Михаил Гаёхо - Мост через канал Грибоедова Страница 19

74

Он лежал на мосту через канал Грибоедова.

Девочка Даша будила его, трогая голову – нет, не девочка вовсе, а женщина в естественном возрасте лет, и не будила скорее, а приводила в чувство, хотя не в словах, разумеется, смысл. Георгий и Жуков тоже были рядом, и больше Носиков никого не увидел, поднимаясь на ноги. Только какой-то человек в длинном черном пальто проследовал мимо и, пройдя меж двух львов на дальнем конце моста, медленно скрылся.

Носиков вспомнил свой длинный сон, и проявился в памяти тот отрезок времени (замкнутый, словно в скобки, дверью с надписью «ЧСОКВОЙ КУЧМУЧУМ») – от момента, когда Носиков зашел, открыв дверь, до момента, когда вышел.

Жваслай Вожгожог, он же Чсоквой Кучмучум оказался копией высокого блондина Петрова, но сходство, видимо, было чисто случайным, потому что на Петрова походил только левый (зимний) профиль начальника, а летний был скорее похож на хромого бомжа, которого Носиков встретил около станции метро. Жваслай сидел у окна за длинным деревянным столом. Носиков смотрел в окно, пройдет ли там человек в черном пальто; человек не проходил.

– Синие трусы в цветочек на тебе выглядят очень неплохо, – сказал голосом Жукова возникший рядом Георгий. Он взял из руки Носикова бумагу, которую тот держал наготове, и положил на стол перед начальником.

«Интересно, – подумал Носиков, – как Георгий он взял сейчас эту бумагу или как Жуков?»

Жваслай (по-другому – Чсоквой) не глядя, черкнул на листе «Исправленному верить» и приложил печать.

– Спасибо, – поблагодарил Носиков. Он вышел из кабинета (почему-то один, без Георгия) и, закрыв за собой дверь с надписью «ЧСОКВОЙ КУЧМУЧУМ», оказался в узком междверном пространстве в состоянии кратковременной потери памяти.

75

На мосту через канал Грибоедова (это был мост с грифонами, он же Банковский) Носикова остановили милиционеры.

Они стали проверять у него документы, а потом предложили пройти.

– А почему, хотелось бы знать? – спросил Носиков.

– Времена сейчас такие тревожные, – сказал милиционер, – террористы берут заложников, тротиловые эквиваленты взрываются, пули бандитские свищут, и все такое, поэтому всякая личность требует проверки.

– Сколько живу, – сказал Носиков, – ни разу не вызывал подозрений.

– Это как раз и подозрительно, – милиционер в упор посмотрел на Носикова, словно сравнивая его лицо с образцом, лежащим у него в кармане.

– Но это мы сейчас поправим, – сказал другой.

– Конфиденциально и между нами, – первый понизил голос, – могу сказать, что необходимость проверки не в последнюю очередь зависит от аспекта национальности, не скажу в данном случае, что кавказской, но ветер, вы сами понимаете, где-то близко дует.

– Рекомендуется проверять отпечатки пальцев, – сказал второй. – И анализ на следы тротилового эквивалента в кармане, а этого на мосту не сделаешь.

– Знаете ли, – сказал первый, – люди иногда сами не представляют, что может обнаружиться у них в кармане, и где они могут оставить пальцами свои отпечатки.

– Например, на бутылке вина со сладким названием «Святая Тереза», – сказал второй. – Вы ведь любите молдавские вина?

Носиков задумался над вопросом и уже готов был идти, куда поведут, но тут из-за крыла грифона показался высокий блондин Петров со своими спутниками. Похожий как две капли воды на неизвестно над чем начальствующего Жваслая Вожгожога (он же Чсоквой Кучмучум), хотя сходство, разумеется, могло быть только случайным.

– А у вас мы тоже попросим документы, – сказал ему третий милиционер.

Петров отошел с ним в сторону, первый и второй милиционеры тоже присоединились, оставив Носикова в покое и, как вскоре оказалось, забыв окончательно. Через несколько недолгих минут Носиков уже видел их милицейские спины, удаляющиеся вдоль набережной.

– Не знаю, что бы я без вас делал, – обратился он к Петрову.

– Нам, приравненным, лучше держаться друг друга, – сказал Петров.

– Как это? – удивился Носиков. – Я ведь среди вас не блондин, и даже не рыжий.

– Это ничего, – сказал Петров, – мы среди прочих тоже не брюнеты.

Носиков присоединился к компании, и они долго ходили вдоль канала Грибоедова, по его мостам и окрестным улицам.

76

Этим вечером Носиков, наконец, сделал то, что собирался сделать уже давно, но до сих пор не решался.

Он налил себе в стакан сухого «Каберне» до половины, добавил «Столичной» и, задержав дыхание, выпил. Чтобы закусить, съел бутерброд из черного хлеба со шпротами.

Когда выпил, задумался. О чем было это, сказанное бомжом, «спасибо»? Что же он, Носиков, сотворил такое, что мало кто может? А ведь и Георгий по фамилии Сеге (последняя буква – «Ё») говорил что-то подобное. Носиков положил перед собой листок с коротким рассказом про Ипполита, переделанного из Афанасия. Вроде бы просто слова, написанные в строчку, но помнилось, что, когда извлекал их из темноты, вместе с ними как будто тянулось и выходило на свет что-то непонятное, но готовое обрести значение, вес и место в ряду. Неприятно, думал Носиков, когда тебя используют втемную. И стоящий у мусорного бака Ипполит (прежде вроде бы живописный мужик Афанасий) казался уже неприятен, даже страшен с его бородой и зубами. И страшна была черная ватага бурлаков с картины – не дай бог встретить такую во сне на мосту через канал Грибоедова.

Носиков прошел в туалет, сжег листочки с рассказом над унитазом и спустил воду.

Вернувшись к столу, он сделал себе еще полстакана смеси и бутерброд. Сел и задумался, стоит ли второй раз пить гадость.

Тут в дверь позвонили, оказался Георгий.

У него была сумка через плечо, а в руке – черный тубус.

Носиков налил ему и смешал в стакане.

– Это я должен пить? – спросил Георгий.

– Разве это не ваш любимый коктейль? – усмехнулся Носиков. Он усмехался, стоя над Георгием, который сидел в низком – таком неудобном в этот момент – кресле. Он положил на плечо сидевшему тяжелую руку, не давая ему подняться (чувствуя себя в этот момент плечистым и сильным Жуковым, а может, и кем покруче), а другой рукой поднял его сумку и бросил на стол. Пошарив внутри, он достал из глубин кудлатый парик и накладную бороду. Приложил бороду к лицу Георгия, который все это время, кажется, и не думал сопротивляться, и посмотрел на то, что получилось. – Ипполит! – воскликнул он торжествуя.

– К чему эти телодвижения? – поморщился Георгий.

– Хотите знать, как я догадался? – продолжал радостный Носиков. – Одна фраза, однажды сказанная вами по неосторожности, запомнилась мне, и она навела на мысль.

– А я ничего и не собирался скрывать. – Георгий достал из сумки еще одну бороду, аккуратно подстриженную и черную – ту, которая была у Ипполита в памятный день их знакомства (а до того Носиков считал его Афанасием).

– Зачем вам понадобился этот маскарад?

– Некий порыв к эскапизму – с одной стороны, – ну и чтобы вас подвигнуть на определенные действия.

– Так не будете пить? – Носиков прикоснулся к стакану со смесью.

– Там, у бака, я не пил по-настоящему, – улыбнулся Георгий.

– А я выпил полстакана гадости перед вашим приходом, – вздохнул Носиков.

– Да, – кивнул Георгий, – вы должны были, действительно. Наверное, и мне придется выпить.

– Это будет справедливо, – сказал Носиков.

Георгий поднял стакан, у Носикова тоже было налито.

«Второй раз пьешь, и уже не так погано», – подумал Носиков, не зная, про себя он думает или вслух.

Сделав глоток, Георгий поставил стакан на стол и достал из сумки третью бороду.

– Персонально для вас, – сказал он Носикову.

– Мне это надеть? – спросил Носиков.

– Можно прямо сейчас, – сказал Георгий, и первый нацепил свою черную. Теперь его можно было называть Ипполитом.

Пришел Жуков. Звонок в дверь был каким-то слишком громким, и Носиков с опаской подумал, что там стоит толпа зулусских вождей, но пришел один-единственный Жуков. Ему выдали третью бороду – так удачно получилось, что было три бороды – и усадили за стол. Носиков смешал для него ингредиенты в стакане: такое мы пьем, вот одна бутылка, вот другая, со вторым глотком пойдет легче, – и где, интересно, такое пьют, – спросил любознательный Жуков, – чем закусывают, и зачем борода, и что в тубусе: черный тубус стоял прислоненный у двери, или стоял у стола в другом варианте событий, или мог лежать на столе, если кому-то хотелось, среди бутылок и стаканов.

В тубусе была большая репродукция картины Репина «Бурлаки на Волге».

P.S. Не репродукция, а, точнее сказать, нечто, написанное по мотивам, как выяснилось, когда ее достали и прикрепили на стену.

77

– Мне повезло, – говорил Георгий по фамилии Сегё (хотя теперь, когда он нацепил свою черную бороду, его правильней было бы называть Ипполитом).

– Мне повезло, – говорил Ипполит, обращаясь к Носикову, – среди ваших нитголлохов я оказался единственным, у кого нашелся однофамилец, причем не простой, а реально отличающийся на одну букву. В этом был шанс к действию. И я, как вы знаете, изменил свою изначальную фамилию, заменив «Е» на «Ё», и тем самым обозначил свой выход из группы. Изменить имя или фамилию – это многого стоит, даже если при этом ничего не меняется в паспорте.