Татьяна Тронина - Вишни для Марии Страница 19

– Это понятно, только я же семейный человек, – печально признался Костя. – У меня жена и трое детей.

– Сколько?!

– Трое.

– А лет тебе сколько?

– Сорок.

– Мне тридцать восемь… Но разница небольшая, мы ровесники, считай… У меня ни одного. А у тебя трое детей уже, – удивленно покачал головой Федор.

– Да, да… Мое счастье и мое ярмо, можно сказать. Мои кандалы. В том смысле, что мне теперь уже никуда от семьи не деться. Тяжело, ох тяжело.

– Давай за любовь.

– А давай! – с жаром произнес Костик. – Ты не представляешь, брат, как это нелегко, тянуть все на себе. А потому что раз ты мужик, то ты всем должен. Всем. И не смей жаловаться, ибо настоящий мужик не имеет права жаловаться. А на мне целое производство. И я мотаюсь – туда-сюда, туда-сюда. А жена у меня, Люда, не работает. Ей надо за детьми смотреть. В школу отвезти, привезти, кружки и секции… А институт у Петьки на носу, ЕГЭ еще все эти… А на репетиторов сколько денег уходит, ты не представляешь!

– Не представляю, – честно ответил Федор. – У меня ни одного репетитора в жизни не было. Как-то сам сумел школу закончить, с золотой медалью, и институт с красным дипломом.

– Да? – растерялся Костя. – Но это редкость… И ты по себе не равняй. Ты ученый, ты гений, может быть. А дети-то, они все разные. Мои – в науку не собираются. Да и время сейчас другое, – опять начал он заунывно жаловаться. – Так вот, мне за все надо платить. За репетиторов, в школе поборы, там, сям… Короче, выпьем еще. За детей давай.

– За детей, – вздохнув, неохотно согласился Федор.

– И вроде как я предприниматель, и свой заводик у меня, и торговля хорошо идет… Но каждая копейка на счету, веришь ли?

– Верю.

– И вот мне этот вишневый сад… Прям как по горлу. Да, деньги вроде бы небольшие, но каково мне отрывать их от собственных детей и отдавать любовнице?

– Так не заводил бы ты любовницы, брат, – спокойно заметил Федор. – Надо выбирать ношу по себе. Не тянешь – и не берись.

– Но как же… – опешил Костя. – А любовь?

– А любить надо – жену и детей, – Федор опять окинул взглядом пространство перед домом, где толпились гости. Кажется, в толпе мелькнула Мария, ее рыжее платье. Или показалось? Постепенно темнело, тени становились все длиннее; вечерний, сиреневый свет менял лица людей. – Ахмед… Ахмед, включи, пожалуйста, фонари!

Ахмед издалека кивнул.

– Ты вот, сразу видно, ничего в жизни не понимаешь, – недовольно буркнул Костя.

– Я? Я?!

– Ты. Уж извини… Мы с тобой, Федя, вроде ровесники, но опыт жизненный у нас – разный. Вот будет у тебя трое детей, тогда и поговорим.

– А зачем же ты столько детей заводил, если их с трудом тянешь? Мы же… мы же не в первобытно-общинном строе живем, можем как-то свою жизнь планировать! – ехидно возразил Федор. – Зря, что ли, средства контрацепции изобрели?

Вспыхнули фонари в саду. Сразу стало видно, как Костя покраснел, как еще ярче заблестели его глаза.

– А я хотел троих, троих и родил, – с неожиданной надменностью произнес он. – Это мое богатство – мои дети. Тебе не понять. Я хочу любить Мари – и люблю. А ты ханжа, Байкалов.

– Что значит – «хочу»? – возмутился Федор. – Ты что, свои «хотелки» выше всего ставишь? Ты кто, царь? «Я хочу…» – гнусавым голосом передразнил он. – Да мало ли кто чего хочет, надо еще и с головой дружить! Жалуется он теперь на кандалы…

– Да ты… А знаешь, кто ты? Ты чокнутый. Как все ученые. Шизофреник! – облизнув губы, радостно заявил Костя. Теперь он вовсе не казался милым робким увальнем. Федор словно увидел его настоящего… Такие люди вечно прикидываются бедными овечками, жалуются на жизнь, но своего никогда не упустят.

– Я ж видел, как Мари… как Мария живет. Нищета. Тоже мне, любовник! – с ненавистью, язвительно произнес Федор. – Из-за каждой копейки, на нее потраченной, он теперь скулит. Жлобина.

– Я жлобина?! Я четыре года все для нее…

– Сколько? Четыре года? Да за четыре года она бы у меня во дворце жила. Как принцесса. Она бы… она бы у меня не плакала, что у нее старый сарай развалился!

Кажется, Федор уже орал. Да и гости как-то затихли, повернулись в их сторону. Но оба уже не могли остановиться.

– А я понял! Я все-о-о понял! – взвизгнул Костя. – Она тебе тоже нравится, да? Ты мне завидуешь, я понял! Я все могу, у меня все есть, а ты только облизывайся…

– Нашел чем гордиться! Что сумел охмурить бедную девушку! Да ей просто деваться некуда! Она с тобой – только от безнадеги, ты это понимаешь?

В этот момент Федор наконец увидел Марию. Она вышла вперед и теперь, опустив руки, смотрела прямо на них.

Все-таки она была удивительно красива. И так обидно Федору вдруг стало, что вся эта красота досталась вот этому жалкому типу, этому прибедняющемуся многодетному нытику…

Сколько длилась эта немая сцена? Секунду, две, от силы три. Но Федору показалось, что целую вечность. Он стоял и смотрел на Марию с сожалением, с гневом. В голове стремительно, с космической скоростью, крутилось: «Как ты могла? Ты хоть видела, с кем связалась? Да он и мизинца твоего не стоит, этот Костя!»

Потом что-то произошло. Одновременно сказали что-то Марии Ласунская и Рожкина. Кажется, внушительно прокашлялся Бобров. Кто-то засмеялся – там, среди толпы.

И Федор словно протрезвел. По крайней мере, он понял наконец, что делает что-то не то. Потому что Мария молча повернулась и побежала прочь. Люди перед ней расступались.

– …Легко-то других судить, да! А сам! Ты мне завидуешь, понятно? Я тут живу и счастлив, это тебе на родной земле не живется…

– Костя, Федор, да прекратите вы! – вмешался кто-то.

– Послушайте, господа, давайте без скандала обойдемся.

– Да, вечер перестает быть томным.

– Костя, ну вы тоже хороши, зачем все афишировать…

Голоса шумели вокруг.

Федор провел ладонью по лицу. «Что же я наделал. Она, наверное, обиделась. Я дурак. Какой же я дурак…»

– Извините. Извините, пожалуйста. Все в порядке. Продолжаем веселиться… Сейчас я все улажу! – пробормотал Федор.

Он вернулся в дом, залпом выпил воды. Потом умылся. С отвращением посмотрел на себя в зеркало – физиономия красная, волосы космами в разные стороны, еще этот синяк под глазом… Вроде уже прошел, а все равно – заметно. «Надо ее найти. Найти и… тоже извиниться. Да, точно. Найти и извиниться!»

О Косте Федор уже не думал, да и гости его не волновали. Он помнил только о Марии и о том, что опять (опять!) ее обидел.

Он спустился в сад, перебросился парой фраз с гостями, заметил Костю – тот стоял уже за воротами и возбужденно, нервически размахивая руками, беседовал с Устином. Вероятно, жаловался тому на нелюбезного, хамоватого хозяина вишневого сада… Марии же нигде не было. Ну да, странно предполагать, что она вернулась.

Чтобы не сталкиваться с Костей, Федор углубился в сад. Уже наступила ночь, но по небу плыла полная луна. Мужчина через дыру в заборе протиснулся на участок Марии.

– Маша! – крикнул он.

В окнах свет не горел. Федор обошел участок, потом заглянул в дом – мало ли, может, она там без света сидит, плачет. С трудом, уронив какой-то инвентарь в прихожей, нашарил на стене выключатель.

Но и в доме Марии не было. Федор через заднюю дверь покинул его, толкнулся в калитку, ту, что вела в сторону рощи. Никого в этой части поселка, тишина. Лишь смутно, издалека, сзади, едва-едва – голоса. И звуки музыки. Кажется, кто-то принес магнитолу. Ну и правильно…

Вытоптанная дорога, камни поблескивают в лунном свете. Федор обошел небольшую рощу, пару раз споткнулся. Постепенно алкогольные пары начали покидать его голову. Но желание найти Марию стало еще сильнее, словно какой-то азарт гнал и гнал Федора вперед.

Река.

Темные силуэты деревьев вдоль берега. В просветах видно, как течет вода и лунная дорожка переливается, играет бликами…

Федор шел наугад. Потом заметил под полупрозрачной, ажурной кисеей склонившейся ивы какое-то движение. Смутный контур головы, плеч. Это она там?

Мужчина спустился. И точно, на берегу, возле реки, на поваленном дереве сидела Мария. Она повернула голову, блеснули ее глаза. Плачет? – сжалось у Федора сердце.

– Маша…

– Убирайся, – мрачно выпалила она. Голос ее звучал ровно, не дрожал. Не плачет, и то хорошо…

– Маша. Погоди, пожалуйста… Выслушай меня! – Федор сел рядом с ней на бревно. Пахло речной свежестью, и ветер, несмотря на поздний час, гнал в лицо волны тепла.

– Господи, какой же ты навязчивый, Федя, – с раздражением, язвительно произнесла она.

– Я сам себя не понимаю. Я думаю только о тебе. У меня в голове – одна ты. Я даже следил за тобой. Подглядывал. Вчера. Залез на крышу и смотрел на тебя.

– Зачем ты мне это говоришь? Хочешь подглядывать, вуайерист несчастный? Да пожалуйста… Но не рассказывай мне об этом.

– Он недостоин тебя.

– Кто? Костя? – возмущенно спросила Мария. – А тебе какое дело? Миллионы людей живут по своим правилам, своим законам… Как им удобно, так они и живут. Нет идеальных людей, нет идеальных взаимоотношений…