Игорь Ягупов - Записки офисной крысы Страница 14

Нет, диета для меня абсолютно неприемлемая вещь. А вот Тошка время от времени предпринимает поистине героические попытки насытить свой организм несколькими ложками безвкусных хлопьев, размоченных в обезжиренном молоке. Попытки эти всегда заканчиваются неудачей. Вскоре Тошка опять начинает есть мясо и пить пиво. Жизнь вновь приобретает для нее аромат. До следующего захода, когда она в очередной раз, испугавшись своего отражения в зеркале, начинает, морщась от отвращения, пережевывать размокшие хлопья.

Сейчас у нее как раз такой приступ похудания. Когда я молча киваю ей на подносы с мясной нарезкой, она только дует губы, а ее глаза темнеют от бессильной злобы на саму себя. Я должен понять, что она не может есть мясо! Такое уж у нее сегодня настроение. Я смиряюсь и добавляю еще один ломоть ветчины себе на тарелку. Тошка сглатывает слюну, но стоически продолжает заливать мисочку с хлопьями полупрозрачным голубоватым молоком.

Рядом немцы – по крайней мере, по их гортанной речи я решаю, что это немцы, – набирают сосиски, булочки и масло. На хлопья немцы даже не глядят. Они не боятся умереть молодыми от избытка холестерина. Шведский стол для того и предназначен, чтобы брать с него самое вкусное, стараясь при этом съесть продуктов на сумму, превышающую ту, которую вы оплатили. Я бросаю взгляд на немецкие тарелки и понимаю, что им это явно удается.

Тошка давится хлопьями, но держится стоически. Характер куется именно в такие трудные для индивида моменты. Не до конца еще размокшие в молоке хлопья хрустят под женскими зубами, как капсулы пенопласта. Я ставлю на столик свой завтрак. И его вид усугубляет Тошкино горе. Однако она непреклонна в своем стремлении не перебрать калорий. Немцам больше достанется, решаю я.

После завтрака я готов ехать. Но Тошка, раздосадованная нашими вчерашними мытарствами, идет в купальню. Собственно говоря, то, что мы не попали туда вчера, ее собственная вина. Это она не захотела вставать рано, а потом потратила уйму времени в офисе. Но упрекать в этом Тошку было бы сейчас слишком жестоко. Она бы молча собралась, и мы выехали бы в Кемиярви сразу после завтрака. Но мне жаль лишать ее удовольствия. В конце концов, мы приехали сюда отдохнуть и приятно провести время, а не участвовать в ралли.

Тошка тянет меня с собой в купальню, но я непреклонен. После тропической жары меня всегда клонит в сон. И у меня нет ни малейшего желания бороться с ним за рулем.

Тошка плещется в бассейне, а я сижу в баре, пью кофе и наблюдаю за ней через стекло…

Помню, как я первый раз пришел к ней в фирму. Васька, мой давний университетский знакомый, встретил меня у вахты охраны на первом этаже огромного здания, набитого офисами, и потащил куда-то по коридорам на знакомство с боссом. До этого я знал Тошку только с Васькиных слов. Он работал в ее риелторской фирме последние пять лет. Те пять лет, что я провел в Финляндии и Швеции.

На рынке услуг по купле-продаже недвижимости в Мурманске стало тесновато. И Тошка (Антонина Александровна) решила расшириться на Запад. В ее планы входила продажа мурманских квартир и офисов иностранцам – в первую очередь, конечно, скандинавам и финнам, – а также продажа недвижимости за границей нашим соотечественникам. Определенный спрос на это имелся. И Тошке нужен был человек, который возглавил бы весь проект. Я же проболтался последние несколько лет в финских и шведских фирмах. Бизнес-леди интересовали мои связи, знание языков и опыт общения с иностранцами.

Когда Васька рассказал ей обо мне, она сразу ухватилась за эту возможность. И через Ваську стала заманивать меня в свою фирму. Я начал кочевряжиться по всем правилам хорошего тона. В конце концов, Тошкино терпение лопнуло: она предложила мне воистину огромную зарплату и пригласила на встречу. Я как всегда опоздал. И Васька тащил меня по коридорам, проклиная мою дурацкую привычку везде и всегда приходить на полчаса позже назначенного. Босса он, похоже, побаивался.

Я шел за Васькой по коридору степенно и уверенно, осознавая собственные значимость и нужность. Кто, кроме меня, мог выполнить для еще не знакомой мне Антонины Александровны эту работу? Может, кто-то и мог бы, да только предложенная мне зарплата не оставляла никаких сомнений в том, что бизнес-леди его не нашла.

На первый взгляд Тошка показалась мне предельно наглой и уверенной в себе теткой. Мы поздоровались. Потом она попросила подождать несколько минут и вновь углубилась в изучение какого-то договора. Памятуя о своем получасовом опоздании, я не имел возможности надуться на такой прием, а потому молча опустился на стул и стал ее разглядывать.

В молодости Тошка скорее всего считалась дурнушкой. Одни люди расцветают рано, другие приобретают шарм с годами. Женщины, казавшиеся хорошенькими, когда им было двадцать, к сорока годам в лучшем случае сохраняют остатки былой красоты. А вот Тошка, ничем, наверное, не привлекательная в юном возрасте, сейчас вызывала явный интерес.

Высокая, с тонкой костью и хорошей фигурой. Нет, она, конечно, не худышка. Но если женщина хочет быть привлекательной, она должна после тридцати годков, что называется, войти в тело. И я сразу заметил, как аппетитно сидит костюм на роскошной Тошкиной фигуре.

Тошкины волосы были крашены в черный цвет и довольно коротко стрижены. Казалось, что она только что от парикмахера. Ее лицо было овальным, крупным, с несколько неправильным массивным подбородком, прямым длинным носом и широким ртом с пухлыми, брезгливо искривленными губами. Его никак нельзя было назвать красивым. Тошкины темно-карие глаза были настолько оценивающими, что, когда, дочитав договор, она подняла взгляд на меня, я решил, что в моей внешности что-то не так. Может быть, пиджак застегнут не на ту пуговицу или галстук съехал набок? Теперь я знаю, что это обычный Тошкин взгляд. Она и сейчас смотрит на меня так же. Правда, теперь в него добавилось довольное чувство обладания.

«Мой, – говорят мне Тошкины глаза. – Ты мой, зайчик».

Насмотревшись на Тошку через стекло бассейна и допив кофе, я иду в номер собирать вещи. Мы выезжаем из отеля в половине первого и берем курс на Рованиеми. Опять опаздываем. Шоссе несется нам навстречу бесконечной лентой. Если смотреть прямо на дорогу, кажется, что мы стоим на месте и колесами скручиваем под себя великанский рушник. Когда-нибудь он кончится, и тогда мы выскочим прямо на болото, заснеженное, но по-прежнему топкое. Светает, хотя полярная ночь и не дает надежды на то, что выглянет Солнце. Грех жаловаться на эту краткую возможность свободно оглядеться вокруг, не будучи скованным непроницаемым кольцом мрака.

Ездить по финским дорогам на хорошей машине – горе горькое. При чистоте и ухоженности трасс почти невозможно все время ограничивать себя в скорости. Ее превышение – главное нарушение, за которое финны штрафуют наших соотечественников.

Дороги в Финляндии при ее довольно больших размерах и малой заселенности – дело особой важности. Они связывают нацию воедино. Как и все остальное, финны строят их тщательно и добротно. В первое лето участок будущего шоссе отсыпается по всем правилам технологии, с прослойками песка и гравия для дренажа, канавами для талых и дождевых вод по сторонам, с проходами из труб большого диаметра для пересекающих дорожное полотно ручьев и мелких речушек. Особое дело – формирование профиля: на поворотах дорога обязательно отклоняется от поперечной горизонтали высоким краем по внешней дуге, как на треке. Только полного неумеху может занести на таком повороте.

Финны формируют дорогу, утрамбовывают ее тяжелыми катками и оставляют в виде грунтовки на год, открыв по ней движение. За зиму машины окончательно утаптывают грунт, дорога наезжается и становится привычной. На следующее лето на нее вновь выходят дорожные строители. Они подсыпают и утрамбовывают просевшие участки, исправляют, если надо, профиль и дренажную систему. Только после этого дорога покрывается асфальтом. Так строятся в стране Суоми все дороги – от общенациональных магистралей, как то шоссе на Рованиеми и далее на

Хельсинки, по которому мы сейчас едем, до отвороток к стайке летних домиков на берегу живописного озерца или весело журчащей между зеленых от времени валунов речушки. Такие дороги служат долго, а их асфальтовое покрытие практически не трескается. Ездить по ним приятно и комфортно.

Мы проезжаем городок Соданкюля. Его название по-фински означает «военная деревня». Я не знаю, откуда оно взялось. Может быть, городок стал строиться во время войны? У меня нет здесь знакомых. Так что спросить не у кого. Так или иначе, но как-то не вяжется столь мрачное имя с таким милым местечком. Какие ассоциации может вызвать подобное название населенного пункта? Мрачные серые казармы с наброшенной поверх крыш рябой маскировочной сеткой, БТРы на улицах, жители в комбинезонах цвета хаки.

Ничего подобного, естественно, здесь вы не встретите. Соданкюля мила летом и очаровательна зимой. Это коммуна, где компактно проживают саами. Так что это даже не совсем Финляндия. В местных магазинчиках нет числа всевозможным сувенирам саамских народных промыслов. Сейчас Соданкюля по уши завалена снегом и походит на декорацию к какой-нибудь саамской сказке. Мы едем по центральной улице, на которой расположены магазины и отделения банков. На площади стоит разукрашенная елка. Она как будто выросла здесь. Ее игрушки и яркие гирлянды присыпаны снегом, отчего вся она кажется белой. Белое здесь все, кроме серой нитки дороги, по которой мы едем.