Саша Кругосветов - Сто лет в России Страница 18

Незачем возвращаться к прошлому. Не сложилась дружба с Большим братом – и слава богу! Но почему Большой брат обо всем знает, почему он всегда рядом?

Как-то Игорек, признанный первый красавец нашей компании, в прошлом мой соученик, привел к нам трех обаятельных молодых парижан-французов – парня и двух девушек. Мы с Игорем в то время работали на одном закрытом предприятии. Считались допущенными к государственной тайне и потому были невыездными. Французы – наши ровесники. Русисты. Приехали для стажировки в Ленинградский университет. Ребята легко влились в нашу компанию. Вместе с нами проводили свободное время: обменивались новостями, гуляли, ходили на выставки, ездили по нашим прекрасным пригородам. У французов был прелестный акцент, над которым мы слегка подтрунивали. По-дружески, конечно. Самое главное – они были открыты всему, что можно увидеть и узнать в нашей стране. Им было все интересно. И мы их вскоре полюбили. Игорька приглашают на беседу в первый отдел. «У вас же подписка о неразглашении», – говорят ему. «Я и не разглашаю» – «Зачем тогда встречаетесь с иностранцами?» – «А где написано, что нельзя?» – «Послушайте, у вас же идеальная биография. Отец – безупречный офицер. Сестра проверена-перепроверена, мы ей разрешили с иностранцами работать. Вы же не космополит какой-нибудь. Вам нравится ваша работа? Зачем вам эти французы?» Пришлось Игорю прервать встречи с французскими друзьями. Не знаю уж, как он им это изложил. И что чувствовали при этом доброжелательные французы? Некоторое время я обменивался письмами с парижанами. Недолго. Вскоре прекратил. Не стал ждать беседы с Большим братом. Перестал отвечать на их открытки. Было очень стыдно. А как я мог это объяснить? Запретили, мол, взрослые дяди, что ли? О своей секретной работе тоже нельзя сообщать.

Вспоминается такой случай. Мне было необходимо показать рукопись своей диссертации научному руководителю. Договорились о встрече на другой площадке института. Диссертация считалась секретной, хотя никакой секретной информации не содержала. Просто вся документация в институте шла только через первый отдел. Диссертация, написанная мною собственноручно, хранилась в секретном портфеле и запечатывалась специальной печатью на пластилиновой блямбе. Обычно документация доставлялась с площадки на площадку специальным автобусом. На этот раз автобуса не было. Мне сказали: «Сам иди с портфелем. Потом сдашь его в первый отдел». Я все сделал. Пришел на место, достал рукопись и встретился с научным руководителем. Лишь после этого принес портфель в первый отдел.

У работницы первого отдела шок. Пластилиновая печать вскрыта! При переносе портфеля могли же посмотреть или даже забрать секретную документацию! Оказывается, я должен был вначале предъявить запечатанный портфель, чтобы его собственноручно распечатала работница первого отдела, и только тогда взять рукопись. Скандал! Набежали начальницы. Я объясняю: «Да там нет ничего секретного. Я и так каждую буковку рукописи знаю наизусть. Но ведь меня никто не проинструктировал!» Этот последний аргумент меня и спас. Но напор был большой. Нахрапистым начальницам очень хотелось меня запугать. Когда не получилось, начались «душевные разговоры». «Как там у вас обстановка?» – «В каком смысле?» – «Ну, ведет ли кто-нибудь неправильные разговоры?» – «Что вы, у нас такие правильные люди. Только правильные разговоры ведут». – «А есть ли кто-то с аморальным поведением?» – «Что вы, у нас все люди – очень даже высоко моральные. Никто не пьет, не курит». – «Ну, а если такое случится?» – «Что случится?» – «Ну, кто-то аморально будет себя вести, вы нам сообщите?» – «Ну, конечно, можете не сомневаться, обязательно сообщу. Но вряд ли это случится. У нас весь народ – и высокоморальный, и никаких вредных разговоров не ведет». До них наконец дошло, что я их вышучиваю. Разозлились. Хотели предложить этому балбесу сотрудничать, а он дурочку разыгрывает. Предупредили, чтобы впредь… Но не наказали. И на этот раз пронесло. Но уж больно хочется Большому брату прижать всех к ногтю… Кого еще не успели. А вот в ряды Смершевых и Стрелковых, невидимых бойцов невидимого фронта, по-простому – сексотов, пожалуйста, любому дорога открыта.

Был период, когда мы с Жанной, моей первой женой, жили в съемной двухкомнатной квартире. Хозяева – в долгом отъезде, куют деньги на Севере. Все их имущество закрыто в одной комнате. А мы снимаем как бы однокомнатную квартиру. В один прекрасный день появляется молодой человек. Своими ключами открывает дверь в квартиру и дверь в запертую комнату. Я – брат хозяйки. Такой обаяшка. Просто друг-раздруг. Приехал на задание. Как мы понимаем, от Большого брата. Поживу здесь с вами. Хорошенькое дело, только коммуналки нам не хватает. Пришлось терпеть. Ходил, терся. Смотрел в нашей комнате телевизор. Обшмонал все книги, бумаги, мои рабочие записи. Клинья к Жанне подбивал, когда меня не было. Жанна не церемонилась, быстро отбрила: «Нука, уноси свою жирную задницу, а то все наши кресла от тебя засалились». Прошла пара недель. Брат хозяйки исчез так же внезапно, как и появился. Видимо, миссия была выполнена. Миссия, конечно, не была связана с нами. Но нас проверили. На всякий случай. И чтоб мы нос не задирали. Ну никуда нам не спрятаться от Большого брата. Интересно, доложил ли «брат хозяйки» Большому брату, как ему досталось, когда мы с ним решили дружески побоксировать?

Я уже писал, что в шестидесятые попрощался с близким другом. Его отъезд за рубеж был во многом вынужденным. Его родители с младшей сестрой отъехали на ПМЖ в Америку. У него – жена, маленький ребенок. Он не планировал покинуть страну. После отъезда родственников его увольняют с работы. Устроиться на работу не получается. Перебивается случайными заработками. Рвет отношения с друзьями, чтобы не навлечь на них гнев Большого брата. Подает заявление об отъезде, вынужден подать. В Америку не выпускают. «Зачем вам в Америку? Езжайте в Израиль. Там ваше место. Хотите воссоединиться с семьей? Не смешите, это не ваша семья. У вас уже своя семья. Разрешим выезд только в Израиль. Почему я должен вам что-то объяснять? Есть соображения высшей целесообразности». С огромным трудом через Москву удалось другу получить разрешение на выезд в Америку. С тяжелым сердцем покидал он Родину. Нас, друзей, не было среди провожающих. Он не хотел. Не хотел, чтобы у нас были из-за него проблемы.

Как хорошо, что Большой брат ни на минуту не выпускает нас из виду. Всю жизнь он дышит нам в спину. Заботится о нас. Помогает, советует. Чтобы мы, дети неразумные, не наломали дров. Чтобы не наделали глупостей по скудоумию своему. Сами же потом жалеть будете, как бы говорит он нам, только поздно будет. Ни на минуту не ослабевает его хватка. Все о нас, где надо, записано. Каждый шаг известен.

В наше время при заключении кредитного договора с предприятием вместе с управляющим банка всегда приходит серая мышка – зам по безопасности. «Мы о вас все знаем, Александр Яковлевич. К вам у правоохранительных органов есть очень и очень серьезные вопросы. У вас нешуточные проблемы». – «Какие, где? Ничего не знаю». – «Как не знаете? В Комарово ваша фирма снимала для сотрудников дачи? А кто Героев Советского Союза выселял из дач, выбрасывал на снег, в кровь избивал?» – «Да не было этого». – «А что “Курортная правда” писала десять лет назад?» – «Неправда это, ничего подобного не было. Просто кому-то наши дачи понравились. Мы подали на газету в суд за клевету. Газета оплатила штраф, опубликовала опровержение». – «Не знаю, не знаю. А сын ваш двадцать лет назад сбросил на бабушку бетонную плиту, что вы скажете?» – «Послушайте, сыну тогда было восемь лет, мог он сбросить бетонную плиту?» И так далее в том же духе. «Да вы не думайте, Александр Яковлевич, у нас нет к вам претензий. Дадим вам кредит». До сих пор, до сего дня управляющие банков стоят на задних лапках, ждут разрешения своего зама по безопасности. С виду тихого, скромного, а когда надо – наглого и беззастенчивого. И правильно. Большой брат думает о каждом из нас. Вот мы его и уважаем за это. И от души любим.

На многие ключевые посты экономики в современной России поставлены люди Большого брата. Образованные, интеллигентные, порядочные. Я лично очень Большому брату благодарен за то, что он для всех нас делает. И за то, что еще сделает. Пока Большой брат с нами, страну ждут и порядок, и стабильность, и процветание.

Юная грузинская княжна

Что за девочка получилась у Миши с Верой! Высокая, тонкая, с гибкой талией. Упругая, как лоза, и сильная, словно горная антилопа. Ирочке – семнадцать. Лицо нежное, как у юной грузинской княжны. По комсомольской путевке ездила Ирина в Польшу и ГДР (Германская Демократическая Республика, по существу – Восточная Германия). Когда выходила из автобуса, парни и молодые мужчины провожали ее взглядом. «Итальяно, итальяно!» – кричали они. Подружки уверяли: «Наша Ирка – вылитая Зинаида Кириенко!» (красавица-актриса, сыгравшая роль Натальи в «Тихом Доне»). Бабушка Тоня любила Ирочку. «В нашу породу пошла», – говорила она. Объясняла, что внучка и статью, и лицом похожа на ее, Тонину, бабку, терскую казачку. Кавказцы принимали Иру за свою: «Грузинка?» – «Нет, я русская». – «Зачем стесняешься своей нации? Что я не вижу – наша ты, наша!» Видно, было у нее сколько-то грузинской крови. Когда Ирина подросла, стала самостоятельно ходить на рынок за продуктами. Превращала его посещение в настоящий спектакль. Джигит взвешивает и пальчиком нажимает на чашку с гирями. «Зачем обманываешь меня? Сказал бы, что хочешь цену больше, я, может быть, и согласилась бы. А обвешивать? Ты – не мужчина!» Последнюю фразу она говорит намеренно громко и на глазах всего рынка возвращает джигиту взвешенные продукты. Позор. Все хохочут. «Я не мужчина? Забирай все бесплатно!» – «От тебя не приму!» – говорит она и демонстративно удаляется. Пол-рынка мчится за ней, предлагает товар.