь Посполитая, Наполеон или Гитлер. Если деспотию, как правило, трудно завоевать, но легко удержать завоеванное, по причине спокойного отношения населения к замене Мин на Цин или Тайра на Минамото, то в России эти фокусы, извините, не проходят. Если мы самозабвенно сопротивляемся любым попыткам даже нашей родной власти нами управлять, то представьте только, как мы отвечаем на появление чужеземных захватчиков! Как говорится, не моги нам указывать, как жить, тогда мы не скажем, куда тебе идти. К сожалению, авральный характер нашей жизни непригоден для мирного времени. У нашего человека нет привычки обустраивать свою жизнь, что-то для этого делая за пределами своего хозяйства. Власть мы не признаем, постоянно ругаем, но на выборы при этом не ходим. Налоги не платим, но пенсию ждем. Незаконно строим дом на государственной земле, а потом возмущаемся ничтожной компенсацией за его уничтожение во время стихийного бедствия. Требуем искоренения коррупции, но соглашаемся на необходимость ее наличия, если нам дают в ней поучаствовать. Дикий «микс» языческих верований, представлений об успешном человеке на примере Емели, правового нигилизма и требование уважения к себе, как к личности, рождает весьма своеобразного гражданина. Можно ли при всем этом наборе характерных черт называться гражданином – большой вопрос.