Татьяна Тронина - Вишни для Марии Страница 2

Здесь, в Дербенево, реально, по-настоящему хорошо. Свежий воздух, здоровые продукты. Денег маловато? Но для нее, именно для нее, Марии, деньги несущественны.

Любовь?.. Любовь у нее тоже есть. В лице Костика.

У нее все есть. И значит, она счастлива. Счастлива без всяких таблеток.

…Мария спустилась с другого крыльца, которое называла в шутку «парадным» (оно выходило в сторону улицы), закружилась на траве, пытаясь усилить ощущение счастья. Закрыла глаза, потянула ладони к горячему июльскому солнцу, словно пытаясь вобрать в себя всю его силу. Но до конца почему-то так и не почувствовала себя счастливой. Словно что-то мешало.

Кружась, чуть не споткнулась, засмеялась смущенно. «А вот возьму и пойду сейчас на речку, не стану ничего делать! Каникулы у меня!»

Слева, за высоким сплошным забором, были видны верхушки вишен, усыпанных темно-пунцовыми, крупными ягодами. Там, на соседнем участке (владелец его пропадал годами где-то, Мария и не помнила, не знала его), так вот, на этом огромном участке раскинулся вишневый сад. Настоящий, чеховский. Роскошный. Уже немного запущенный, конечно, хотя сторож сада, Ахмед, и пытался там навести порядок.

Именно эти вишни за соседним забором являлись предметом зависти Марии. Ну как зависти? Так, легкого сожаления… У Марии-то вишни не росли.

«Ну вот, я поняла – для полного счастья мне не хватает этих вишен в своем саду!» – догадалась молодая женщина.

Напротив Марии, чуть левее через дорогу, находился дом Ксении Рожкиной, дачницы. Зимой Рожкина жила в Москве, а все теплое время года проводила здесь. Не работала, жила на те деньги, что получала от сдачи двух квартир. Одна досталась Ксении Рожкиной от родителей мужа, ныне покойного, другая – от какой-то дальней родни. В Москве, в третьей квартире, жили дети Рожкиной, уже взрослые – именно туда она сама уезжала «зимовать».

Чуть правее располагался дом Нелли Ласунской. Была Нелли того же возраста, что и ее соседка Рожкина – лет этак сорока пяти. Тоже вдова, взрослые дети в Москве, а сама Ласунская – только наездами там… Но в отличие от Рожкиной Нелли Ласунская работала редактором в крупном издательстве. Постоянно с папками бумаг под мышкой, в очках с толстыми стеклами, сдвинутыми на кончик носа, бегала она от станции к дому… Нелли откровенно презирала «бездельницу» Рожкину, хотя то и дело «стреляла» деньги у соседки-рантье.

Мария вышла из своей калитки на улицу. Нелли Ласунская маячила здесь, рядом, – за невысоким штакетником торопливо обирала малину на своем участке и тут же забрасывала ягоды себе в рот. Невысокая, пухлая, с коротко стриженными непокорными волосами белого цвета, в круглых очках – Нелли, несмотря на вполне зрелые годы, видом своим напоминала сердитую девочку детсадовского возраста.

– Доброе утро! – поздоровалась Мария.

– Привет. Ты куда? – добродушно, но с каким-то скрытым вызовом спросила Ласунская.

– На речку. Вот решила искупаться. – Мария покрутила в воздухе полотенцем.

– Маш…

– Да?

– Поди сюда, – нетерпеливо позвала соседка. Мария приблизилась. – Это, конечно, совсем не мое дело, и я не любительница сплетни собирать в отличие от нашей мадам Рожкиной… – Ласунская с брезгливостью покосилась на соседний участок бездельницы-рантье. – Но ты не думай. Люди давно все видят, все знают. Это большой грех.

Сердце у Марии сжалось. Она поняла, на что намекает соседка.

– Я знаю, что грех, – покорно кивнула Мария.

– Ты думаешь, никто не видит, как он пробирается вечерами к тебе, а утром сбегает? Костя твой… Да вся деревня видит.

– Так уж и вся…

– Маш, это тебе не Москва, там хоть на глазах убивать будут – никто и не почешется. А это закрытое, обособленное пространство – Дербенево наше…

– И как быть? – устало, уже полностью растеряв то ощущение счастья, которое охватывало ее недавно, спросила Мария. Вопрос чисто риторический, но, похоже, Нелли Ласунская знала на него ответ.

– Это совсем не мое дело, но ты должна с ним расстаться. С купчишкой этим твоим…

В Дербенево Костика, владельца сыродельного завода, располагавшегося на той стороне реки, на отшибе, за глаза называли «купцом».

– Он женатый человек! – подняв палец, грозно прошептала Ласунская. – У него трое детей. Трое!

– Я знаю.

– Да что ты все заладила – «я знаю», «я знаю»… Рви с ним, и поскорее. Представь, что станет с его женой, когда ей какие-нибудь добрые люди о тебе доложат?

– Да кто ей о Машке доложит? – раздался неожиданно другой женский голос. Это была Ксения Рожкина – та, что жила левее. Она тихо подкралась к забору и теперь, пробравшись сквозь заросли своего малинника, подключилась к разговору Нелли и Марии.

Ксения Рожкина являлась полной противоположностью Нелли Ласунской. Ухоженная, стильная, статная дама, без намека на суетливость. Всегда прекрасно, по-городскому одетая (никаких там резиновых галош и шерстяных кофт).

– Ксюша, ты… – наморщила носик Ласунская. – Неприлично так подкрадываться.

– Неприлично лезть в чужую жизнь, – парировала Рожкина. – Кто расскажет жене Кости о Маше? Жена Кости, как ее там… Людмила, что ли? Так вот, Людмила сюда сроду не ездила. Она в Москве сколько лет уже живет с детьми.

– Вот именно, с детьми! – взвилась Ласунская. – Дети, бедные дети! Людмила с ними там надрывается, значит…

– А почему сразу бедные? Почему надрывается? Эта Людмила как сыр в масле катается… в буквальном смысле причем. Ее супруг неплохие деньги получает со своего сыродельного заводика, чего ей жаловаться?

– А ты, Ксюша, опять все деньгами меряешь, да? – язвительно спросила Ласунская и пальцем, испачканным малиной, поправила очки, сползшие на кончик носа.

– А ты, Нелечка, все морали читаешь, – парировала Рожкина. – Сама не живешь и другим не даешь. Маш, а ты не вздумай с Костиком расставаться. Если у вас любовь, то вы имеете полное право на счастье.

– А дети?! Как Костик может бросить родных детей? Троих?! – Ласунская даже побагровела от возмущения.

– А они сейчас как будто часто его видят. И почему «бросить»? Бросают – это когда без денег и без помощи оставляют. Можно оставаться хорошим отцом, не состоя в браке с матерью своих детей. Вон, посмотри на этого товарища… – Рожкина показала на пропитого, в грязной одежде мужика, который, пошатываясь, брел по дороге. – Шляется тут который день, попрошайничает. Наверняка у него есть где-то дети! И вот он им действительно не помогает, он их бросил.

– Ладно, пойду, – вздохнула Мария.

Рожкина и Ласунская не заметили ее ухода, продолжили словесную пикировку. Уходя, Мария еще долго слышала их голоса.

Ни на ту, ни на другую соседку Мария не обижалась. В сущности, обе они сейчас озвучили все те сомнения, которые мучили молодую женщину на протяжении последних четырех лет. Да, Костик – женатый человек. Отец троих детей – семнадцати, пятнадцати и тринадцати лет. То есть детей, находящихся в самом сложном, переходном возрасте.

Причем Мария с самого начала знала, что ее возлюбленный несвободен, и не собиралась с ним связываться. Это ведь и правда грех. Это нехорошо, недостойно современной, самодостаточной женщины – затевать роман с женатым.

Но как-то так получилось, что они стали встречаться с Костиком. Словно сама судьба вела Марию, а не она распоряжалась своей жизнью. Возможно, все дело в одиночестве молодой еще женщины, в ее желании чувствовать себя нужной и любимой. Получать, хоть украдкой, кусочек своего счастья. Иначе без любви и жить незачем…

Ну да, они сошлись – Костик и Мария, именно тогда, когда Мария потеряла там, в Москве, всё, буквально всё, и поселилась в этой деревне окончательно.

Первая зима в Дербенево – бесконечная, с ранними сумерками, холодная, тяжелая. Марии, городскому, столичному человеку, пришлось сразу окунуться в совершенно другую среду – с паровыми котлами, замерзающими трубами, туалетом на улице; пришлось смириться с отсутствием ванны…

А она привыкла к столице, к вечерним прогулкам по центральным улицам, к походам в театр или на выставку, привыкла, что все ее проблемы быстро и сразу же решаются: коммунальные службы чинят трубы, латают дыры в крыше, чистят тротуары, сажают цветы на клумбах… Заболеешь – примчится «Скорая», влезут в дом грабители – можно вызывать полицейских.

Тут же, в Дербенево, одна надежда – на себя. Самой все делать, лично договариваться с людьми, чья помощь может тебе понадобиться…

Это все, конечно, не смертельно, и никакая не трагедия. Трагедия – это когда ночуешь под мостом, или когда становишься инвалидом. Или дети рождаются больными… Или умирает кто-то, кого любишь больше жизни.

А то, что произошло с ней, с Марией, – это не трагедия. Это просто драма. Мария жива, здорова (опять же, не надо фельдшерицу из соседнего села вызывать), молода, красива, у нее имеется собственное жилье, у нее есть работа, у нее даже возлюбленный в наличии!