Сергей Петров - Хроника его развода (сборник) Страница 16

Теперь Диман. Диман – это мой ученик. Высокий, лысый и внешне угрюмый – типичный браток из девяностых, если бы не худоба. Его взяли в отдел после Московской средней школы милиции. Я уже два года тогда работал, и меня «усилили» им на суточном дежурстве. Я с видом знатока объяснял Диману, как кого допрашивать, эдакий опытный наставник. Хотя сейчас, с высоты прожитых лет, думаю: ну какой я тогда был знаток, какой из меня наставник? Два года в ментовке – не срок. И тем не менее. Я часто говорил: Диман – мой ученик. Особенно когда мы находились в обществе молодых и глупых девонек, студенток юрфака, присланных в наш отдел на практику. Сначала мы что-то рассказывали им в кабинете, а потом предлагали перейти в учебный класс. Учебным классом являлась двухкомнатная квартира Димана, в которой он жил один. Учебными тренажёрами – пиво «Балтика» и два дивана.

Вольцев – тоже замечательный персонаж. У меня в друзьях вообще нет серых личностей. Вольцев до всех нас служил в этом отделе, но мы с ним уже познакомились как с адвокатом. Отдел манил адвоката Вольцева, как проститутка измученного своей некомпетентностью в половых вопросах девственника. И дело здесь не в ностальгии, отнюдь. Именно у следователей защитник может найти непрекращающийся приток подзащитных, у знакомых следователей.

Мне порекомендовал его кто-то из «стариков», и мы подружились. Я подгонял ему какого-нибудь клиента «пожирнее», а Сергей Иванович (так звали Вольцева) выписывал мне премию. При этом никаких нарушений закона с моей стороны не было. Он делал свою работу, я – свою. Работал Сергей Иванович с юморком, с огоньком работал, забавно.

Кирнём с ним вечером, например, а утром я ему названиваю.

– Сергей Иванович, напоминаю, что завтра, в полчетвёртого, мы с тобой едем в СИЗО.

– Вы угрожаете мне арестом? В чём дело? – Юморя, Вольцев часто любит переходить на «вы».

– Будем знакомить твоего клиента с делом. В пятнадцать тридцать.

– Какого клиента?

– Спиридонова.

– А разве он ещё не на свободе?

Или так, например.

– Сергей Иванович, я вам нашёл клиента.

– Кто такой?

– Мальчик. Студент. Не судим. Привлекается за угон автомобиля. Мама – директор ресторана «Центральный».

– Да? Мне почему-то уже кажется, что он невиновен…

…Как только я уехал в Москву, жизнь у парней стала меняться не пойми в какую сторону.

Диман ушёл работать в СИЗО, а потом стал курировать пару автобусных маршрутов.

Вольцев сдружился с водкой и «одноруким бандитом», проиграл почти все накопления, продал авто и запил. Говорят, что адвокатская консультация вызывала его на работу телеграммой.

А Валера отмочил финт похлеще моего диджейства. Он устроился работать риелтором.

…Мы сидим в заведении под названием «Седьмое небо». Это скромное заведение. На полках стоят батареи из пивных и водочных бутылок. Закусон – по минимуму. При таком раскладе отправиться на седьмое небо – не проблема.

– Позавчера, – доводит до меня Валера, – встретил Катю.

– Какую, – спрашиваю, – Катю?

– Подругу Ирины твоей.

– А-а-а… Ну и что она, Катя?

– Говорит, что ты алименты не платишь, бросил их и выгнал…

– Как интересно. И что ты ей сказал на это?

– А что я ещё скажу? Я откуда что знаю?

– Валера! – Я смотрю на своего друга внимательно. – Ты что, думаешь, я действительно так мог поступить?

Диман изумлён не меньше моего.

– Ты, – уточняет он, – ебанулся? Или уже пьян?

Вольцев поправляет у горла свитер:

– Валери! Мы же знаем Андрэ сто лет! Это в высшей степени порядочный человек! Это…

Он драматически потрясает вытянутыми перед собой ладонями.

– Да отстаньте вы от меня! – мычит покрасневший вдруг Валера. – Ничего я не знаю!

Валера, конечно, тормозил. Это бывало. Но чтобы вот так…

– М-да, – произношу я.

50

Мы посидели два с половиной часа и попрощались. Я решил не садиться в троллейбус. Отправился пешком. К чёрту эти унылые троллейбусы, жижа грязная на полу. К чёрту, мать их фашистскую.

Центр города, поздний вечер, улицы пустынны. Тамбовцы бухают дома. Или отдыхают от алкоголя. Прохожу одну остановку, другую. Вижу постамент и водружённый на него танк. Стоит здесь с сороковых годов, кажется. Место нашего первого свидания с Ириной. А где ещё мог назначить свидание такой идиот, как я?

Грустно и погано на душе. Снег неторопливо падает на землю, снежинки выписывают художественные пируэты в воздухе, но их красивое круженье никак не гармонирует со мной, мрачным и потерянным.

Я иду, и в голове моей звучат эти странные Валерины слова. Я не знаю, я ничего не знаю.

Вот, оказывается, какие обо мне здесь ходят слухи. Вот он я, оказывается, какой. Друг, весёлый парень, Андрюха Ветров. Бросил бедную и несчастную женщину. Вышвырнул на улицу вместе с ребёнком. И алименты не хочу платить.

Дохожу до городского сада. Карусели замерли, деревья облысели. Площадку узнаю танцевальную, и мрачная картинка проясняет воспоминание солнцем. Прыг-скок. И снова за тучу.

…Сентябрь, день, следующий за именинами Димана. Мы сидим на этой площадке, светло, кленовые листья разных цветов под ногами нашими и вокруг нас. Я в пальто своём сижу, том самом, из секонд-хенда. Перед нами великолепный вид на реку Цна.

Бедный Диман томился тогда весь день, перебрав накануне. Он неоднократно заглядывал в мой кабинет и требовал, чтобы мы подошли к начальнику, отпросились под какой-нибудь легендой, сели где-то и опохмелились.

– Диман, – объяснил я, – выйти надо часа в четыре. Чтобы уже не возвращаться.

Диман кивал своей большой бритой головой, уходил и через какое-то время возвращался:

– Ещё не шестнадцать ноль-ноль?

…Когда мы явились к начальнику, он всё понял сразу.

– Сергей Петрович! – бодро доложил я. – Нам с Димой нужно допросить кое-кого…

– Хватит, – урчит Сергей Петрович, – хватит…

Приземистый, толстый и лысый, через каждое слово «ёб твою мать», он сидит за столом, изучая газету «Спид-Инфо», курит и взирает на нас с усмешкой. Он в курсе всех событий. Стучат ему отовсюду. Он владеет всей информацией о каждом члене коллектива. И по поводу вчерашнего вечера Сергей Петрович тоже наверняка в курсе.

– Идите, ёб вашу мать, допросите. А тебе, – тычет он пальцем в Димана, – я приказываю выпить две бутылки пива «Балтика»! Номер девять!.. Ди-и-имка…

Приказ Сергея Петровича не был выполнен. И я, и Диман, взирая на реку, пили джин-тоник из баночек.

…Бывай, танцплощадка. Спускаюсь по каменной лестнице вниз и выхожу на Набережную. В Тамбове три красивых и длинных улицы: Советская, Интернациональная, Набережная. Есть и другие красивые, но они короче.

В белую шапку одевает мою голову снег. Бедовую мою голову.

Даже Валера, дружок мой, с которым море всего выпито, сотни мест преступлений осмотрено, не исключает, что я подлец.

Не знаю, я ничего не знаю…

А может быть, это правда?

51

Всё-таки интересное это ощущение – по херу. Особенно в любви. Сначала ты стараешься, она старается. Потом ты стараешься, а она свою линию гнёт. Ты терпишь, она наезжает и прёт танком. Тебя всё достало, а она опять прёт. А потом раз – и по херу. Как будто грузчик ты и шкаф на другой этаж допёр. Всё! Больше тащить не надо. Вытер пот со лба, получил бабки и побежал на выход.

Часы показывают двадцать три ноль-ноль. В доме все спят. Все, кроме Леры.

– Ты бросил меня одну и ушёл…

– Что значит бросил? Ты разве одна здесь?

– Все разошлись спать по своим комнатам, я осталась одна…

Нина спит рядом, повернувшись лицом к стенке.

Пытаюсь перевести разговор в другое русло, шутить пытаюсь, но не получается. Не получается ни хуя. Лера взрывается в очередной раз. Мы лежим на диване, и я не знаю уже, куда с этого дивана деться. На пол бы, да неохота идти в другие комнаты, искать матрас и одеяло.

– Я развожусь с тобой! Мы совершенно разные! Тебе нужна такая же, как ты! В космосе!

Мудрое замечание, мудрое. Возможно, Лера и права. Мне нужна такая же, как я, – в космосе. Художница. Актриса. Музыкантша. Писательница, например. А может, и не права. В том смысле, что не все так называемые творческие – в космосе. Вот Пол Маккартни, к примеру. Очень, читал я, хладнокровный бизнесмен.

Или в другом не права Лера, кардинально не права. В том, что мне вообще кто-то нужен. Сколько у меня их было? Лера, Ирина. И до них ведь другие были, и любовь с ними была. Но не вышло. Ничего не вышло. Меня бросали, я уходил. Не создан я, видимо, для союзов.

Лера продолжает жужжать, я зажмуриваю глаза, а уши заткнуть нечем.

– Говори тише, ты слишком громко говоришь.

– Я не говорю громко! Не ври!

«Развод», «суд», «как только вернёмся…» – такие я слышу слова.

Но нет у меня никакой реакции. Совесть меня не мучает, страха потерять Леру тоже нет. Раздавлено всё. Моими коленями на ровной тротуарной плитке раздавлено.

52

Когда поезд трогается и плывёт вокзал, начинает играть «Прощание славянки». В поезде № 31 всегда так. Мартынюк рассказывал, что в каком-то составе из Ёбурга в Москву – тоже.