Джулия Тот - Гном Страница 21

Катя могла многим плюнуть ему в лицо и в душу в качестве доказательств его жизненной тупости, но мысли ее пытались заглянуть дальше той точки рассказа, на которой Сергей остановился. Она пробовала предположить, что же между этими двоими – которые, каждый по своим причинам, не выжили бы друг без друга, – произошло такого, что конец их истории оказался таким трагическим и жестоким. Решив больше не перебивать Сергея – чтобы быстрее закончить с историей и начать мыслить самой над успехом обоих процессов, она только примирительно посмотрела на него огромными глазами:

– Извини, комментировать больше не буду, продолжай, пожалуйста.

Сергей согласно кивнул и, словно этой паузы не было, монотонно заговорил вновь:

– Через пару месяцев Димка совсем изменился: машину поменял на такую, словно он – звезда Голливуда, возвращаться со своих элитных сборищ стал в состоянии, после которого пытаются выжить не одни сутки… Наркотики с выпивкой и особ женского пола в количестве, явно превышающем его способности, в квартиру начал загружать почти ежедневно. Меня пытался все время в оргии эти втянуть, но такие впечатления для книг мне были не нужны, а сами по себе – не интересны, так что меня все это начинало раздражать.

Катя улыбнулась, но Сергей, или не заметив этого, или не придав значения, рассказывал дальше, делая только короткие паузы, во время которых лицо его заметно менялось, отражая чувства, которые он испытывал тогда – во время, когда все это происходило в реальной жизни:

– Димка пил, веселился и жил, веселя и оплачивая веселье других, вспоминая обо мне только при возвращении в квартиру, из которой переезжать, разумеется, не собирался – просто потому, что с его новыми аппетитами и образом жизни гонорары кончались со скоростью засасывания трясиной предметов в болото. Он часто даже забывал оставить дома деньги, чтобы я мог заказать еду. Однажды я попытался с ним поговорить, он извинялся, обещал не поступать так со мной, и в конце добавил, что пора бы мне начинать новую книгу, потому как деньги совсем скоро кончатся. Разумеется, голодать, после нескольких лет вполне довольной жизни, я не хотел и сел писать следующую книгу. После всех скандалов, которые были опубликованы про Димку – о наркотиках, женщинах и прочих увеселениях, столь серьезная книга вызвала шок – и он стал еще моднее, популярнее, гениальнее и… несчастнее. Наркоту и женщин, мордобой в ресторанах и все остальное списали на одиночество гения, на непонимание в стране, где царит полный бардак умов и экономики, и, разумеется, тираж тут же вырос до таких размеров, что Димкин кошелек распух невероятно, прямо пропорционально увеличив и его самоуверенность, и веру в собственную значимость. Иногда мне казалось, что Димка временами действительно забывает, что написал все эти книги не он, а я.

Катя очень устала и больше всего хотела уже, прервав Сергея, попросить его продолжить завтра, но из всего рассказанного им она пока так и не смогла вытащить того главного, что стало бы позвоночником процесса и спасло бы его. Сергей, задумавшись, молчал, а Катя, борясь с голодом и усталостью, ждала продолжения, еще надеясь, что кроме того, что Сергей написал все эти книги, принесшие другому огромную славу, деньги и шикарную жизнь, полную, судя по всему, экстравагантных излишеств, будет что-то в этой истории нечто большее, чем обида Сергея и неблагодарность Штурмана.

– Кать, ты извини, что я все это рассказываю, с такими подробностями – помочь мне все равно никто не сможет, ни в чем, но я хотя бы поговорю с тобой – ведь с того времени, как Димка изменился так сильно, я ни с кем не говорил. А мусолить свои проблемы в книгах – дело неблагодарное, недостойное литературы.

Катя хотела начать убеждать его, что только так он вытащит себя из незаслуженной клетки жизни – рассказав ей всю правду, но промолчала, не желая повторяться и видя, что Сергею этого не нужно, и тихо от усталости только кивнула:

– Сергей, я прошу тебя, давай без извинений, лучше попробуй ничего не упустить – пробелы в истории всегда хуже нудных подробностей.

Сергей согласно улыбнулся:

– Хорошая фраза, если выйду – воспользуюсь. – Катя поняла вдруг, что он тянет время, и что дальше последует что-то, о чем говорить ему больно – настолько, что он не в силах начать. И, испугавшись провести ночь в догадках, если он попросит сейчас сделать перерыв до утра, она молчала. Через несколько минут он все-таки заговорил, и Катя успокоилась – она поняла, что это «что-то» он уже не в силах нести один и хочет закончить рассказ сегодня:

– Когда «Камни вместо песка» номинировали на Нобелевскую премию, Димка сильно испугался – в первую очередь того, что я не захочу остаться в тени и никем, того, что он где-то допустит ошибку и вызовет подозрения, и стал совершенно невыносимым своей двуличностью. Он то начинал заботиться обо мне как о двухлетнем ребенке, забивая холодильник деликатесами, если уезжал хотя бы на один день, и, выводя меня из себя, спрашивал каждые полчаса, не нужно ли мне что-нибудь, то вдруг, впадая в агрессию, требовал, чтобы мы садились и работали с книгой, чтобы он ни в чем не ошибся, если вдруг премию дадут все-таки ему, то – и это пугало меня больше всего – начинал что-то писать для интервью сам, ненавидя «Камни вместо песка» с первого прочтения.

Катя, сидела в состоянии, близком к шоку – то, что Штурман был лауреатом Нобелевской премии в области литературы, она упустила из своих бравурных надежд, даже думая о процессах прошлой ночью. И сейчас она не могла понять, почему впервые Кейт Невзорова почувствовала что-то близкое обычному человеческому состраданию к сидевшему напротив карлику – теперь он был в ее глазах именно им. Она не могла удержать в мыслях две вещи, не поддающиеся ее пониманию, не влезающие размерами своего идиотизма в прагматично-правильную картину мира, созданную ею для нее самой – мисс Невзоровой. Первая – как Сергей мог примириться с вручением премии, означающей признание таланта и значимости человека для всего мира, этому аферисту. И вторая – как человек, написавший книгу, удостоившуюся такой высокой награды, может быть таким ничтожным в своей собственной жизни и лицом к лицу с ней. Она спросила, уже не желая сдерживать элементарного любопытства:

– Сергей, ответь мне, пожалуйста, неужели тебя нисколько не обижало, что премию получит он? Неужели ни разу у тебя в голове не мелькнула мысль вылезти из твоей ракушки и, пусть даже с грузом прошлого на спине, но, как улитка – сначала медленно, но разгоняясь, двинуться вперед?

– Кать, конечно мне было обидно – только сделать с этим фактом уже ничего было нельзя. Как ты представляешь себе это? Чего бы я добился – все деньги были в руках Штурмана, такие вещи можно привести в порядок – если можно! – только через суды, которые тянутся годами и на которые у меня не было средств. А просто устроить скандал – я не видел в этом никакого смысла. Да и не забывай – Дима многое для меня сделал.

Катя хотела закричать на него, спросить, что такого сделал для него Штурман, объяснить, что подобное «многое» для него сделал бы любой, совершенно чужой человек! Но уже зная, что Сергей Матвеев, вероятнее всего, был бы таким же странным, даже не имея недостатка роста, она только попросила его продолжать, отметив в блокноте необходимость собрать всю газетную информацию и интервью о нобелевском лауреате Штурмане.

Сергей марионеткой откликнулся на ее просьбу и, правда уже не так монотонно, как до этого, начал говорить дальше:

– Дима, отрезав саму возможность моего присутствия на церемонии или даже поблизости, сразу, не принимая никаких возражений, готовился, спрашивая меня о книге очень редко, а получив ответы, всегда смеялся – он никак не мог понять, как я смог написать эту ерунду и как за нее решили дать самую престижную премию в мире. Он перестал вести свой богемный образ жизни, сутками читал накупленные книги по философии и искусству, придавая лицу более интеллектуальный вид, потерянный за годы ментального распутства. Я же – других занятий у меня больше опять не было – сел за следующий роман.

Дима улетел на вручение, пригласив туда свою мать с мужем – чтобы наконец, показать ей, кем он стал в этой жизни, и, вернувшись, несколько месяцев был занят только раздачей интервью и со мной был вполне нормален – без души, но заботился обо мне, пока не появился продюсер от Metro-Goldwyn-Mayer с предложением сделать по «Камням вместо песка» фильм. Предложение содержало такое количество нулей в долларах, что я испугался – в эту минуту я понял, что впервые стану Диме не нужен: они переиздадут книгу и две предшествующие ей, чтобы заранее обеспечить пиар фильму, сделают фильм, прокатают его – и лауреат Нобелевской премии господин Дмитрий Штурман, если даже не напишет ни строчки за свою будущую жизнь, будет обеспечен на все ее оставшиеся годы. К счастью, я ошибся тогда – Димка стал намного расчетливее, чем я мог вообразить, и, подписав контракт со студией, поставил меня перед фактом нашего переезда в Америку. Честно говоря, я даже обрадовался – наивности, видимо, пределов нет, как и глупости, и я начал строить планы, как в Америке договорюсь с Димой отдать мне часть денег ото всех предстоящих гонораров, куплю жилище и буду писать книги уже под своим именем. Я не сомневался, что здесь моя карликовость никого шокировать не будет, – Сергей, глядя на Катю, усмехнулся, – и я, судя по тебе, в этом был прав. Жить Нобелевский лауреат хотел только в Сан-Диего, прочитав где-то, что успешные и творческие люди в большом количестве живут именно в этом городе, и, справедливо причислив себя к ним, был готов полностью раствориться в новом успехе. Меня же он не спрашивал, считая, что я должен принять как должное необходимость переезда – в конце концов, речь шла о работе. Все это Дима нехотя объяснил мне однажды и, закрывая тему, добавил, чтобы я не тащил с собой вещи, только документы, поскольку все остальное мы сможем купить на месте. Меня уже нисколько не задевало его отношение ко мне, как к рабу-трудоголику, который умственно болен, но, подчиняясь, выполняет свою тяжбу хорошо, тем и дорог хозяину. Просто я решил, что проблем в разрыве с ним в Америке не будет – денег будет достаточно на двоих, да мне и не нужно много – я же буду издаваться уже под своим именем…