Александр Дьяченко - В круге света (сборник) Страница 18

«Крыса, что ли, в подвале сдохла? – подумал я. – Нужно будет все тщательно осмотреть!»

Пока трапезничал, тело занесли в храм. Бегу назад – и опять эта вонь, только резко усилившаяся. Зашел в храм – вроде все в порядке, никаких запахов. Приступил к отпеванию. Смотрю, мои помощницы забегали, а матушка – так та вообще за горло держится. Она ведь – бывший химик, у нее обоняние, как у парфюмера…

Через какое-то время я остался один на один с неутешными родственниками, а мои в это время прочесывали сантиметр за сантиметром притвор и даже на колокольню поднимались, пытаясь определить источник запаха, но все оказалось тщетно. Запах стоял именно в притворе, где вообще ничего, кроме стен и каменных плит, не было.

После отпевания я отпустил всех, а сам отправился на требы. Через какое-то время староста звонит мне и сообщает, что оставила ключи в храме. С треб меня привезли лишь в половине четвертого. Нина меня ждала. Открыли двери, и запах, который, как мы надеялись, за полтора часа должен был выветриться, только усилился. «Что-то здесь не так, – дошло до меня, – это не простой запах!»

Набрав крещенской воды, мы вместе со старостой под пение тропаря Крещению Господню обильно окропили притвор. Я тогда вспомнил, что, окропляя храм на праздник Богоявления, забыл освятить эту часть церкви. Спустя несколько минут мы с помощницей вышли из храма. В притворе стоял чудесный морозец. И тогда я понял, что запах тлена, по-видимому, исходил от того, кто приходил за старушкой. Пришел из бездны и ушел, обозначив свое присутствие. Вот так, наверно, там и пахнет. Не забывает он нас, всегда рядом, «аки зверь рыкающий» – страшный и беспощадный.

И раньше случались явления в притворе, но чтобы такие, как вчера, – право, не припомню.

Такие вот чудеса…

Плоть едина

На днях прочитал о том, что в Африке несколько католических священников отделились от папского Престола. Причем отделились по причине вовсе не догматической, а по самой что ни на есть житейской. Отцы заявили: мы хотим иметь жен и жить с ними в законном браке, как и все нормальные люди. Разумеется, у этих чернокожих батюшек уже были жены, но они до сих пор этот факт не афишировали. Начальство об этом знает, но закрывает глаза: «Понимаем, мол, вас, наши африканские братья! Нелегко вам там, в такой жаре, бороться с искушениями…» Только вот верующему человеку, особенно священнику, так жить невмоготу! Нельзя самому нарушать принятые нормы благочестия и одновременно с этим учить паству нравственности. Вот и восстали…

Нелегко нашим католическим братьям без матушек, раз уж решились они из-за этого даже пойти на раскол! Да и вообще, тяжело священнику одному, причем не только в молодые годы.

Был у меня один знакомый целибатный[3] батюшка. Сейчас связь с ним, к сожалению, прервалась, а тогда я, еще до рукоположения, нередко заглядывал к нему в приход. Как-то раз приезжаю и неожиданно попадаю на его день рождения. Захожу в церковный дом, а там – яблоку упасть негде и вокруг – одни женщины. Суетятся, готовят что-то на кухне, с тарелками бегают… Обстановка – самая что ни на есть праздничная, все женщины – в белых блузках, а под платочками угадываются тщательно уложенные волосы. Потом вижу, как из духовки достают огромный корж и выводят на нем кремом: «38». Я служу уже десять лет, но мне, наверно, и на стодвадцатилетие такого торта не дождаться, какой моему приятелю тогда испекли. Я видел глаза моего товарища, когда вся эта белоблузочная орда наступала на него с тортом наперевес, дружно распевая: «Happy birthday to you!»[4] Поверьте, это были глаза мученика…

Да-да, матушка нужна священнику еще и как каменная стена, за которой он может в любой момент спрятаться от таких вот почитательниц. А ведь их бывает очень много, особенно у отцов молодых и видных собой! В храм приходит немало женщин, оставленных мужьями или любимыми. Нередко в семьях между супругами не хватает теплого человеческого общения, да и других нестроений полно, а батюшка по роду своего служения должен их выслушать, поговорить с ними и обнадежить. Он никогда не накричит на них, как постылый муж, и уж тем более не ударит. Вот и создается у женщины ложное впечатление, что священник – и есть тот самый единственный и долгожданный принц, который ее понимает. Вот он – цель и смысл горькой и нереализованной бабьей судьбы!

И женщина начинает действовать. Иногда такие действия принимают совсем нешуточный оборот. Порой даже присутствие законной матушки не спасает…

Однажды, еще диаконом, разоблачаюсь после службы в ризнице с моим отцом-настоятелем. Снял он с себя облачения, привел в порядок волосы перед рукомойником, а потом достает из куртки пистолет и прячет его в карман подрясника. Я с удивлением смотрю на оружие. Батюшка перехватывает мой испуганный взгляд и говорит со вздохом:

– Не подумай чего. Газовый. Не знаю уже, что и делать. Ты не обращал внимания на высокую девушку, которая обычно стоит возле левой колонны?

– Это такая здоровенная? Похожая на метательницу молота?

– Вот-вот, она самая! Проявляет ко мне, как говорится, повышенное внимание… Подойдет на исповеди и давай: «Ты мой избранник и будешь моим. Если я что решила, то своего добьюсь! Ты на мне должен жениться…» Объясняю ей: «У меня жена есть, дети», – а она мне: «Это – не проблема! Жена – не стена. Пожила с тобой, проживет и без тебя». Стала подлавливать после службы, а на днях неожиданно напала. Я, вообще-то, мужик не самый слабый, но она меня обхватила, приподняла и впилась в губы. Я трепыхаюсь, как рыба на крючке, но освободиться никак не могу. А она мечтательно: «Какой у тебя многообещающий рот…» Вот, купил пистолет, может, испугается… Дома телефон приходится отключать, перед матушкой стыдно!..

Я сразу же вспомнил историю, связанную с другим знакомым батюшкой. Он служит вторым священником в митрополии, в старинном храме. Церковь стоит почти в центре города, на улице, идущей параллельно главной. Однажды утром, готовясь к поздней литургии, он вдруг услышал звон бьющегося стекла и увидел большой камень, влетевший в алтарь. Батюшка подскакивает к разбитому окну и видит пьяного, – напротив храма располагается питейное заведение. Здоровенный детина стоит, никуда не убегает, нагло ухмыляется и показывает батюшке фигу… Но это мне можно безнаказанно кукиш продемонстрировать, но уж никак не моему товарищу! Он пришел в семинарию после окончания военного училища и, не переставая ощущать себя военным человеком, до сих пор окормляет омоновцев, время от времени отправляющихся в командировки на Северный Кавказ. Привыкнув за многие годы иметь при себе оружие, он всегда носил газовый пистолет – устрашающую копию боевого «ТТ».

Без лишних слов батюшка сбрасывает с себя фелонь[5] и со своим огромным пистолетом выбегает из церкви. Пистолет хоть и газовый, но грохочет, как настоящий. Готов побиться об заклад: эта шпана за всю свою жизнь никогда не улепетывала так шустро! Народ долго вспоминал эту картину – батюшка с пистолетом в руках молча преследует нарезающего от него круги, истошно вопящего мужика… Но как бы то ни было, а окна в храме после того случая бить перестали, и фиги тамошним батюшкам больше никто не показывал.

Я представил себе моего кроткого отца-настоятеля, преследующего наглую девицу с пистолетом в руке, и долго смеялся…

Трудное это дело – найти семинаристу настоящую подругу жизни и помощницу. Да и где ее искать прикажете? Не по дискотекам же и ночным клубам! Именно поэтому в нашей среде и существует традиция свое образного сватовства. Завтрашний священник узнает, что у такого-то батюшки дочь на выданье, и отправляется свататься.

Вот и к нам как-то приехал один такой молодой человек – хотел с дочерью моей познакомиться. Пожаловал вместе с отцом – священником. Очень хорошая, потомственная священническая семья. Звоню дочке: так, мол, и так, приходи – «купцы приехали»! Та все сразу же поняла и отвечает:

– Папа, прости, я не приду. Извинись за меня, но я матушкой становиться не буду.

– Почему, дочка? Ты же ведь с нами в храме с младенчества!

– Нет, папочка, я собираюсь жить нормальной человеческой жизнью! У меня будут выходные дни и отпуска, а так, как вы с мамой – всю жизнь в деревне руины восстанавливать да пять-шесть человек детей растить, я не хочу…

Что ж, все правильно: быть настоящей матушкой – это подвиг, и не каждая девушка к нему готова.

Иногда ребятишки идут к старцам и просят благословения на брак с теми, кого он им предложит. Какие трагедии происходят порой после таких вот «благословений»! Разве же это дело монахов – благословлять детей на счастливые браки?

После многих лет пребывания в священнической среде я вдруг сделал довольно неожиданный вывод. Сколько бы мы ни встречались, какие бы темы ни обсуждали, мы никогда не говорим о женщинах, а уж тем более – о матушках. О них – или хорошо, или никак. Не существует для нас такой темы. Поверьте, если и собираются отцы на какой-нибудь праздник, а потом садятся за стол, то рядом с ними почти не бывает женщин, а уж тем более чужих. Батюшек, конечно, можно упрекать, как и остальных людей, во многих грехах, но в изменах своим матушкам – практически никогда. Если священник «загулял», то это, как правило, от отчаяния – значит, в семье его совсем плохо…