Дмитрий Вощинин - Солнце, сердце и любовь Страница 20

– Для наведения порядка нужно время.

– Григорич…опомнись это же придумали они сами…Пока люди не обратят внимание, никто не шелохнется… Должности покупаются, карьера закрыты для рядового гражданина… Кругом кумовство, деньги и коррупция… Они хуже бесов…

Роман Григорьевич молча безуспешно попробовал завести машину.

– Подожди немного и накинь клемму на положение «стартер», – посоветовал приятель.

– Ты думаешь, я как дятел… всем недоволен? – продолжал Федор Игнатьевич, – …Нет… возможностей много, только не дают ими пользоваться людям… Обидно… везде реформы, а на деле разрушения… За основу взят опыт запада… ждут инвестиций… Будто мы сами полные импотенты… А наши люди образованы не хуже иностранцев и умеют работать…

– Да, образование мы, по крайней мере, получили не плохое.

– О сегодняшнем образовании я уж не говорю… оно развивает многие способности, в том числе и глупость…

Роман Григорьевич молчал, а приятель улыбнулся:

– Я пришел к выводу, что виной всему – это теперешние СМИ, этот неотъемлемый для нашей жизни несправедливый и продажный «пиар», навязчивая реклама, которые оболванивают, угнетают, как теперь говорят, «напрягают».

– Согласен… Агрессия и насилие СМИ и ТВ неоспорима… Но не все же программы такие?

– Ты прав… Некоторые начинают трезветь: «Культура», РБК, «Звезда»… Но в основном наше ТВ заполнено откровенно пошлыми программами… Сначала смех и положительная реакция на глупость, тупость, и главное – тематика ниже пояса.

– Но людям нужна улыбка, смех…

– Я не говорю о развлекательных… Они нужны… Однако достали эти, как я их называю…звездульки и звездаки… все эти самодовольные физиономии постоянно мелькают перед глазами… Ничего не имею против песен, которые исполняют талантливые певцы или красивые молодые певицы… Но, согласись, противоестественно, когда на их месте оказываются мечтательные безголосые подростки или слезливые женоподобные мужчины.

– Это верно… Но ведь их принцип достаточно современный – удивляй, самовыражайся…

– Дело не в этом… Они живут в каком-то своем мире и красуются сами перед собой, устраивая всякие конкурсы, как теперь говорят, кастинги… Не понимая, что развращают людей и прежде всего молодежь тем косвенным злом «легкой и сладкой» жизни… Как в запомнившейся песне из фильма «Последний дюйм», где ребенок познает настоящие ценности реального дела: «Какое-мне дело до всех до вас, а вам до меня»… И заметь… При встрече со звездами на ТВ, как правило, показывают их хоромы, необычную обстановку, как бы призывая: смотрите… завидуйте…

– Но это заработано ими. И все-таки не внешние данные и пиар привлекают.

– …Заработано, но при перекосе экономики и безнравственном обществе, где люди выныривают «из грязи в князи».

– Да ты, Игнатич, педагог, – улыбнулся Роман Григорьевич, включая двигатель машины.

– А то! Актеры теперь перекликаются со стиральным порошком или майонезом. Противно… Все деньги… И ведь не Смоктуновские… Уровень все ниже и ниже.

После очередной попытки машина завелась.

– Аккумулятор еще хороший, да и двигатель работает ровно, – заключил Федор Игнатьевич, – А теперь надо немного проехаться на большой скорости для зарядки.

Роман Григорьевич последовал его совету.

3

Рано утром Роман Григорьевич с женой выехали на дачу к дочери. Ехали молча. Только когда половина пути была позади, жена заметила:

– Ездить, к счастью, ты не разучился.

Хотя Роман Григорьевич не понял глубины этой фразы, он не попытался это выяснить в активном разговоре.

Автомобильные пробки позволили добраться до места только к одиннадцати.

Дочь Лена и все ее домочадцы вставали поздно, и посему прибытие родителей было вовремя и ознаменовалось общим завтраком на веранде.

Особенно восторженно приветствовала дедушку и бабушку и радовалась подаркам шестилетняя внучка Вероника. Четырехгодовалый Артем был более спокоен и сидел у дочери на руках.

Муж дочери, имеющий свой бизнес, уезжал из дому рано и приезжал обычно к обеду. Роман Григорьевич немного недолюбливал его за молчаливость и определенную замкнутость в общении. Он чувствовал, что откровенному общению мешала ментальность нерусского происхождения зятя. Его жена, как ему казалось, просто побаивалась мужа, и потому атмосфера общения с дочерью и внуками без главы семьи сегодня была очень благоприятной.

В доме дочери было несколько человек прислуги. За завтраком подавала Полина, которая очень вежливо и ласково, зная особенности каждого, наливала чай, кофе, раздавала бутерброды и пирожные.

Роман Григорьевич обратил внимание, как она говорила и предлагала варенье, произнося: «Крыжовенное варенье». Это было приятно и как-то по-домашнему и подчеркивало ее истинное русское происхождение.

– Пап, ты правда посвежел, – лукаво произнесла Лена, взглянув на мать.

Роман Григорьевич понял, что жена делилась своими мыслями с ней.

– Ты преувеличиваешь, – отпарировал он.

Лена искренне радовалась родителям и пыталась завязать откровенный разговор.

– Ты, видимо, закончишь работать?… И вы с мамой можете чаще навещать нас.

Роман Григорьевич немного замялся, не ожидая этого вопроса.

– Если ничего не предложат… наверно, придется, – неопределенно отозвался он.

– Но ты еще мог бы поработать, – продолжала жена.

– Вот схожу на следующей неделе на службу… Там будет видно.

– На пенсии тоже неплохо… – настаивала дочь.

Видя, что отец не хочет продолжать эту тему, она заговорила с матерью.

Когда она довольно поздно неожиданно вышла замуж, Роман Григорьевич сразу почувствовал влияние зятя на ее характер и как-то, не понимая до конца почему, перестал смотреть на нее как на родного любимого ребенка. Он чувствовал влияние на нее другого мужчины, и его порой раздражали ее новые непонятные ему меркантильные интересы.

Дети покинули стол и убежали к своим игрушкам. Роман Григорьевич тоже вышел из-за стола и подошел к играющему рядом с собакой младшему внуку. Роман Григорьевич смотрел на четырехгодовалого малыша. Странное чувство овладело им. Он попытался ласково прикоснуться к нему, но виляющий хвост собаки его явно привлекал больше.

«…Насколько он совершенен… он притягивает своей теплотой истины жизни… своей неописуемой привлекательностью… необузданностью, желанием все потрогать… и ощутить наяву… Как я ему завидую…»

Роман Григорьевич взял ребенка за руку, отстраняя собаку, но малыш явно тяготел к животному.

– Тема! Ну, поиграй с дедом… Я так давно тебя не видел, – попытался он привлечь внука.

Как будто почувствовав его раздумья, малыш отстранился. Взгляд его показывал явное нежелание бросать собаку и играть с дедом.

– Я не Тема, а Артем, – объявил малыш.

– Артем – это взрослое имя, а для маленького – Тема.

– Я не малыш, – возражал серьезно внук.

– Папа, он отвык от тебя, – глядя на сына и отца, вставила дочь.

Чувствуя безнадежность своих попыток, Роман Григорьевич отошел в сторону.

«…Ребенок отстраняет руку… Как это верно!.. Какой серьезный взгляд на меня… В глазах его печаль и тоска… Как это все правильно… Кто его научил быть самим собой?… Надо почувствовать себя глубоко порочным, чтобы понять это совершенное существо…» – размышлял он.

– Вам с мамой надо почаще бывать среди внуков, – почувствовав смущение отца, продолжала дочь.

– Когда по приезде ты давал ему игрушку, Артем так радовался, – заметила жена.

– Скорее… он доверялся игрушке…как туземец – красивой тряпке, – печально заключил Роман Григорьевич. Он продолжал думать про себя.

«А ведь когда-то я был таким же… Возможно, когда-то кто-то смотрел также на меня… У младенца самый большой жизненный потенциал… Но когда он будет проявлен?… Ведь когда меня не будет, я об этом знать не буду… Нет… именно поэтому я жить буду… всегда… Бесконечно…»

– Ну что ты поник, отец, сейчас я налью тебе хорошего виски, – зная привычки отца, разрядила его молчаливую замкнутость дочь.

– Ты же знаешь, я сегодня за рулем.

А про себя подумал: «Взрослые такие же, как и дети, но с ними никто не играет, и ошибки не прощают».

Роман Григорьевич вновь вернулся к столу.

Беседа о житейских делах его уже не очень интересовала. Дочь жаловалась на то, что муж практически не бывает дома, и все заботы по быту легли на ее плечи.

«Жалко, что так рано она бросила собственную работу и теперь даже не думала об этом», – молчал Роман Григорьевич.

Потом женщины пошли укладывать спать детей. Спустя полчаса, Роман Григорьевич тоже зашел в детскую и посмотрел на спящего Тему.

«…Как он красив во сне!.. Он в своем мире, двигает руками, ножками, сжимает кулачки во сне… Возможно… ему чудится птица феникс или египетская птица Тау с двумя крылами в виде тройки…»