Андрей Орлов - Баржа Т-36. Пятьдесят дней смертельного дрейфа Страница 2

Штурм усиливался, волны делались круче, опаснее. Каменный мыс на южной стороне заливчика создавал лишь символическую защиту от непогоды. Мощным валом захлестнуло пирс, пришвартованные суда. Завыли натянутые до предела швартовочные тросы. Заскрежетал трап, переброшенный на причал. Его вывернуло и едва не поломало.

– Убираем!.. – буркнул ефрейтор, припадая к лац-порту. – А то останемся без трапа.

– А сержант придет? – озадачился Федорчук.

– Ну, не маленький, – всплеснул руками Серега. – Постучит, откроем.

Совместными усилиями они заволокли громоздкую штуковину на палубу. Холодало стремительно, находиться снаружи становилось неуютно. Днем было минус восемь, а сейчас, поди, за двадцать перевалило. По пути солдаты задумались: может, стащить, наконец, с лестницы бак с водой? Но оба вновь махнули рукой – не убежит.

Приятели спустились в кубрик по лестнице, обитой рифленым железом. Внизу было тепло, комфортно, потрескивала буржуйка. На нижней палубе качка чувствовалась меньше. Низкий потолок, за буржуйкой проход к компактным каютам.

В этой части судна находилось караульное помещение. Жестко сбитые нары вдоль стен, матрасы, армейские одеяла. Примитивный стол, табуретки. Пирамида с автоматами Калашникова. В нише имелся запас дров и угля. Недалеко от входа – бак с питьевой водой, в котором оставалось меньше половины. На полке рядом с нехитрым солдатским скарбом – стопка газет, несколько потрепанных книг. Там же обреталась громоздкая переносная рация – обязательный атрибут для караула, перевозящего секретные грузы. Не важно, что рубка оборудована стационарным аналогом.

Между печкой и столом метался третий караульный, рядовой Филипп Полонский, худощавый паренек со скуластым интеллигентным лицом и волнистыми волосами. Он скинул бушлат, расстегнул гимнастерку. Его лоб блестел от пота. Филипп подбрасывал дрова в печку, одновременно накрывал на стол: резал ржаной хлеб, вскрывал консервы из сухого пайка.

– Вспотел наш сибиряк, – критично заметил Серега. – Смотри, какой милый. Еще и улыбается.

– Была бы печка, – засмеялся Филипп. – А сибиряки найдутся. За дело, пацаны, время не ждет, – заторопился он. – Чего стоим, клювами щелкаем? Быстро сели, пока никого нелегкая не занесла. – Он зачем-то воровато глянул по сторонам и развязал тесемки вещмешка. Последовал эффектный жест мага-кудесника, и взорам однополчан предстала безыскусная бутылка водки, произведенная Александровск-Сахалинским ликероводочным заводом!

– Я чего-то не знаю? – сглотнул Серега.

Вовка и Филипп перемигнулись и засмеялись. Уж они-то знали!..

– За бортом минус двадцать, а у нас плюс сорок, – важно сказал Филипп, выставляя на стол алюминиевые кружки, истертые за несколько десятков лет безупречной службы. – Впрочем, если Крюк не хочет, то мы ему не наливаем. Стоит ли добро переводить, если он ни черта не понимает в маленьких житейских радостях?

Зажурчал сорокаградусный напиток, вступая в реакцию с древним алюминием. Сергей Крюков предпочел не выяснять, откуда что берется и почему комсорг роты не в курсе. Под театральный возглас Полонского: «О, велик же дух противоречия!» – он запрыгнул на табуретку, подскакал вместе с ней к столу, схватился за кружку, за ложку. Гулять так гулять! Возможно, сослуживцы правы. Проще надо быть. Гончаров до рассвета наверняка не нарисуется, а как придет, пускай гадает, откуда этот запах.

Баржу тряхнуло, комок подскочил к горлу. Вовка Федорчук, обладающий отменной реакцией, схватил бутылку, непринужденно рассмеялся и зажал ее между коленями.

– За что бухаем, мужики?

– Ну, не знаю… – свел густые брови Полонский. – Можем, конечно, за страну, за партию, за непобедимую идею и Советскую армию, все такое. Но мы и так знаем, что СССР вечен, партия – рулевой, идея – единственная верная, а Советская армия любого побьет. За погоду, пацаны? Может, я не прав, но в последние полчаса она мне решительно не нравится. Пусть распогодится.

Серега Крюков задумался. С этим Полонским всю дорогу так – вроде и правильно говорит, но эта подозрительная интонация… Сомкнулись кружки.

– Эй, на барже! – прогремел снаружи командирский голос, который не заглушали толстые переборки и порывы ветра.

– Затулин вернулся, – удивился Серега.

Дрогнули кружки в руках солдат.

– Так, кружки не ставим, – заволновался Филипп. – Тут как в шахматах, мужики. Коснулся фигуры – ходи.

Торопливо выпили, зажевали перловкой с говядиной. Федорчук доверил Сереге початую бутылку и потащился наверх – перекидывать трап сержанту. Через минуту возникли оба.

Сержант Затулин основательно промерз. Похоже, он бегом возвращался из поселка. Рослый, привлекательный парень призывался из Черемшанского района Татарской АССР. Спокойный, насмешливый. Татарский акцент в его речи практически не присутствовал, да и внешностью он мало напоминал татарина, только в редкие минуты, когда сильно злился.

– Тэк-с… – сказал он недобрым голосом, расставил ноги, чтобы не упасть, и обозрел накрытый стол.

Сержант покосился на Серегу Крюкова с бутылкой между нижними конечностями и констатировал:

– Грешим! Пир во время чумы, блин…

– Ты прав, Ахмет, – кивнул интеллигентный Полонский. – Нам тоже кажется, что в этом деле что-то лишнее – либо шторм, либо водка. Но так уж карты легли, не сердись. Решили посидеть вот – пожрать, поржать. Бутылку нашли, мимо проплывала.

– Будем надеяться, что не последнюю, – намекнул Федорчук.

Все четверо военнослужащих были одного призыва, отслужили по полтора года и в свободное от службы время предпочитали не утруждаться общением по уставу. Затулин укоризненно покачал головой, покосился на пирамиду с оружием. Рядом с пирамидой горкой лежали подсумки с запасными магазинами.

– Караул расслабился, – констатировал Ахмет. – Приходи любой, тырь оружие, патроны, баржу, хоть весь Тихоокеанский флот. Никому не интересно!..

– Сказал человек, прибежавший с самоволки. – Федорчук крякнул и взглядом показал Сереге, чтобы наполнил еще одну кружку. – Рановато ты сегодня, командир. Что-то не срослось в амурных сферах?

– Не срослось. – Затулин расслабился, решил не лезть в бутылку, ногой придвинул табуретку, плюхнулся на нее и объяснил со смущенным видом: – Барышня что надо. Лучше не найдешь на всех Курилах. Заведует бухгалтерией на рыбном заводе. Мы с ней на прошлой неделе познакомились, когда в командировку сюда приезжали. Родом из Башкирии, почти землячка. Веселая, добрая, красивая, свой дом недалеко от общаги. Гульгеной звать… – Ахмед меланхолично вздохнул и уставился в пространство.

– А в чем проблема-то? – переглянувшись с товарищами, спросил Полонский.

– Принца ждет, – сокрушенно вздохнул Ахмет. – Иногда отлучается замуж.

– В этот роковой момент ты и попал, – догадался Филипп.

– Поначалу все нормально было, – покаянно начал Ахмет. – Потом приперся этот пудель с горы. А он у барышни в режимной части трудится, повернут на секретности и шпиономании. На смене был, почувствовал что-то, прибежал, а в доме даже спрятаться негде! Я мог, конечно, ковриком прикинуться, но решил с перепуга из окна выброситься. А там высоко, как из самолета прыгаешь, ядрена мать! – Сержант потер отбитое плечо. – Нет, я мог бы уложить его спать с двух ударов, но не подставлять же бабу!..

Гоготали так, что уронили миску с перловкой и не заметили, что усилилась качка, а вой ветра за бортом заглушал хохот. Стены кубрика ходили ходуном, посыпались дрова, складированные в нише.

– Почему бак с водой с улицы не занесли? – Ахмет нахмурился и осушил кружку. – Сколько можно говорить? Простых человеческих приказов не понимаете? Начкар твердил, я твердил. Самому прикажете тащить? Знаете, парни, я, конечно, все умею, но чтобы самому все это делать!..

– Принесем, – отмахнулся Федорчук. – Куда он денется?

– Допиваем и за работу. – Сержант схватился за раскрытую банку с гречневой кашей, замолотил ложкой. – По Пионерскому объявлено штормовое предупреждение – всем судам укрыться в Китовой бухте. Буря надвигается, может потрепать. Прошляпили эти синоптики хреновы. Думали, что тайфун стороной пройдет, а вот не вышло, всем Курилам через час достанется. Ждать команду и Гончарова мы не будем, их теперь пушкой не разбудишь. Сами отведем посудину в бухту. Думаю, справимся, невелика наука – управлять корытом. Горючего почти нет, но до причала хватит.

– Отдохнули, – вздохнул Филипп.

– И что ты предлагаешь? – насупился Ахмет. – Ждать, пока нас тут накроет? Встанем в бухте – еще посидим. Все, пацаны, время не ждет, – заторопился Ахмет. – Одеваемся и пошли. Уши у шапок завязать, чтобы не унесло. Я в рубку, остальным отдать швартовы и свалить в трюм все, что осталось на палубе: воду, ящики с углем, бочку с машинным маслом.

Допивали и дожевывали на ходу, облачаясь в бушлаты, ушанки, натягивая ватные верхонки. Волнения не было – обычное дело, пусть и несвойственное для «сухопутных крыс». А только вывалили на палубу, мурашки поползли по спине. Они стояли, вцепившись в борт, и не верили своим глазам, оцепенели, превратились в лед. Полная жуть!