Татьяна Веденская - Ягодка, или Пилюли от бабьей дури Страница 19

Носить это в себе было выше его сил. Всю сознательную жизнь, всегда, что бы ни случилось, Костя мог поговорить со Светкой, зная, что она и выслушает, и посочувствует, и покивает в нужных местах. И вот, пожалуйста – как с ней обсудишь, если проблема-то как раз в ней! Оставался Мишка. Они встретились в городе, в кафешке на проспекте Мира, так как жили теперь слишком далеко друг от друга, чтобы ходить в гости. И к тому же тема, на которую хотел поговорить Константин, была не для внимательных ушей его домашних. Своими подозрениями он ни с кем, кроме Мишки, делиться не хотел.

– А что же еще?

– Но зачем ей это? Она же тебя так любит. Всегда любила.

– Значит, разлюбила, – пожал плечами Костя и зло сплюнул.

Он ненавидел разводы, ненавидел женщин, способных по собственной прихоти, ради глупого сиюминутного удовольствия и какой-то нелепой женской рефлексии разрушить мир, старательно создаваемый годами, по крупицам, в который вложили всю душу. Но даже и в страшном сне нельзя было представить, чтобы этой самой женской особью оказалась Светлана. Она была из других, из тех, с которыми можно было жить. Ей можно было доверять.

– Может, твоя Лерка ее портит? – предположил Костя, хоть и понимал, что это объяснение было слабым. Принесли еду. Мишка пил пиво, Костик – только чай. Он был за рулем, Мишка приехал на метро, объясняя все пробками. После развода Костик начал замечать, что Мишка как-то стал сдавать, что ли. Ничего больше не хотел, работал на зарплате у какого-то хмыря в сервисе в Мытищах, рихтовал и красил иномарки – опыт-то огромный. А ведь какой хороший был мужик! Это все его бывшая виновата. Впрочем, сейчас ему было не до этого. Он не знал, как со своими проблемами разобраться.

– Не думаю. И вообще, надо все проверить.

– Чего проверять? Она за это время раз пять спала на этом чертовом диване. Платье это нелепое повесила, в которое она не влезет, даже если похудеет вдвое. Чего она хочет? Говорю тебе, у нее появился кто-то.

– Ну а что она сама говорит? – поинтересовался Михаил, покачивая головой.

Костин брак всегда считался очень удачным, и теперь Мишка по-настоящему расстроился бы, если бы и он, этот самый удачный брак, развалился. Зачем? Почему люди не могут просто жить вместе?

– Говорит, что у нее голова болела. Что я храпел. Что не хотела меня будить, читала до утра. Что она плохо спит, вертится, не хочет меня беспокоить. Каждый день какая-нибудь новая чушь, нелепая чушь. Я даже не знаю, что на это сказать. Так и тянет спросить: любовника завела, разлюбила? Но ведь, Миш, как же это глупо звучит. Совершенно по-бабски. Дурацкие слюни. Любишь, не любишь, плюнешь, поцелуешь.

– Может, она правда… не хочет беспокоить?

– Слушай, не надо, а, – возмутился Константин. – Мы вместе столько лет. Я был ее первым мужчиной, я женился на ней, когда ей только исполнилось восемнадцать. Я знаю ее вдоль и поперек. Она никогда такой не была. Может, она захотела еще кого-то. Ведь это же анахронизм какой-то в наше время – один мужчина за всю жизнь! Сегодня это считается даже неприличным.

– Светка не такая, – Михаил вздохнул и снова покачал головой. Сколько лет прошло с тех пор, когда одним летним вечером они с Костиком пришли в гости к двум молоденьким девчонкам в общагу – отметить сдачу сессии. Светка была совсем дитем, худенькая, с острыми плечами, с восторженным взглядом. По уши влюбленная в Костика, она не сводила с него глаз. Лера была другой. Старше Светы почти на три года и опытнее в сто раз, она смотрела на Михаила, как удав на покорного глупого кролика. Она улыбалась и обольстительно покачивала бедрами, и он счастливо прыгнул вниз, в пропасть, ни на секунду не подумав, зачем это нужно. Ему и, в особенности, ей – самой красивой, самой сильной, яркой и властной женщине, которую он когда-либо знал. Она могла получить любого, кого бы только пожелала, а получила его. Жар-птица, жаворонок с неба, в то время как он бы предпочел синичку. Такую, как Светлана. Он помнил, как Светка краснела на свадьбе, когда кричали «горько», целовала Костика, поднимаясь на цыпочки, и не могла стереть улыбку со своего юного, совершенно счастливого лица. Они справляли свадьбу в один день, вместе. Два лучших друга, две подруги, один ресторан. Так что Лера тоже стояла рядом, держала за руку Михаила и смотрела на него задумчиво, непонятно, и глаза ее горели странным, немного сумасшедшим огнем. На крики «горько» она пожимала плечами, вставала и безо всякой улыбки подставляла губы. Михаил вообще не мог понять, почему она вышла за него, но факт оставался фактом – она стала его женой, родила ему сына, выкрутила его, как мокрую тряпку, а потом оставила его одного. И он по сей день считал, что дешево отделался.

– Не такая, как Лера? Да, не такая. Но, знаешь, если у нее кто-то есть, я просто не знаю, что делать. Развод? Какой-то бред. Или сделать вид, что ничего не происходит? Пусть себе спит на диване, мне что – жалко?

– Вам надо как следует поговорить, – предположил Михаил, отхлебнув остатки пива из бокала. – Такую женщину, как Светлана, потерять нельзя. А хочешь, я с ней поговорю?

– Ты? И как ты себе это представляешь? – усмехнулся Костя. – Как подружки?

– Ну, не знаю. Тогда надо поговорить с Лерой. Она, правда, вряд ли что-то мне скажет. Но может, что-то посоветует.

– Упаси нас боже от советов твоей Леры, – Костя фыркнул и расплатился по счету.

– Сколько там? – спросил Миша, доставая кошелек.

– Ты это брось. Я тебя притащил, могу я тебя угостить? – возмутился Константин.

– Да зачем, давай пополам, – заупрямился Мишка, но Костя настоял на своем.

– Ладно, увидимся, – попрощались они и скупо похлопали друг дружку по плечу. Мишка пошел к метро, Костя смотрел ему вслед и думал: как же он постарел. Это что же, и я тоже? А ведь даже не заметили как. И что же теперь, все? Считай, жизнь прошла? По крайней мере, половина. Да уж, идут годы. А тут еще и Светка с этим дурацким диваном. Что ж за ерунда-то такая, неужели и вправду разлюбила? Не может быть!

Глава VIII

И приснился Светлане сон, будто сидит она в своей собственной спальне, одетая на выход, в обуви, в какой-то старой шляпке дурацкой, а на кровати, сложенные стопкой, лежат какие-то чемоданы. Причем по каким-то непонятным причинам ясно, что чемоданы ее, Светы. Но куда она уезжает и зачем – черт его знает. Как и то, с кем она едет. Светлана смотрит на гору чемоданов, пытаясь прикинуть, как же это она их потащит, такие большие и тяжелые. Думает, что не стоило, наверное, столько собирать, можно было обойтись и одной сумкой, но жалко же бросать. Вот эта мысль – жалко же бросать – многократно отозвалась в ее голове там, во сне. И звучала, повторяясь, пока что-то ее не разбудило.

Света вскочила в кровати, огляделась, с трудом разделяя реальность и вымысел. Комната, в которой она спала, была маленькой и темной, потому что, во-первых, выходила на север, а во-вторых, из-за большого куста сирени перед окном на их даче. Когда они с Костиком только купили этот старенький домишко на Симферопольском шоссе, десять лет назад, Света просто грезила сиренью, мечтала, как та вырастет, станет живой изгородью между домом и улицей, будет цвести, заполнять весь участок своим пряным ароматом. Костик перестраивал дом, а Света сажала сирень.

Теперь сирень выросла, раскустилась, закрывая солнце, а весной, когда вся она покрывалась цветами, в доме просто нечем бывало дышать – такой тугой, густой запах висел в воздухе. Старый дом переделали, провели газ, Костик прокопал коммуникации. Жить там теперь было – одно удовольствие, так что Светлана, как только потеплело, сослалась на усталость и авитаминоз, головную боль и бессонницу (старость не радость), стала уезжать на выходные на дачу. А к началу июня и вовсе перебралась туда, забрав с собой дочь, ноутбук, бумаги и прочую бухгалтерскую атрибутику. Ну и что, что до города добираться далеко – на электричке. Подумаешь, лишний час. Зато свежий воздух для Олеськи, тишина, покой и отдельная комната. Константин, будто почувствовал что, Светланиному бегству не мешал, вопросов не задавал и вообще как-то весь затаился. Смотрел задумчиво, ел свою овсянку и даже не ругался, если приходил с работы усталый, после пробок. Изо всего этого можно было сделать вывод, что он обо всем догадывается и даже знает со всей определенностью. Знает что? Этого-то как раз Светлана и не поняла.

– Слушай, к чему снятся чемоданы? – спросила она, набрав Ирму. Та моментально, не задавая никаких лишних вопросов, выдала ответ:

– К переменам. Возможно, к путешествию.

– Не-а, это было бы слишком просто, – покачала Светлана головой.

– А в каком контексте чемоданы-то?

– На кровати лежали, а я думала, как же я их попру. И зачем мне вообще столько.

– Костик был?

– Кажется, нет. Хотя, не помню. Только помню, стою напротив и думаю: «Жалко же бросать». Знаешь, чуть ли не до слез.

– Ладно, разберемся. Хочешь, я приеду на выходные? – спросила Ирма, у которой как раз нечем было заполнить ближайший уик-энд. – Олеська там? Я Пашку возьму.