Жанна Абуева - Дагестанская сага. Книга I Страница 22

От родителей Айши по-прежнему не было известий, а теперь к её мукам прибавилась ещё и тоска по мужу.

«Конечно, он не виноват! – размышляла про себя Айша. – Здесь какое-то недоразумение, и рано или поздно всё выяснится!»

Ансар и в самом деле хорошо зарабатывал, делая это вовсе не за счёт государства, но доказательства никого не интересовали. Репрессивный молох, невзирая на войну, по-прежнему безжалостно давил своих жертв.

– Всё она виновата, эта бесстыжая! Увела у моей дочки жениха, окрутила его и требовала, требовала денег без конца и края, и всё ей было мало, вот он и оказался в ссылке!

Забидат горящими глазами обвела комнату, полную родственников, и с вызовом добавила:

– Вот вы её признали, простили все её проделки, а ведь именно её-то и нужно было судить! Не будь её, с Ансаром ничего бы не случилось!

Забидат приехала в Буйнакск навестить свою тётку Мисей, а заодно узнать последние тухумные новости. Подобно многим кази-кумухцам, она вслед за другими родственниками покинула родное село и, приобретя небольшой дом в Хасавюрте, поселилась там со своими детьми.

Так уж вышло, что одна часть ахмедовского тухума пустила свои новые корни в Буйнакске, а другая – в Хасавюрте, и последствия женитьбы Ансара привели к расколу родственников на два непримиримых лагеря, где каждая из сторон стала жить сама по себе, не соприкасаясь одна с другой и стараясь без необходимости не посещать тех мест, где они могли пересечься.

– Ну что же поделаешь, сам выбрал свою долю, сам пусть и расхлёбывает, – лицемерно вздыхая, с плохо скрытым ехидством произнесла тётушка Мисей, худая и востроносая тухумная сплетница, доводившаяся Ансару троюродной сестрой и принявшая в семейном конфликте сторону брошенной им невесты, хотя, проживая в Буйнакске, нередко наведывавшаяся из любопытства в дом Ансара.

– Оставьте, наконец, их в покое! – воскликнула юная Мариян, обожавшая Айшу двоюродная племянница Ансара. – Ну сколько можно их ругать! Так и будете до конца жизни…

– Я бы посмотрела на тебя, если бы ты оказалась на месте моей Кумсият! – злобно оборвала её Забидат. – Бедная девочка на улицу стесняется лишний раз выйти!

– А что ей стесняться, не понимаю! Ну, получилось так, мало ли бывает у людей всякого, пусть бы вышла замуж за другого Неужели кроме Ансара женихов никого не было?

– Помолчи-ка лучше, тоже мне, умная какая нашлась! Смотри, своих женихов не растеряй! – вскричала Забидат и поспешила переменить тему.

Кумсият жила в Хасавюрте вместе с матерью и братом Абдурашидом, жена которого, Нурият, ещё недавно здоровая и цветущая женщина, внезапно отошла в мир иной по причине острого перитонита, оставив сиротами троих малолетних детей – сына Анвара и дочерей Гульшан и Бавер, за которыми теперь присматривала Кумсият.

На похоронах Нурият родственники жалели покойницу, а вместе с ней и Кумсият, на которую свалился такой груз, и одновременно говорили об испытании, ниспосланном ей Всевышним в виде этих маленьких, оставшихся без матери ребятишек.

Все знали и о том, что Забидат не особо занимается детьми и хозяйством, перекинув всё на дочь и проводя день главным образом в посещениях родственников и досужих разговорах. Говорили, что она достойная преемница своей тётки Мисей, от злобного языка которой не одно десятилетие страдал весь тухум.

А в Кумухе, узнав об обрушившейся на них беде, рыдала вне себя от горя мать Ансара, Жарият, и всё причитала сквозь рыдания:

– Это всё она, Забидат, со своим змеиным жалом! Это она тогда прокляла моего сына, и вот теперь его посадили, бедного! Злодейка такая, чтоб ей пусто было! Чтоб не видеть ей радостных дней на закате жизни!

Обыкновенно молчаливая и кроткая, сейчас она никак не могла взять себя в руки, и словно шлюзы открылись как в слезах, так и в словах её.

Хорошо, что Магомед не дожил до этого страшного дня и что Ансар успел сам похоронить отца, который лежит сейчас на старом кази-кумухском кладбище и не терзается теми муками, какими терзается она, Жарият…

Когда отец его умер, Ансар настаивал на том, чтобы забрать маму к себе, но Жарият всё отказывалась, не желая расставаться с родными местами и родными могилами. И вот теперь Гасан привёз ей дурную весть и передал просьбу Айши, чтобы Жарият переехала к ним в Буйнакск, и разве может она теперь отказаться?!

Наскоро собрав вещи, она заперла дом и в сопровождении Гасана отправилась в Шуру, как по старинке называли Буйнакск, чтобы в трудное время быть рядом с женой и детьми своего сына. Даже если в душе у неё и оставалась какая-то обида за поступок Ансара и Айши, она ни единым словом не упрекнула их в этом, а, напротив, подобно львице, могла кинуться на любого, защищая своих детей.

Вот когда органы разберутся, что Ансар ни в чём не виноват и его отпустят, то она сразу вернётся в свой кумухский дом и будет жить там до того часа, когда Всевышний призовёт её к себе.

Обе её дочери, Тамари и Халун, были замужем. Одна жила в Закаталах, а другая – в Баку. Им, слава Богу, повезло с мужьями, Жарият могла быть за них спокойна, а вот невестка, видно, в ней нуждается, раз прислала за ней Гасана. Почему, почему она не послушала Ансара и не поехала раньше, когда он её просил, а теперь вот едет в дом сына, где его нет.

О Аллах Великий и Всемогущий, почему же Ты позволил сбыться этим проклятьям, думала женщина, вытирая нескончаемые слёзы краем своего платка.

Вслед за Ансаром арестовали его двоюродного брата Абдулатипа, и люди говорили друг другу шёпотом, что оба ареста вызваны не чем иным, как родством с «врагом народа» Манапом.

Так или иначе, но репрессивный аппарат продолжал исправно выполнять свои разрушительные функции.

А где-то по-прежнему шла война…

Часть IV

(1942–1951)

Встречи

Глава 1

Марат, как ни пытался, не слышал и половины из того, что говорил лектор. Старательно делая вид, что записывает, парень против воли то и дело устремлял свой взгляд на сидевшую наискосок девушку, чьи зелёные глаза в обрамлении длинных пушистых ресниц были сосредоточены сейчас на тетрадном листе. Белый медицинский халат ярко контрастировал с чёрными вьющимися волосами девушки, которая время от времени подбирала непослушные прядки под белый же колпак.

Шла лекция по анатомии, и студенты-медики, сидевшие в полукруглом лекционном зале, внимали строгому профессору Абилову, стараясь при конспектировании не упустить главного. Несмотря на военное время, молодёжь училась. Во-первых, потому, что страна нуждалась в специалистах, а во-вторых, потому, что люди и сами страстно желали учиться.

И вовсе не случайно Малика (а черноволосая девушка была именно она) пришла на студенческую скамью. Живший в Буйнакске по соседству с ними старый врач Исаак Израилевич Гительман, спасавший детишек, в том числе и её, от дифтерита, страшной болезни, уносившей множество детских жизней, своим примером родил в сердце девочки желание тоже стать врачом и так же спасать человеческие жизни.

И сейчас Малика сидела в лекционном зале Дагестанского медицинского института вместе со своими однокурсниками, как и она, по причине военного времени принятыми без вступительных экзаменов по выданным им в школах аттестатам, и прилежно записывала лекцию, не замечая устремленного на неё жаркого взгляда сокурсника.

Марат был, что называется, первым парнем на курсе. Высокий и стройный шатен с аристократическими манерами и столь же аристократической внешностью, всегда элегантно одетый, он по праву считался одним из лучших студентов, которому прочили самое блестящее будущее. Уже с первого года учёбы в вузе им была составлена для себя жизненная программа, включавшая в качестве основного пункта будущую карьеру на научном поприще. Учёба, впрочем, не мешала ему заглядываться на симпатичных девушек и самому быть объектом девичьих грёз. Много взглядов, как брошенных украдкой, так и полных откровенного интереса, было в его активе, и юноша привык к такому интересу со стороны противоположного пола и легко шёл на контакт, тут же, впрочем, давая понять, что ни о каких серьёзных намерениях речь идти не может.

А Малика была первой девушкой, не обращавшей на него внимания. Не привыкший к подобному раскладу, парень поначалу демонстрировал своё безразличие, однако и сам не заметил, как влюбился. Она не была похожа на других девушек, многие из которых, возможно, были и красивее, и раскованнее, но ни одна не обладала такой нежной изысканностью и таким роскошным набором контрастов чёрного и белого. Белой была её гладкая кожа, которую не брал загар и которая казалась ещё белее на фоне жгуче-чёрных волос. И на этом ослепительно белом лице располагались удивительные глаза изумрудного оттенка, завораживавшие каждого, кто на них смотрел, своей необычайной выразительностью. И глаза эти всегда смотрели мимо него, Марата, и нестерпимо было думать о том, что девушка, в которую он влюбился, как последний дурак, не отвечает на его взгляды.