Вионор Меретуков - Лента Мебиуса Страница 22

Человек сорок, среди которых были спикер парламента Макс Берковский, почти все члены кабинета министров во главе со своим председателем Генрихом Берковским, председатель верховного суда Сигизмунд Ульрих, гофмаршал Шауниц, начальник стражи Виттенберг, граф Нисельсон и лейб-медик короля фон Краузе, зачем-то принесший на заседание человеческий скелет, повернули головы в сторону маркиза Урбана.

– Нам это понятно… – задумчиво произнес король. И тут же спохватился: – То есть, я хотел сказать, нам ясны причины, в соответствии с которыми… э-э-э… так сказать, побудительные мотивы, которыми ты руководствовался, когда утаивал от меня важную информацию…

В полной тишине было слышно, как Урбан сделал глотательное движение…

– Я ее не утаивал, ваше величество, я ее придерживал…

– Значит, ты, – продолжал монотонно говорить король, – опасаясь спугнуть заговорщиков, утаивал, утаивал… И дождался, что бомбы стали взрываться прямо под носом у твоего короля!

– Ваше величество!.. – привстал со своего места побледневший маркиз.

– Я тобой недоволен, Урбан, очень недоволен. Я просто удручен. Ну а сейчас ты, конечно, сможешь назвать поименно всех заговорщиков? Если не всех, так хотя бы одного, а?

– Нет ничего проще! Главный сидит напротив вас, ваше величество! – радостно выдохнул Урбан и пальцем указал на генерала Закса.

Вот именно тогда министр обороны, предварительно пошевелив кайзеровским усом, назвал Урбана сволочью и Вифлеемской свиньей.

Король с интересом наблюдал за тем, как лица обоих маркизов стали стремительно багроветь, а глаза наливаться кровью.

Министры начали привставать со своих мест. Урбан потянулся за пистолетом. Его дрожащие от волнения и злости пальцы никак не могли совладать с застежкой кобуры…

Закс положил руку на эфес шпаги…

– Это просто восхитительно! – всплеснул руками король. – Вы бы еще дуэль затеяли у меня на глазах! По правде говоря, у меня нет абсолютно никаких возражений против того, чтобы вы развлекли нас зрелищем поединка… Было бы прекрасно, если бы вы укокошили друг друга. Я был бы только рад. Сегодняшний день, наполненный необычными событиями, обнажил наши души и сделал нас хотя бы на время откровенными. Так вот, господа маркизы, давно хотел со всей откровенностью сказать вам: вы мне оба безумно надоели… Поэтому можете стреляться, сколько вашей душеньке угодно, можете превратить друг друга в решето или изрезать в лапшу… Пожалуйста! Но только не здесь! Имейте же совесть! Перед вами как никак король Асперонии! И я не выношу вида крови, даже если эта кровь наполовину разбавлена вином… Да, да, ни для кого не секрет, что вы оба законченные пьяницы. Одно меня удивляет, как это вы на этой почве до сих пор не подружились? Вместо того чтобы, сидя за дружеским столом, с удовольствием наливаться крепкими спиртными напитками, петь матросские песни, а потом, обнявшись, отплясывать качучу, вы все время дуетесь друг на друга и строите козни… Помолчи, Урбан! И ты тоже, Закс! – Самсон повернулся к министру обороны. – Все знают, что ты можешь неделями, забросив дела, предаваться беспробудному пьянству… В этом не было бы ничего дурного, если бы ты умел пить… Мне известно, – король бил наугад, ничего ему не было известно, – мне стало известно, – поправился он для убедительности, – что твои адъютанты вчера держали тебя за фалды, боясь, как бы их начальник, блюя с третьего этажа на прохожих, не вывалился из окна… А тебя, Урбан, вчера видели у девок! Что ж, это по-нашему, по-солдатски! Почему почтенный отец семейства, министр и генерал жандармерии, потомственный аристократ, маркиз, верный сын отечества и преданный слуга короля, не может в свободное от работы время шляться по борделям? Молодец, нечего сказать! Я точно знаю, скоро ты разоришь все публичные дома в Армбурге! Мало того что ты не платишь за сексуальные услуги, ты еще заставляешь девок ходить строем перед тем, как их употребить… Свои проделки ты сопровождаешь оглушительной пальбой из пистолета и обещанием всех проституток выслать из страны… Было бы любопытно знать, кого ты тогда будешь трахать? Ведь кроме проституток тебе никто не дает! Сядьте! Сядьте оба, черт бы вас побрал! И молчите, пока я не разрешу вам говорить!

Маркизы, гневно сверкая очами, нехотя опускаются в свои полукресла.

Каждый из них задает себе вопрос: что это произошло с королем? Из сонного, равнодушного ко всему ворчуна он превратился в одночасье в строгого и требовательного правителя.

Интересно, как надолго его хватит?..

Тут взгляд короля упирается в скелет, который Краузе разместил в кресле рядом с собой.

– Краузе!.. Что это значит?!

– Ваше величество! Я позаимствовал в дворцовом музее вот этот скелетик и уже направлялся в классы читать детям королевских придворных лекцию по анатомии, как раздались взрывы… – спокойным деловым тоном сказал лейб-медик. – Господин гофмаршал, случайно встретившийся мне на пути, велел тотчас отложить все дела и идти на совещание в кабинет вашего величества.

– И ты не нашел ничего лучше, как приволочь этот долбаный скелет сюда?!

– Ваше величество! Не мог же я его оставить в коридоре! Если во дворце беспрерывно гремят взрывы, значит, по дворцу шляется какая-то злонамеренная личность. И кто знает, что у этой личности на уме… Возьмет да украдет… А это, между прочим, скелет из дворцового исторического музея. Он денег больших стоит…

Тут все видят, что к шейному позвонку скелета прикреплена бирка с надписью: «Скелет основателя Асперонии короля Лоренцо Первого».

Самсон откидывается в своем кресле.

В кабинете повисает гнетущее молчание. Король поджимает губы и некоторое время молча разглядывает лейб-медика.

Гофмаршал Шауниц с изумлением смотрит на короля, Самсон напомнил ему сейчас Иеронима Неутомимого в моменты гнева. Тот тоже, прежде чем наброситься на кого-нибудь с кулаками, вот так же затаивался, собираясь с силами. Все-таки в жилах королей течет особая кровь, думает он. Ах, как он сглупил с этим Краузе!..

– У меня создается впечатление, что если дело так пойдет и дальше, – говорит король подозрительно елейным, почти ласковым голосом, – то очень скоро вашего короля, набив соломой, как чучело, будут показывать на рыночной площади, чтобы потешить чернь… И ты посмел, негодяй, – взревел король так, что все привстали, – использовать скелет моего высокородного предка в качестве учебного пособия? Ты, верно, не в своем уме, Краузе! Таскаешь моего предка под мышкой, словно банный веник… Ты не боишься, что мое терпение лопнет? К сожалению, в последнее время ты совершаешь уж слишком много ошибок, Краузе… Да, слишком… – король печально вздохнул. – Я бы простил тебе твой липовый диплом об окончании Пастеровского института, если бы ты излечил меня от бессонницы… Но ты даже этого не можешь… Господа! Предлагаю всем вспомнить, что под чутким руководством этого шарлатана трое моих ближайших родственников преждевременно отправились на тот свет и вот уже который год осваивают бескрайние просторы потустороннего мира… Милый Краузе, если ты полагаешь, что и со мной пройдет тот же номер, то знай, я против. И не просто против, а активно против… Знай, моя королевская милость небезгранична. Такие вот дела… Ты делаешь все, чтобы тобой занялись люди Урбана! Маркиз, твои парни, кажется, соскучились по работе?

Маркиз Урбан поднимается во весь свой огромный рост.

– Ваше величество, – отчеканивает он, – дайте мне любого асперона, и через час он сознается во всех своих преступлениях!

– Вот видишь, Краузе… – король разводит руки в стороны.

Краузе падает на колени перед королем.

– Ваше величество! – восклицает он. – Это не настоящий скелет. Это всё пластмасса и гипс…

Король чувствует, что вот-вот сойдет с ума. Он все же находит силы спросить:

– А бирка?..

– Это директор музея таким образом…

– Подправляет историю?

– У него там, в музее, – ябедничает Краузе, – вообще нет ни одного подлинного экспоната. Одни подделки…

– Как, впрочем, и все в нашем замечательном королевстве… – тихо, как бы про себя говорит король Самсон. – Господа, вам не напоминает наше славное королевство огромный сумасшедший дом?

Все обдумывают последние слова короля. Ах, если бы они не боялись высказывать свои мысли вслух!

Спустя несколько минут буря, поднятая королем, утихает, и совещание продолжается.

Фон Шауниц, с облегчением поняв, что тучи над головой его протеже пронеслись мимо, настаивает на расстреле начальника дворцовой службы по уборке помещений.

Затем берет слово сначала один Берковский, потом другой… И говорят, говорят, говорят… Мелькают, чередуясь, слова – молодежь, Лоренцо, распустились, казнь…

…А перед королем тем временем проплывает одно из его самых ярких парижских воспоминаний. Он все чаще и чаще стал мысленно обращаться в то далекое и незабываемое время… Сколько впечатлений! И какие люди!.. Какие встречи!