Владимир Дэс - Зелёное пальто Страница 14

Маэстро галантно вскочил с постели, поправил бабочку, подтянул брюки и с поклоном поцеловал ручку сестре.

Втроем мы весело позавтракали, и за завтраком маэстро рассказал о своей мечте, которую он никак не осуществит.

Из-за перестройки накрылось бюджетное финансирование.

А «новые русские» не дают денег на искусство, дают только на теннис.

А вот если бы нашелся такой идиот, то есть патриот, то он бы первый в истории России получил в Америке музыкального «Золотого Глобуса».

– А что для этого надо? – наивно спросила сестра.

– Нужен орган.

– Да… – загрустил я, – органа у нас в городе нет, если и найдется, то это пара роялей в Доме культуры железнодорожников, да и то ненастроенных и клеенных столярным клеем для табуреток.

Тут закашляла уборщица в кладовой Башни. Зная, что такие «кашли» во время серьезных бесед зря не происходят, я выволок уборщицу из кладовой на свет, и она поведала нам, что до перестройки была не уборщицей, а профессором в консерватории, где теперь боулинг.

Так вот, ей еще ее бабушка, тоже профессор все той же консерватории, рассказывала, что перед самой революцией на деньги прогрессивной музыкальной молодежи был куплен в Голландии и собран в особняке дворянского собрания Нижнеокска орган. Второй по величине в Европе.

После революции в это здание большевики решили заселить аптекоуправление. И ее бабка, и муж бабки, ее дедка ночью, еще до того, как туда заехали революционные фармацевты, забили орган глухой фанерной перегородкой. И затихли.

А так как всех прогрессивных, дореволюционных музыкантов расстреляли в семнадцатом, а затем в тридцать седьмом и деда с бабкой, то никто так и не знал, куда исчез голландский орган.

Время от времени в аптекоуправлении делали ремонт. Фанерную перегородку рабочие то красили, то наклеивали на нее обои, то наклеивали, то красили…

И перегородка с годами стала капитальной стеной. Из-за этого орган за долгие годы так никто и не обнаружил.

И если бы не мечта великого маэстро, моя уборщица, тире профессор, тоже унесла бы эту фамильную тайну в могилу.

Маэстро даже подпрыгнул от радости. И мы помчались в аптекоуправление.

Но в этом бывшем дворянском особняке аптеко-управления уже не было. Здание было пустым, без окон и дверей. Там бродили местные бомжи, которые в полу-обморочном состоянии ковырялись в щелях рассохшихся полов с надеждой найти стимулирующее питание.

Но стенка стояла как влитая.

Видно было, что кто-то пытался ее поцарапать, поковырять, но так ничего и не получилось.

Я тут же взялся за дело.

Выкупил здание как бесхозный сарай. Потом мы втихую сломали стену. И нашим взорам открылся великолепный орган.

Маэстро, как увидел, аж затрясся. Он стал ходить перед этим великолепным инструментом гладить его и, катая перед собой барабан, твердить: «Орган и барабан, орган и барабан…» Потом заставил меня крутить какое-то колесо, а сам стал играть одной рукой и одной ногой на органе, а другой ногой и другой рукой стучать по барабану. Музыка звучала странная, но за душу брала!

Все были в полном восторге.

Маэстро как опытный человек разъяснил нам, что получение «Глобуса»– это очень сложный процесс. Для получения его, кроме таланта и органа, нужны деньги.

А у маэстро, как он пояснил, денег нет.

Поэтому ему нужен продюсер. Естественно, с деньгами.

Продюсером сразу же согласился стать я. И мы с маэстро заключили договор.

Также ему понадобится подруга, которая будет закатывать скандалы и сцены ревности – для прессы и телевидения.

– Ею буду я! – перебила маэстро старшая сестра.

А еще нужен антураж. Для этого я предложил папу, он как раз у нас немного «двинулся по фазе» [29] на почве познания вечной истины.

Маме решили поручить рекламное сопровождение проекта.

Ну, а младшая сестра согласилась обеспечить нам безопасность. Вся семья снова оказалась при деле.

Вначале все шло великолепно.

Чтобы финансирование проекта маэстро шло без задержки и в полном объеме, я заложил весь свой бизнес и всю семейную собственность в «Инкомбанк».

Быстро отремонтировал здание Дворянского собрания.

Вызвал, да… да… опять из Голландии, мастеров. Они отреставрировали и настроили нам орган.

Купил как расходный материал с полсотни барабанов.

И таким образом создал все условия для творчества нашего гениального маэстро.

Дело двигалось.

Маэстро творил.

А мы каждый занимались своим делом.

Старшая сестра регулярно заставала маэстро с кем-то, где-то, закатывала ему скандал, о чем не переставали писать газеты.

Младшая отбивала полчища папарацци и сумасшедших новаторов.

Так, нам предлагали использовать вместо органа реактивные двигатели самолетов, а вместо барабанов – человеческие головы.

Ведь голова – лучший резонатор в природе, при этом очень убедительно это демонстрировали, стуча себя по макушкам то гаечным ключом, то стулом.

Папа как услышал, что на плечах у него резонатор, впал в истерическое состояние и договорился до того, что мозг человека не что иное, как специальный аппарат для передачи импульсов от Бога к нам и обратно. А раз так, то человек уже бессмертен.

Всё, что он делает, от чихания, до чесания, уже моментально передается мозгом (т. е. читай резонатором) – Создателю. Значит, этот резонатор, т. е. голову, надо отделить от тела и использовать ее по назначению, а не как предмет, издающий звуки, отращивающий волосы и поглощающий пищу.

После десятой попытки папы отделения своей головы от своего же тела мы опять засунули ему в рот клизму, залили ее спиртом и стали водить на пресс-конференции только в смирительной рубашке.

Но, несмотря на все эти трудности, через год маэстро написал-таки свою органно-барабанную симфонию.

Пришла пора собираться в Америку, на конкурс музыкантов, в Лос-Анджелес.

Перед самым отъездом маэстро привел американца, представляющего одну известную японскую корпорацию, и заявил, что некоторые серьезные люди предложили поставить главным продюсером нашего проекта этого американца.

А меня перевести в ассистирующего продюсера. Иначе, мол, не видать нам ни Америки, ни первой премии как своих ушей.

А всем хотелось в Америку.

И я, поколебавшись секунду, согласился. В то время ни я, ни маэстро не представляли разницы между главным продюсером и ассистирующим продюсером.

С помощью нового продюсера нам быстро открыли американские визы и… Мы полетели.

Новый продюсер – первым классом. Мы, семьей и Маэстро, экономклассом.

Я, честно сказать, сильно волновался. Вспомнилась моя первая поездка за границу, в Израиль.

Еще в годы перестройки.

Тогда меня при спуске с парохода на Землю обетованную тормознули представители израильской разведки.

Из Моссада. Люди серьезные.

Они уточнили некоторые подробности моей биографии, а именно тот самый злосчастный кризис на Синайском полуострове, за участие в котором я получил орден. А уточнив, вежливо вернули меня назад на пароход.

Вот поэтому и волновался.

Вроде сам никогда не участвовал в боевых действиях против США. Но из дома захватил на всякий случай фото моего дяди, который братается с американским солдатом на Эльбе в мае сорок пятого года.

С другой стороны, кто его знает, вдруг всплывет моя курсовая работа в университете: «О загнивании империалистической экономики США в период успехов развитого социализма в СССР».

Американцев вживую я видел всего один раз, еще в годы перестройки.

Меня, тогда директора рынка, друзья нашего губернатора пригласили на встречу с американской делегацией химиков, физиков и математиков, приехавшей к нам с дружеским визитом из какой-то американской Кремниевой долины. Встреча происходила в большом лекционном зале нашего Нижнеокского университета.

Американцы сразу начали чертить длинные формулы и знаки на огромной доске в аудитории.

Нам, простым смертным, все это было непонятно. Но страшно интересно. Всем хотелось посмотреть на настоящих, живых американцев. Зал был забит битком, под завязку.

Американцы неплохо говорили по-русски. Так, один из них подошел к исписанной доске и начал там чего-то дописывать в виде непонятных символов, а потом, повернувшись к залу, сказал:

– А я вот так вижу решение этой задачи… – зал притих. Выходит, наш ученый, долго смотрит на исписанную доску, а затем тоже дописывает несколько непонятных знаков и говорит:

– А если так… – зал загудел.

Американец снова выскочил к доске и быстро приписывает еще несколько знаков и говорит:

– Тогда уж вот так… – зал взорвался от смеха.

Ну, заодно посмеялись и мы, остальные, ничего в этой абракадабре не смыслящие. Какой-то птичий язык.

Но всем стало легко и просто, и сразу стало понятно, что эти американцы не такой уж злой и вредный народ, какими их рисуют Кукрыниксы [30] .

Вспоминая эту встречу, я летел с маэстро в самолете и мечтал, чтобы все американцы оказались такими же, как те из той таинственной Кремниевой долины.