Феликс Шведовский - По миру с барабаном. Дневник буддийского монаха Страница 15

Наша каюта оформлена в японском стиле. Это большая бело-голубая комната с татами, коричневыми одеялами на них, полками у стен, телевизором – и это всё. Очень просторно. Каюта на десять человек, но заполнена не вся, с нами плывут лишь два пассажира – китаянка и китаец.

Только разложили свои вещи, как Сэнсэй сказал, что пойдет обследовать корабль. Меня попросил поискать душевую и прачечную. Я быстро нашел эти блага цивилизации, от которых мы успели отвыкнуть за несколько недель стирки в тазах и мытья в них же. А рядом с душевой и прачечной – игровые автоматы, я уселся за один, чтобы поиграть в водителя машины. Но оказалось, что нужно заплатить сто йен (тут уже японские деньги), которых у меня, разумеется, не было: все подношения от китайских монахов мы отдавали Учителю, который полностью взял на себя финансирование нашей поездки, а своих денег не имел никто, за исключением мирянина Андрея.

Комфорт и чистота корабля плохо подействовали на всех нас. Случайно выйдя на палубу, я услышал звуки барабана. Корабль как раз отчалил – и Сэнсэй прощался с Китаем. Вскоре мы все собрались возле него и поддержали своими барабанами. После молитвы Тэрасава-сэнсэй сказал, что мы опять забыли о духовной цели поездки. Мы завершили паломничество по древней буддийской стране и даже не подумали воздать благодарность, разбрелись по кораблю каждый по своим делам. Конец путешествия так же важен, как и начало, и середина. Он свидетельствует о том, с какими мыслями мы странствовали. Конец паломничества в Китай одновременно является началом путешествия по Японии. Практика Лотосовой сутры есть не что иное, как взращивание в себе благодарности Лотосовой сутре, Будде, Учителю, родителям, всем живым существам – и ничего больше! В наше время никто не способен ни соблюдать винаю, ни обретать самадхи, как во времена Будды или Тяньтая. Все, что нам дано – это испытывать чувство благодарности, в нем и заключено все Учение Будды, оно является основой винаи и самадхи. Хранить сутру – значит всегда помнить о благодарности. Я увидел, насколько опасно испытание комфортом. Нет ничего плохого в желании удобств. Но нельзя становиться их рабом, а я думал о самоуслаждении как раз в тот момент, когда надо было сказать спасибо стране, с которой мы расставались…

Удивительно, но, сказав все эти строгие слова, Тэрасава-сэнсэй неожиданно улыбнулся и предложил: «Давайте попьем кофе». Испытание продолжается. Мы до отвала напились и кофе, и чая, наелись сгущенки, меда. Потом я принял душ. Наконец-то можно регулировать напор и температуру воды, намылиться туалетным мылом, а не хозяйственным, как в монастырях. В каюте мы легли на матрасы и стали смотреть по телевизору сингапурский боевик. В особо страшные, кровавые моменты Сэнсэй отворачивается, прячется за подушку, просит сказать ему, когда закончится ужас, и все равно смотрит.

Иногда Учитель напоминает ребенка.

2 октября 1994 г. Наш завтрак вполне европейский, как говорится, континентальный: долька мандарина, кружок ананаса с алой ягодкой, три тоненьких ломтика огурца со стружками капусты, яйцо вареное в скорлупе, две воздушные булочки, упакованный кусочек масла, пакетик джема, суп-пюре и чашечка кофе. «Японский размер», – сказал Сэнсэй. Хоть и мало, а наелся. В комфорте не хочется «жрать». Наверное, русская страсть к обильной еде – из-за недостатка эстетики, из-за грязи, вони и уродства, которые у нас куда ни плюнь.

На горизонте уже видны Японские острова. «Очень маленькие», – смеется Тэрасава-сэнсэй. Вечером, когда солнце садилось, подумалось, что чем ниже, тем быстрее оно движется. Так и в жизни: чем ближе к старости, тем стремительнее уходит жизнь.

Перед сном решил продолжить чтение трактата Нитирэна «Открытие глаз». Книга лежала у Андрея, и я спросил, можно ли мне ее взять. Неожиданно Андрей разразился весьма эмоциональной лекцией о том, как трудно общаться с такими зажатыми людьми, как я, что не нужно держать впечатления в себе, что надо спрашивать других об их впечатлениях – и только тогда перестанешь мыслить штампами. Было обидно выслушивать все это, но я сдержался и сказал только, что много молчу, так как большинство вещей кажутся мне не стоящими обсуждения, особенно если это глубокие, личные переживания. Андрей в знак примирения рассказал притчу о мальчике, не говорившем до восьми лет, пока его отца чуть не сбил несшийся бык. Тогда он молвил: «Папа, бык!». Потрясенный отец спросил: «Почему же ты молчал до сих пор?». – «А зачем было говорить?» – ответил сын.

Сэнсэй, лежавший через один матрас от меня в ночной рубашке, был свидетелем нашей беседы, но не проронил ни слова. Хотя он не знает русского, думаю, суть Учитель уловил. Вскоре между мной и Сэнсэем лег Сергей, собравшийся уже спать. Тэрасава-сэнсэй сказал ему вполголоса: «Ты дописал свой дневник? Вчера завершилось путешествие по Китаю, а ты весь день проиграл в пинг-понг (на корабле есть спортзал). Как бездарно! Этим ты можешь зачеркнуть все свои успехи на духовном Пути». Сергей молча встал и полночи в холле дописывал дневник.

Неожиданно я понял суть морской качки. От нее в голове такое же кружение, как при потере эмоционального контроля над собой. Вот почему Будда говорит о «море» желаний и страстей. Кажется, всем нам это море вскружило голову. Оттого на корабле и Сэнсэй стал так строг, и Андрей не удержался от замечания в мой адрес.

Китаянка, которая плывет в одной с нами каюте, давно живет в Японии: вышла там замуж. Она фокусница, на корабле – целая группа фокусниц с детьми. Она жонглировала для нас мандаринами и беседовала с Сэнсэем частично по-японски, частично через своего соседа – англоговорящего китайца. Учитель, смеясь, поведал о непритязательности монашеской жизни, а китаянка иронически похлопала по своему тугому чемодану.

3 октября 1994 г. Сегодня в час дня прибываем в Японию. В шесть утра провели утреннюю церемонию, стоя на мокрой палубе. Сэнсэй попросил нас надеть чистую одежду и побрить не только лицо, но и голову. Мы с харьковским Славой совсем запустили волосы и перестали быть похожими на монахов.

Когда корабль вошел в порт, мы выбежали вслед за Тэрасавой-сэнсэем, уже бившим в барабан. Его манера начинать церемонию, никого не дожидаясь, поначалу раздражавшая меня, стала мне понятной: так он отучает нас от привычки надевать монашескую одежду только тогда, когда это делает Учитель. Успеть за ним получается, лишь если ты готов независимо от того, готов ли он. Иначе Учитель всегда опередит.

Снова в детский сад,

или Япония – страна простейших истин

3 октября 1994 г. «Все о’кей», – похвалил меня таможенник в порту Кобе, внимательно пpосмотpев мой багаж. Я сразу почувствовал себя школьником, а его – учителем, который доволен моей контрольной работой. Так встретила Япония группу буддийских монахов и мирянина из России.

Тэpасава-сэнсэй, посвятивший нас, преподнес нам эту поездку на свою родину не для чего иного, как для учебы, и удивительно, что совершенно посторонний человек напомнил нам об этом. Казалось бы, что похвального в отсутствии у тебя контрабанды? Но таможенник не воспринял это как должное, он был благодарен нашей порядочности!

4 октября 1994 г. Мы остановились в монастыре общины Маха Дхарма, под Кобе[32]. Монахи этой сангхи, несмотря на свою самостоятельность, как и монахи ордена Ниппондзан Мёходзи, являются последователями преподобного Нитидацу Фудзии. Они тоже выполняют практику на улице, идя и ударяя в ручные молитвенные барабаны, и вместе с Тэрасавой-сэнсэем практиковали в Англии, в Милтон Кинсе, где потом появилась Пагода Мира (по-английски Peace Pagoda), землю под которую правительство предоставило буддийским монахам за символическую плату – каждый год сажать одно дерево. Пагоды Мира, или Ступы Мира – это древние символы вечной жизни Будды, содержащие его нетленную шариру, они воплощают собой единство живой и неживой природы и являются отличительной чертой учеников преподобного Нитидацу Фудзии, которые строят их по всему миру. Во времена холодной войны Пагоды Мира становились центрами притяжения для всех пацифистов, участников антиядерного движения в Европе и Америке.

Церемония в шесть утра станет началом нашей монашеской жизни в Японии. На протяжении всего путешествия по Китаю я мечтал оказаться в монастыре, где нет других правил, кроме правил нашего ордена.

Когда мы завершили паломничество по Китаю и корабль отчалил из Шанхая, Андрей спросил Сэнсэя, нельзя ли принять монашеское посвящение на то время, пока мы будем в Японии. Известно много случаев, когда миряне в Гонконге или Таиланде становились монахами на несколько дней, чтобы участвовать в чисто монашеских, аскетических практиках. Тэрасава-сэнсэй ответил, что буддизм Махаяны отличается утверждением о равенстве между монахом-бхикшу и мирянином-упасакой. Бхикшу[33] распространяют Дхарму, упасаки же поддерживают их. При жизни Будды был упасака Вималакирти, верующий настолько глубоко, что даже читал проповеди монахам. Единственное правило, которого Андрей должен придерживаться как мирянин, – на церемониях садиться позади монахов, всегда пропускать их вперед, никогда не приказывать монахам, но только просить. «Вообще-то, – улыбнулся Сэнсэй, – упасака свободнее бхикшу: может делать бизнес и даже стать президентом…»