Евгений Горбунов - Тонкий вкус съедаемых заживо. История лжи и подлости Страница 17

Утро следующего дня было отмечено молчанием жены. Холодным молчанием. Саша не стал разбираться и выяснять отношения, тоже просто молчал. Кое-как позавтракали. Сели играть с сыном в настольную игру. Бросая кубик, нужно было из одного пункта пройти в другой. Как только сын ни старался – и дул на кубик, и высоко его подбрасывал, все время выигрывал Саша. В последний раз он дал Денису фору в половину дистанции и все равно выиграл. Сын кусал губы, пытаясь не расплакаться. Он очень хотел выиграть.

– Не расстраивайся, это просто игра. Без проигрышей нет побед, – Саша подкидывал в руке кубик. – Ты просто должен играть, легко играть… Ну, иди сюда, я тебя обниму.

Денис бросился в объятия и не в силах уже сдержаться расплакался.

– Так, а ну перестань реветь. Ерунда какая! Я же не плачу, когда проигрываю.

– Я не могу сдержаться, папа, – всхлипывал сын, – не могу…

Потом они пошли гулять на железнодорожную станцию. С самокатом. Погода была хорошая, солнечная, и для поднятия настроения Саша взял с собой маленькую фляжку с виски. Идти было далеко. По пути купили пакетик с соком, бананы и апельсин – перекусить на станции. Зашли на заброшенный стадион. Сын мастерски «вышивал» на самокате. Дальше, через несколько старых хрущевских кварталов вышли к полустанку. Сели на небольшую скамейку и стали смотреть на поезда. Денискины детские вопросы сыпались на Сашу весенним дождем, и он не без удовольствия отвечал на них. Одна тема сменялась другой. Сын сидел рядом и жмурился от кислой апельсиновой дольки. Саша отхлебывал из фляжки тягучий сорока трёхградусный ирландский «Магалиген». Хорошо. Поезда проносились с грохотом и лязгом. Они, отец и сын, махали им вслед. Саша вдруг остро почувствовал глупость их с Таней ссоры. Достал телефон, и через минуту ему ответила жена:

– Да.

– Это я. Прости. Наверное, я неправ. Просто нервы зашкаливает. На работе как всегда… Прости.

– Хорошо, – в голосе Тани звучали доброжелательные нотки. – Когда вы придете? Я обед приготовила.

– Через час. Может, купить чего?

– Все есть. Приходите.

– Ну, все тогда. Целую.

– Тоже.

Саша спрятал телефон и несколькими движениями скрутил никелированную крышку фляжки. Виски приятно обжёг язык. А все-таки не все так плохо.

– Смотри, пап, грузовой идет, – сын начал махать приближающемуся составу. Машинист заметил их, махнул рукой и дал короткий гудок. Саша поприветствовал его поднятой фляжкой. Счастливого пути!

Потом они пришли домой, обедали, разговаривали о том – о сём. Саше было приятно и как-то спокойно от того, что он помирился с женой. После обеда он прилег на диван и включил телевизор. Шло какое-то ток-шоу. Полногрудая ведущая задавала участникам глупые вопросы. Участники с гримасами острого мыслительного процесса давали еще более глупые неправильные ответы. Главным призом был кухонный комбайн. Надуманная пошлость происходящего на экране должна была вызывать интерес. На Сашу вдруг накатила приятная обволакивающая дрема. Звуки смешивались, убаюкивали и не мешали. Сам собой нежданно пришел сон. Нормальный сон, без молний и вспышек, без обрывочных сновидений, без падения на дно самых глубоких пропастей и каньонов. Наконец то…

Чуть припозднившись из-за пробки, Игнатьев скорым шагом прошел через дилерский зал на свое рабочее место. Здороваться со всеми за руку не стал – не фиг обращать на себя внимание. Левандоса на месте не было. Очень даже хорошо. Все системы уже были включены. Игорь Доценко, отхлебывая кофе из кружки, повернулся к нему:

– Рубль видел?

– Ого, – произнес Саша, открывая Рейтеровское «окно». – Ну ты посмотри!

– Вот так. Уже двенадцать копеек вверх с начала дня. Нефть дорожает. Америка в негативе.

– Сливать рубли надо немедленно, – глухо произнес Игнатьев, – фиксировать прибыль и сидеть тихо-тихо.

– Ну, может быть, и так. Но ты бы перестал так мандражировать. Все будет хокей.

– Да, Левандос сейчас придет, увидит курсы и начнет тебя размазывать…

– Да пошел он нах… Так не зарабатывают. Мы в плюсе на восемьдесят штук, а чем рискуем? Луснет вниз и все.

– Да перестань ты, – Игорь хлопнул Саню по плечу, – что за пессимизм? Прекращай…

– Прекращу… когда закроемся.

Саша просмотрел заявки в системе на валютообмен. По рублям ничего не было. Так, мелочи. Сделал себе кофе. Российский рубль тем временем продолжал укрепляться по всем направлениям. В начале одиннадцатого пришел Леванченко. С усталым лицом он сел за компьютер. Саша приготовился. Сейчас начнется.

– Игнатьев, подойди сюда, – через десять минут послышался голос начальника.

– Да, Андрей.

– Что скажешь, – Леванченко показывал на монитор, где стояли курсы.

– Скажу однозначно, – сдавленно произнес Саша, – надо срочно закрываться и радоваться, что успели.

– Послушай, может, мне еще за шампанским сходить, – раздраженно цедил Левандос, – отметить удачную сделку топ-дилера Игнатьева. Ты меняешься не в лучшую сторону. Так недалеко до беды.

– Нам всем недалеко до беды. Закрываться надо.

– Так, иди, и чтоб я этого больше не слышал. Иначе сделаю выводы.

– Андрей, я…

– Все, разговор окончен.

Игнатьев тяжело опустился в свое кресло. Стало противно. Как это все остопиздело!!! Его, много лет проработавшего на этом рынке, никто не хочет слушать. НИКТО!!! Все не просто фантазируют, но и пытаются претворить свои фантазии в жизнь. Дилетантско-истерический подход ко всему. Но деньги не прощают такого подхода. Они отомстят. И «попадут» и правые, и неправые.

В зал залетела Дайнеко. Сейчас экзекуция продолжится. Она как всегда подошла к Леванченко. Обычные вопросы – стандартные ответы. Спросила, что с рублем. Леванченко показал цифру на мониторе.

– Игнатьев!

– Да, Людмила Николаевна!

– Какой там был курс?

– 25,2816.

Дайнеко, молча, смотрела на курсы. Потом наклонилась к Леванченко и что-то тихо ему сказала. Он закивал в ответ. В воздух проскользнули слова «… теряет квалификацию…» После короткого разговора Дайнечка пошла в стекляшку к Диме Ласке. Через какое-то время оттуда послышался ее смех. Весело что-то обсуждали. Перепады настроения у зампредши были очень сильными, и Игнатьев знал, что за этим последует взрыв ярости. Так и случилось. Дайнеко, выходя, задержалась у стола Фадеева.

– Рубли вывез?

– Вывозим Людмила Николаевна. Сегодня в Москве.

– Сколько в кассе осталось?

– В кассе остало… – Толян не успел договорить.

– В кассе шесть миллионов, – звонко выпалила Андронникова, сжимая листок с табличкой в руке.

– Почему так много? Ты что, Фадеев, с ума сошел?

– Так мне…

– Я тебе что сказала на прошлой неделе? Рубли вывезти все, ВСЕ!!!

– Нам надо на валютообмен пятерочку, рубль в спросе… Это я распорядился, – проходящий мимо на перекур Леванченко милостливо решил спасти Толяна, – в кассе уже ничего нет…

– А что с ветхими и изношенными долларами?

– Пакуем, в среду вывоз.

Заместитель председателя правления с перекошенным лицом двинулась к выходу.

– Чтоб все было чисто!!!

– Все сделаем, Людмила Николаевна, – слова Фадеева ее не интересовали.

После обеда Саша вспомнил про тикет. Странно, и Света не звонила, не напоминала. Это на нее не похоже. Он пошел в бэк-офис. За рабочим столом Светланы было пусто.

– Девочки, привет всем! А где Света?

– Да неприятности у нее, – ответила сидящая рядом Ира, – ногу на выходных сломала. Какой-то сложный перелом. В больнице сейчас. А ты по какому вопросу?

– Да я так, переговорить… – Саша пошел к выходу.

Но тикет надо было все равно подписывать. Он нашел его в дилинговой системе, распечатал снова и, глянув на свое отражение в стекле шкафа, пошел в приемную Дайнеко.

– Привет!

– Привет ковбойцам! – Инна, как кошка, потягивалась в кресле. – Чего не звонишь?

– Видишь, сам пришел. У себя? Мне надо тикет подписать.

– Да, давай подпишу.

Только Инна поднялась из-за стола, как дверь кабинета распахнулась, и оттуда вылетела Дайнечка.

– Так, я на телефоне, если что, – пропищала она.

– Людмила Николавна, подпишите тикет по рублям.

– Потом, Игнатьев, я спешу.

– Это важно.

– Я сказала – потом. Что непонятно? Всё, – и она зацокала каблуками по коридору.

– Ну что за херня, – Саша тяжело опустился на стул в приемной.

– Не переживай товарисч, кофейку?

– Давай.

Они просидели за разговорами и кофеем минут двадцать. Хотя Саше, честно говоря, было не до этого мурлыкания. Тянущее чувство беспокойства нарастало. Тикет не подписан, заявки нет. Оставив тикет в папке «На подпись», он пошел в дилерский зал. Сел в кресло. На часах было двадцать минут четвертого. Москва потихоньку закрывается.

– Ты рубль видел? – теперь уже Кирьян вмешивался в ход мыслей Игнатьева этим вопросом.

– Да, бля, видел. И что с того? – зло откликнулся Саша.

– Да ничего. Просто сказал.