Анатолий Маев - Генетик Страница 20

Из семи следующих женщин лишь двух Еврухерий определил как непродажных. Остальные регулярно изменяли мужьям, трое отдавались за деньги и подарки. Макрицыну стало грустно и больно за развод с Ангелиной Павловной. Он продолжал часто ее вспоминать и ругал себя за поспешно принятое решение, потому что понял, как трудно найти женщину, ей подобную. То есть порядочную. «Ведь москвичка была, спокойная и не гулящая, прописать не просила, одевалась скромно и формами обладала достаточными, а потому притягательными. Недостатки же они у всех есть».

Уставший после встречи с Остроговым-Гондурасским, Вараниев не имел ни малейшего желания встречаться сЕврухерием, но все-таки пришел. Потому что попросил о встрече сам. И более двух часов новый куратор партии расспрашивал ясновидящего о Ганьском.

Глава девятая

Субботний вечер ничем особенным не отметился, Боб Иванович отходил ко сну в прекрасном расположении духа. Его радовало все, чем он прожил уходящую неделю, и даже визитеры с трусами не испортили настроение надолго. Он понимал, что пыхтит во имя своего светлого будущего. Ну, и народа, конечно. Шутка ли, второй человек в партии, принимает активное и непосредственное участие в деле нового пришествия Вождя. Поистине историческая миссия!

Особенно радовало в последние дни обещание сделать ему временную прописку в столице, данное господином Гнездо через Вараниева. На тридцать девять лет. Правда, без права претендовать на часть площади. А он и не претендовал, поэтому оговорка его не волновала. Ведь в славном городе на берегах реки Невы Шнейдерман имел четырехкомнатную квартирку в доме, мимо которого не единожды проезжал поэт Александр Сергеевич. И не он один. Кто владел жилищем в начале века девятнадцатого, нынешний хозяин не ведал по причине ненадобности, зато хорошо помнил соседей по коммуналке, которые друг за другом съезжали втечение нескольких лет, освобождая комнаты для Боба Ивановича. За то, что ему отдали всю квартиру целиком, он не поскупился. И теперь, поскольку жил в столице, квартиру сдавал за символическую плату (шесть тысяч долларов за месяц). Учитывая свое тяжелое материальное положение и состояние общей неустроенности, Шнейдерман пожертвований в кассу партии не делал. Да и смысла не было сдавать туда, откуда берешь.

Личная жизнь второго человека в партии сложилась удачно: прожив в браке четыре года, Боб Иванович понял, что он ему не очень нужен. Детей, как и Еврухерий, не завел, а потому разошелся с женой мирно и тихо. Но проблем с женщинами не испытывал – желаемый формат отношений со слабым полом всегда присутствовал в его жизни. Особых требований к своим спутницам не предъявлял, если те укладывались в рамки его восприятия. С Галочкой отношения продолжались не первый год, но в разряд привычных до сих пор не перешли, и сейчас, в сладком предвкушении ее утреннего прихода, Шнейдерман отходил ко сну.

Как и любая порядочная замужняя женщина, Галочка другим временем для сторонних встреч, кроме первой половины дня, не располагала. Работая представителем зарубежной фармакологической компании, в утренние часы она объезжала с проверкой магазины и аптеки, в которые продукция фирмы поставлялась, а после обеда писала отчеты, занималась документацией, разрабатывала планы продаж, отчитывалась перед руководством. Вечером она возвращалась домой, где ее встречал муж, математик, доцент одного из столичных вузов.

Реализация товара, как известно, дело трудное. Галочка регулярно выезжала «на объекты», как она называла торговые точки. Но хотя пилюли компании Боб Иванович не реализовывал даже в минимальных объемах, наиболее часто Галочка посещала именно тот объект, в котором проживал Шнейдерман. Тяга ко второму человеку в партии была настолько велика, что по воскресным дням дама брала спортивный костюм и уезжала заниматься в физкультурный зал. Так думал ее муж и удивлялся тому, что супруга медленно, но постоянно прибавляет в весе.

Боб Иванович всегда спал крепко, звуки извне его не беспокоили, однако в то утро разбудил громкий стук. Еще не успевший проснуться окончательно, Шнейдерман встряхнулся и только после этого сообразил: в дверь ломятся. Он бегом кинулся к двери. Едва он спросил: «Кто там?», из-за двери донеслась разноголосица:

– По объявлению, которое во «Всячину» давали.

– А я во «Все для всех» прочитал.

– Есть то, что ищешь, в аккурат, ручаюсь!

– Никаких объявлений не давал, адресом ошиблись, – сонно ответил Боб Иванович, но из-за двери донесся дружный хор:

– Что, все семьдесят семь человек адресом ошиблись?

– Какая газета? Какое объявление? – не сдавался Шнейдерман.

– Товарищи, у кого под рукой газета? Одну минуточку, сейчас зачитаем…

Боб Иванович уже догадался, что это Макрицын постарался, и если бы ясновидящий находился в тот момент рядом, вне всяких сомнений, в рядах «Мак.Лем.иЧ.» произошел бы раскол. Шнейдерман взглянул на часы – ровно восемь. Пересчитал деньги в партийной кассе – в наличии обнаружилось семьдесят три тысячи четыреста пятьдесят рублей. Подошел к двери.

– Ладно, открою. Но подходить по одному. Остальные – на улицу.

За дверью послышалось движение. Перед подъездом образовалась толпа.

Шнейдерман, благоразумно решив рассматривать предложения на лестничной площадке, вынес табуретку. Первый продавец достал аккуратную коробку красного дерева с резной крышкой и осторожно вынул нечто в бордовом велюровом лоскуте.

– Молочный зуб, клык юного Лемина, – произнес он, – из частной коллекции симбирского стоматолога Куфани. История зуба прилагается. Достоверность подтверждена лабораторно.

– Попрошу назвать цену, предоставить лабораторное заключение, – предложил Шнейдерман. На что владелец ответил весьма расплывчато:

– Цена колеблется, но скидку дам. С заключения – копия. Заверена нотариально.

В ходе дальнейшего общения выяснилось, что цена зависит от валюты, а оригинал заключения хранится в запасниках Музея Лемина.

– Как же вы копию сняли? Ходили туда с нотариусом?

– Нет, конечно, – ответил продавец.

– Вам оригинал с собой дали? – недоумевал Шнейдерман.

– Я сам заключение в музее сфотографировал.

– Но тогда как же нотариус подтвердил подлинность?

– За деньги. По прейскуранту вас просят показать оригинал, а за два прейскуранта – на слово верят.

Боб Иванович посмотрел на часы и обнаружил, что прошло уже полчаса.

– Извините, но принять решение не могу. Я посоветуюсь со специалистами и вам перезвоню.

В очереди прошел слух, что покупатель весьма привередлив, в разговоре труден, дотошен и подозрителен. Были отмечены случаи продажи места в третьей десятке по двести рублей, а в первой – по четыреста пятьдесят.

Посетители со второго по шестой интереса не представляли. Седьмой пришел с полуметровой высоты мешком, набитым использованной туалетной бумагой, и уверял, что содержимое имеет отношение к вождю, так как привезено из Разлива. Шнейдерман пинком выпроводил афериста.

Порядок в очереди нареканий не вызывал. Время было утреннее, жильцы подъезда в основном только выходили. Старушку, спустившуюся с мусорным ведром к контейнеру, без всяких вопросов впустили обратно. Не было проблем и с молодой мамашей, вышедшей погулять с грудным ребенком. Правда, поступило предложение писать на руке выходящим из подъезда «проживает», но жильцы возмутились и отказались. Имел место лишь один инцидент: некая дама требовала не препятствовать ей пройти, заявив, что идет по делу. На просьбу назвать номер квартиры ответила быстро и уверенно, но получила ответ, что туда все тоже по делу стоят и надо занять очередь. Ответ неприятно удивил даму, однако вопросов она не задавала.

Какой-то не самого приятного вида и запаха гражданин пытался продать Шнейдерману металлический горшок с отбитой эмалью и засохшими на дне остатками того, к чему предмет имел прямое предназначение. Внимательный Боб Иванович развернул продавца, обнаружив на изделии клеймо завода имени Германской Демократической Республики.

Также покупателю был представлен парик, якобы сделанный для вождя в тысяча девятьсот восемнадцатом году, а чаще всего предлагали расчески, но без доказательства, что вождь ими пользовался. Старушка возраста, подходившего к вековому, принесла кальсоны с рисунком из броневиков и гвоздик. Ненадолго ко второму человеку партии пришло великодушие: он дал бабушке полсотни.

Боба Ивановича пытались заинтриговать со сбившейся в ком ватой внутри и многочисленными разводами желтых пятен; кирпичного цвета клизмой; носком, сохранившим запах пота; необычного фасона парусиновым ботинком со стертым каблуком; бинтом с пятнами крови и многим другим. Самое неизгладимое впечатление произвел на него старинный многоразовый презерватив из черной трехмиллиметровой резины. Куплено ничего не было.

Шнейдермана серьезно заинтересовал лишь один человек, появившийся в числе последних. На вопрос: «Что у вас?» – мужчина ответил: – У меня предложение. Достаю все, что заказывают, за редким исключением. Не берусь за оружие, произведения искусства, драгоценности, личные вещи. Не занимаюсь краденым. И вообще принципиально далек от криминала. Я очень дорожу годами завоеванной безупречной репутацией. Процент неудач – менее трех десятых.