Вячеслав Малежик - Снег идет 100 лет… Страница 20

Я стряхнул с себя наваждение размышлизмов и тронулся – наконец-то включили зеленый, и я ловко проскочил Севастопольский до переключения светофора.

«А чем помочь? – продолжал я гонять свои мысли. – К тому же это другая страна. И там тоже борются с коррупцией. Ну, хорошо, отмажут его как-то, скажут, что бабка сама наткнулась на нож. Так он же его уже пускал в ход. А интересно…»

На этой мысли я остановился у обочины и набрал телефон Городни.

– Ирка, тебе удобно говорить? – спросил я, услышав ее голос.

– Да, пока да… Валера еще не подъехал.

– Слушай, а ты не рассказала… Что менты, как они отреагировали на прыжки из окон и на вырезание родственников?

– Дело открыли и после больницы его пару раз таскали на допрос. А потом Карина забрала свое заявление, и все.

– Все? – переспросил я.

– Все… Как будто ничего не было… Не было проникающего ранения, не было желудочной полостной операции. Ничего не было.

– Считать обманом зрения?

– Я думаю, – продолжила Ирка, – если бы его тогда посадили, тетя Поля была бы сейчас жива.

– С детства, благодаря всеобъемлющей любви матери и всей семьи, появилось чувство безнаказанности, – продолжил я вслух размышлять о своем романе.

– Что-что?

– Да, ничего, это мысли вслух.

– Ладно, привет, мой идет… Созвонимся.

Я въехал во двор, припарковался. Мысли были враскоряку. Решил отвлечься и включил приемник в автомобиле. Звучала знаменитая «Богемская рапсодия», и герой Фредди Меркьюри в ночь перед казнью обращался к своей матери со словами раскаяния. Правильно ли я перевел смысл этой песни, не знаю, но эмоция Фредди и мой перевод воздействовали на меня.

III

И все-таки Федор Михайлович не давал мне покоя. Захлопнув за собой входную дверь, я плюхнулся на диван, и моя логарифмическая линейка в башке пришла в движение. Как я ни старался проникнуться бедой и отчаяньем Городни, ничего не получалось. Я пытался укорять себя, называя бесчувственным бревном, пытался найти правильный алгоритм помощи… Ничего не выстраивалось, я сбивался на детектив, причем детектив, который я создавал в своей голове. В конце концов я решил, что, находясь в Москве, кроме сочувствия я предложить Ирке ничего не могу. Время – лучший лекарь. Пусть она поплачет, погорюет, а там что-нибудь прояснится.

Предложить деньги? Она не возьмет. Предложить поехать вместе в Луганск? Как это она с посторонним мужиком появится в родном городе? К «Санта-Барбаре» еще добавить «Богатые тоже плачут»? Нет, на это она тоже не пойдет и правильно сделает… Так что остаются дружеское плечо, жилетка и внимательные глаза, когда у нее появится новая потребность исповедоваться.

Конечно, братец – урод, и тюрьма по нему плачет. Вот только каким он выйдет из той тюрьмы? Судя по всему, все дерьмо нашей жизни он впитывает в себя, словно губка. Моральные переживания Родиона Раскольникова – это не для него. И я опять незаметно для себя сбился на игру «Сочини детектив». А что? Очень похоже – героиня-то денежку, как видно, зарабатывала, выгоняя самогоночку и приторговывая ею. Чем не старуха-процентщица? А может, братика и купюрами ссуживала, если тот просил взаймы? О чем они с утра-то терли? Может, не вернул он должок, она и осерчала? Осерчала и решила братишечку-то отчитать. А он же герой – как-никак видел, как ножичком-то балуют в американском кино. Может, все это он сделал с этаким воплем а-ля Сильвестр Сталлоне?..

Стой-стой-стой… Господин автор, у вас самого-то с психикой все в порядке? Да, чего-то меня заносит… Думаю, надо сочинить какие-то версии невиновности брата Городни, чтобы при встрече ее как-то успокоить, а там пройдет время, а оно, как известно, лечит. И я снова улетел в свои детективные дали…

Я крутил историю и так и этак, но ничего разумного у меня не получалось – братец Городни все равно был кругом неправ. Даже когда его окружали сплошные подонки и негодяи, поверить, что последний удар тетя Поля нанесла сама себе, никак не удавалось. А самое страшное, что я к «своему герою» ничего не чувствовал – ни симпатии, ни ненависти… Ни-че-го.

И я снова собирал свои мозги в кучу, и тетя Поля становилась смертельно больной и после отчаянных попыток уговорить знакомых врачей, ветеринаров и еще кого там, чтобы ей сделали смертельный укол, она, не добившись своего, подбивает Романа помочь ей уйти из жизни, пообещав простить ему все его долги. И что? А ничего… Опять виноват.

Сосед снизу, мечтая завладеть опять-таки злополучной жилплощадью, подкупает тетю Полю. А она ведет двойную игру, как в шпионских сериалах, и, не отталкивая сиделку, берет деньги у соседа снизу… Берет деньги, обещая переписать завещание в пользу нашего нового героя. Дальше дело техники… За стаканом водки надо убедить Романа тюкнуть старуху, засидевшуюся на грешной земле. Стимул – «она всех достала, и я тебе все долги прощу…». Да, но опять братец не выглядит пай-мальчиком.

Девушка, которая по завещанию должна получить квартиру… У нее есть кавалер, который ее торопит… В конце концов он и сам мог по-мужски поговорить с Романом, который окончательно запутался в долгах. Поговорить и подбить стать наемным убийцей. Боже мой, ну почему опять Романа? А кого? Он же явился как штык со штыком в квартире процентщицы. Нет, не годится, ищи-ищи, что-то должно быть.

«Ладно, спать», – решил я, понадеявшись на собственную импровизацию при встрече с Иркой.

IV

А ночью мне приснился сон, причем очень сумбурный, и я его не запомнил целиком. Но прежде чем проснуться, я увидел во сне корпоратив в честь 75-летия тети Поли. Гламур в полный рост, среди гостей видные политики и звезды шоу-бизнеса. Официанты разносят шампанское… Тетя Поля сидит во главе стола, заставленного отборными яствами. Рядом с ней стоит ее каталка, украшенная изумрудами и бриллиантами. На сцене певица, которая в сопровождении ансамбля поет песню, припев которой подхватывает весь зал:

Ты не играй, ты не играй, мой милый,В русскую рулетку впредь…Ты знай, мой заполошный и гонимый,Что моя удача,Что моя удача,Что моя удача —это смерть.

Вдруг на экране моего сновиденческого «телевизора» пошли помехи, и появилась надпись: «Просим прощения за сбой в передаче, случившийся из-за неполадок на линии вне территории России».

Я проснулся.

V

И почти сразу позвонил телефон. Это была Городня.

– Привет… Я сегодня уезжаю в Луганск.

– Валере рассказала?

– Да, конечно…

– Я подскочу на вокзал.

– Давай, приезжай, мне это сейчас очень нужно.

На перроне Курского меня ждала Ирка Городня. Скромно одетая, сожравшая себя, но не потерявшая решительности. Она была собрана и, судя по виду, готова броситься в драку.

– И что? Ты едешь?

– Да, хочу встретиться с адвокатами, может, в камеру допустят, поговорю с этим… Даже не знаю, как назвать его.

– А называй его – брат.

– Спасибо тебе за поддержку.

– О чем ты? Все нормально.

– Да нет, – Городня вдруг поцеловала меня, – ты так меня поддержал.

– Знаешь, я тут разные версии придумал, – собрался я пересказать свой детектив.

– Да не надо… Это же работа следаков, а не твоя… Пой лучше песни.

– Ладно, езжай… Потом когда-нибудь при случае я тебе все это расскажу.

– Я поговорила с некоторыми людьми… Они мне сказали, что могут его даже отмазать, ты же знаешь, как нынче это делается… У них уже есть отработанные ходы и связи… Все упирается в количество денег.

– А помнишь закон, – решил я проявить свою компетентность, – если начнешь давать, тебя будут доить до конца жизни.

– Да дело даже не в деньгах. Я не хочу… Я не хочу, чтобы он отвертелся… Если он не сядет, боюсь, что следующая буду я… Придет со штыком и скажет, что я не сделала ему шоколадную жизнь.

– Может, ты и права…

– Пусть будет, как будет… Жалко деда.

– Он не знает?

– Нет, мы ему не будем говорить… Может, Рома оттуда иногда будет отцу звонить… А так он для него в командировке, где нет мобильной связи.

– Короче, – прокомментировал я. – Деду ты уже «испекла пирожков». Ну-ну… Городня, ты неисправима.

– Ладно, дружочек, береги себя, – обняла меня Ирка и пошла в вагон.

Его посадили… Дали десять лет. Городня не любит об этом говорить, тем более мы информацию особо не распространяли. Она к нему ездит на свидания и через Карину посылает денег на посылки. Это все Ирка мне рассказала, когда однажды я ее подвозил в Коломенское.

– Знаешь, ему ведь могут скостить срок за хорошее поведение. Я об этом молюсь и этого же боюсь. Он же всю гадость впитал в себя. Посмотрела я, какой он стал крутой, когда была на свиданиях. Без зубов, страшный, но крутой…

– Ты его простила?

– Не знаю… Почему-то кажется, что все там было не так, как нам рассказали. Может, так, как в твоем детективе?