Маша Трауб - Замочная скважина Страница 22

Он учился, встречался с отцом, ходил с Танюшей в кино, ел суп, приготовленный Ольгой Петровной, но ничего не чувствовал и не видел – ни вкуса супа, ни лиц, ни мелькающих перед глазами картинок. Ничего. Не замечал вечно недовольного лица Ольги Петровны, застывшей ухмылки Светланки, Маринкиной злобы, смешанной с жалостью, вечно заплаканных глаз Танюши.

Получалось, что Валерка жил на три дома, но нигде не был как дома. Нигде не мог согреться, успокоиться. Нет, он больше не винил себя в смерти матери. Убедил себя в том, что его встреча с отцом не могла ее довести до самоубийства. А что могло? Вот на этот вопрос он так и не нашел ответа. Тоска. Неужели бывает такая смертная тоска? Неужели матери было настолько плохо и настолько не хотелось жить? И как можно так вообще – ходить на работу, улыбаться, чистить зубы, а потом вдруг раз – и шагнуть в окно?

– Господи, ну почему? – плакала на похоронах тетя Рая. – Все ж было нормально. Как же мы не заметили? И даже сердце не екнуло?

Валерка тоже ничего не почувствовал. Даже когда мама захотела остаться дома, не пошла на свидание, или куда там она собиралась, у него ничего не шевельнулось, не закололо. Ему было все равно. А оказалось, что тогда пружина и сорвалась. Нет, он не горевал, не скучал по маме. Он не мог понять – за что она так с ним? Как она могла бросить его?

Несколько раз дома он подходил к окну, открывал его настежь, вставал на подоконник и смотрел вниз. Он хотел шагнуть в пустоту, туда же, вслед за матерью. Нужен был всего маленьких шажок. Но он не смог – ему было страшно.

Свадьба не оставила в его памяти совершенно никаких воспоминаний, хотя Ольга Петровна организовала все так, как хотела – с платьем, рестораном и гостями. На фотографиях у невесты был несчастный вид, как будто она сейчас разрыдается, жених смотрел куда-то в сторону и вдаль, тетя Ира осталась на заднем плане маловразумительным пятном, Светланка ухмылялась, и только Ольга Петровна стояла торжественно, в дурацком костюме, важная и сосредоточенная.

Даже для Тани этот день остался в памяти не столько благодаря бракосочетанию, сколько из-за Маринки. Та подсела к ней в ресторане, когда Валерка ушел танцевать, практически насильно уводимый Ольгой Петровной.

– Ну, поздравляю, – сказала Маринка. Таня даже с прической и в пышном, с оборками, как многослойный торт, свадебном платье, которое Ольга Петровна лично выбрала в «Гименее», проигрывала своей подруге детства в красоте.

– Спасибо, – тихо ответила Таня, все еще не веря, что это она вышла замуж за Валерку, а не Маринка.

– А я уезжаю, – продолжала Маринка.

– Когда? – спросила Таня, надеясь, что Маринка уедет как можно скорее и как можно дальше.

– Завтра утром.

– А куда?

– В новую жизнь! Желаю счастья! – Маринка допила шампанское и побежала танцевать, отлепив Ольгу Петровну от Валерки.

Утром Таня, пока все спали, стояла у окна и смотрела на дорожку перед подъездом. Она хотела убедиться, что Маринка не соврала, что она уедет и не заберет у нее Валерку, который еще вчера лез к ней целоваться и танцевал так, что Таня сходила с ума от ревности и панического страха.

– Ты чего здесь стоишь под открытой форточкой? – спросила Ольга Петровна, вставшая тоже неожиданно рано. Она все боялась, как переживет первую брачную ночь своей дочери – все-таки квартирка маленькая, слышимость отличная, и Ольга Петровна по-пуритански была не готова к подобному испытанию. Но все оказалось так, как бывает обычно – Валерка сразу же уснул, так что Ольга Петровна зря переживала, хотя несколько дней до свадьбы никак не могла решить, уходить им со Светой ночевать к соседкам или нет. Только об этом и думала, но так и не решилась напроситься к Валентине или к тете Рае. Постеснялась. И вот дочь с утра пораньше стоит у окна – все такая же грустная, готовая расплакаться. Ничего не изменилось.

– Пойду за хлебом схожу, – сказала вдруг Таня. – Валерка свежий любит.

– Ну да, – согласилась Ольга Петровна.

Таня накинула куртку и выскочила из квартиры. Из окна она увидела, как к подъезду подъехало такси.

Лифт ехал долго, и Таня сбежала по лестнице пешком. Толкнула дверь и чуть не врезалась в Маринку, которая стаскивала с лестницы здоровенную сумку.

– Привет, – поздоровалась Танюша.

– Привет, – ответила Маринка.

Танюша смотрела на Маринку и молчала. Конечно, ей здесь не место. Она совсем другая. В короткой дубленке, в сапогах на каблуках, худая, длинноногая…

– Как первая брачная ночь? – спросила Маринка и хохотнула.

– Никак, – честно ответила Таня.

– Не переживай, ты своего добилась. Валерке привет передавай.

– Хорошо. Ты надолго уезжаешь?

– Надеюсь, что навсегда. Подальше от нашего, то есть теперь вашего, болота! Я, между прочим, тоже скоро замуж выйду.

– Поздравляю…

– Ага, – ответила Маринка. – Господи, если бы ты знала, как я все тут ненавижу. Как мне все надоело. И вы надоели. Как я устала! Ну, пока, – бросила Маринка, запихивая сумку в багажник такси.

– Пока. Удачи, – ответила Таня.

Таня зажмурилась изо всех сил, проморгалась и пошла в булочную.

– Мариночка! Позвони, как приедешь! – закричала в этот момент тетя Рая, высунувшись из окна. – Слышишь? Позвони!

Маринка запрыгнула в салон и захлопнула дверцу, не ответив.

– Мариночка! Позвони! – кричала тетя Рая в окно, махала в пустоту, когда машина уже отъехала.

Танина жизнь после свадьбы совсем не изменилась. Она провожала Валерку по утрам, ждала его по вечерам. Он мог прийти, а мог и не прийти, остаться в своей квартире. Ольга Петровна предлагала Тане переехать в эту квартиру, но Таня категорически отказалась. Ей было страшно жить там, в той комнате, где умерла тетя Лида, где все напоминало о покойнице – Валерка совершенно не собирался делать ремонт или избавляться от вещей матери. И Таня ни за что в жизни ему этого бы не предложила. Так что Валеркина квартира осталась его холостяцким прибежищем, норой, в которую он забирался, когда хотел. И Таня не могла его удержать или запретить.

Там же, в его квартире, происходила и их семейная жизнь. Таня иногда поднималась к мужу, звонила в дверь, проверяя, дома он или нет. Если Валерка был дома, то открывал, впускал Таню и исполнял супружеские обязанности. Но Тане это не приносило никакого счастья – она никак не могла перестать думать о тете Лиде и о том, что, если бы не ее самоубийство, не было бы свадьбы, и вообще Валерка бы на ней никогда не женился. Но чаще всего Таня стояла у двери несколько минут и спускалась к себе. Значит, Валерка не дома, наверное, у отца. Или еще где-то.

Таня очень хотела привязать к себе мужа – так, чтобы он никуда от нее не уходил. И стала ждать, когда забеременеет. Тогда будет настоящая семья, а не такая, как у нее сейчас. Но беременность не наступала, хотя врач, которая делала аборт, уверяла, что Таня сможет родить. А сейчас другие врачи в женской консультации разводили руками – мол, что вы хотите после аборта? Сами виноваты.

Таня покорно пила таблетки, делала анализы и высиживала длинные очереди в поликлинике. Там, в очереди, ей было хорошо. У нее был муж, законный, и кольцо на пальце, золотое. И свадьба была. Случайным знакомым по банкетке она рассказывала, что муж тоже очень хочет ребенка, что у них все замечательно. И знакомые верили, смотрели с завистью. Таня улыбалась и крутила на пальце кольцо.

То ли таблетки подействовали, то ли фанатичность Тани, которая каждый раз, поднимаясь к Валерке в квартиру, загадывала, что «должно получиться, обязательно», но долгожданная беременность наступила.

Таня расцвела. Теперь она ходила в женскую консультацию как королева, даже тогда, когда надобности не было. Просто чтобы посидеть в очереди и похвастаться. Вот, у нее все хорошо. Получилось. Только в эти месяцы Таня была почти счастлива. Впервые в жизни она почувствовала себя человеком, женщиной, настоящей, желанной. И даже когда медсестра, не подумав, заметила, что «точно девочка будет, девочки всегда красоту матери забирают, по беременным сразу видно», не обиделась. Зато вон, сколько красавиц ходит одиноких, а она – с мужем, и скоро будет с ребенком.

Валерка беременность жены заметил почти последним. Таня долго думала, как сообщить ему радостное известие, но никак не могла придумать. Ольга Петровна, которая хранила молчание первые три месяца – самый опасный период, в любой момент может быть выкидыш, чтобы не сглазить, – в один из дней позвонила Паше и поставила в известность. Мол, готовьтесь. А тот сообщил Ире, которая начала перебирать пеленки, ползунки девочек, перестирывать, отглаживать с двух сторон. Собирать приданое.

– Слушай, там у коляски нужно колесо болтом закрепить, и будет как новая, – сказала Ира Валерке. – А вещи после родов заберешь. Мало ли…

– Какая коляска, какие вещи? – не понял Валерка.

– Ты что, смеешься? – удивилась Ирина. – Ты шутишь?