Евгений Сивков - Чувства Страница 22

– Машка, дурында, опомнись, что ты делаешь! – пыталась вразумить подругу Маринка. – Это же сплошной Иван Грозный: шесть жён, четырёх казнил, двоих в монастырь заточил.

– Ой, ладно тебе, вечно ты свистишь о том, в чём ни бельмеса не смыслишь! – прервала подругу Маша. – Сама ты дурында, Ивана Грозного с Генрихом VIII не различаешь. Шесть жён – это про Восьмого, а не про Грозного. У того жён было всего четыре.

– Вот ты, Машка, где-то умная-умная – а здесь ну просто балда. Какая на фиг разница: Восьмой или Грозный. Твой Алибеков обоих за угол нервно курить отправит. Ты Люсю спроси – она тебе такого понарасскажет! Ни одна нормальная баба с ним больше трёх месяцев выдержать не может.

– Нормальная? Дольше трёх месяцев? Так вот, Маринище, или я ненормальная, или я с ним выдержу три года. Это – минимум. Забьёмся? На что спорим? Духи «Шанель» номер что-нибудь пойдёт?

– Да не буду я с тобой спорить. Знаю, какая ты упёртая. Но, Машуль, послушай меня в последний раз: не связывайся ты с ним. Для белой женщины жизнь в гареме, особенно если этот гарем из тебя одной и состоит, – это просто тюрьма какая-то.

– Вроде бы дурёха дурёхой, а ведь верно толмачит, – покачала породистой головой Маргарита Терентьевна. – Нашей Маше то самое и предстоит.

– Рецептура нашего блюда требует определённых жертв. Со стороны объекта, разумеется, – ответил ассистентке Игорь Александрович.

Глава 5

В первый раз кандидат экономических наук доцент университета Мария Семёновна Плотникова получила от профессора Алибекова на третий день после свадьбы.

– Да не буду я пить эту водку, устала уже, пойдём лучше спать.

– Пей, я сказал!

– Не буду!

С неожиданным проворством грузный профессор выскочил из-за стола, подбежал к Маше, которая покинула своё место секундой раньше, левой рукой схватил молодую жену за горло, а кулаком правой нанёс сокрушительный удар в высокую скулу. Затем он, не выпуская Машино горло, затащил едва не лишившуюся чувств супругу за стол и поставил перед ней стопку, до краёв наполненную сорокоградусной жидкостью.

– В этом доме всё делается по моему слову. Без обсуждений, самым оперативным образом. Скажу тебе пить – значит, пей. Хоть водку, хоть керосин – будешь пить. Или я буду бить. Усвоила? Пей!

Давясь водкой и слезами, Маша выполнила требование деспота.

Потом всё было как обычно: получасовой постельный сеанс, мощный оргазм, глубокий сон. Утром Маше пришлось провести у зеркала значительно больше времени, чем обычно. Полностью скрыть следы семейного воспитания ей не удалось, так что коллеги вынуждены были прятать глаза, выслушивая от неё неубедительные байки о самооткрывающейся кухонной двери.

Урок Маша усвоила: Алибеков настолько обрусел, что всем алкогольным напиткам предпочитал водку. «Коньяк для мальчиков, вино для девочек. А мужчина будет пить только водку», – приговаривал профессор, приканчивая свою ежевечернюю дозу, пол-литра беленькой. Маша постепенно смирилась с этим ритуалом. После завершения трудового дня супруги усаживались за стол, покрытый накрахмаленной белой скатертью. Алибеков привык хорошо питаться, его жена каждый день готовила супы, мясные и рыбные блюда, острые закуски и домашние соленья присутствовали на столе в требуемых количествах. И, конечно, водка. В запотевшем от холода хрустальном графинчике. Алибеков поглощал напиток стопку за стопкой, Маше полагалась половина мужниной дозы. Морщиться не полагалось.

– Настоящая дама пьёт так, что никто не может сказать, какой именно напиток в её рюмке. Выражение лица должно быть одинаковым, пьёшь ты воду или неразбавленный спирт, – поучал жену домашний тиран.

С мечтами о рождении ребёнка Маша распростилась примерно через полгода после свадьбы. Алибеков не отказывал ей в таком естественном желании напрямую, но зачатие после совместного распития алкоголя в Машины планы не входило.

Единственным развлечением для Маши стали длинные застольные монологи профессора, посвящённые самым актуальным научным темам. И, надо сказать, благодаря этим домашним лекциям Мария Семёновна Плотникова со временем сама превратилась в блестящего преподавателя. Но самым главным в семейной жизни Алибековых был, конечно, секс. За семь лет совместной жизни с профессором не было ни единого случая, когда бы тот не выполнял своих супружеских обязанностей без уважительной причины (месячные жены или её болезнь). И обязанности эти он выполнял блестяще: полчаса интенсивной сексуальной гимнастики, апофеозом которой всегда становился мощный неоднократный оргазм.

Маша жила в каком-то полугипнотическом состоянии. У Алибекова не было друзей или хотя бы близких приятелей. Они не ходили в гости и сами гостей не принимали. Выставки, концерты, киносеансы профессор не жаловал. Супруги посещали только университетские мероприятия, положение всё-таки обязывает. Тёщу свою Бегляр Гейдарович видел всего один раз, на свадьбе.

– Я не желаю видеть эту идиотку, – сообщил он Маше, когда та спросила, может ли мама нанести им визит.

Он разрешил жене навещать мать один раз в месяц.

– Слушай, Машук, что-то давненько тебя на наших девичниках не видно. Подваливай завтра ко мне, мы тут кафешку мировую нашли – просто блеск! – через полгода после свадьбы позвонила подруге Маринка.

– Да ты что! Какие там девичники! Я теперь совершенно восточная женщина. Мой падишах меня держит под жёстким контролем, только что видеорегистратор мне на лоб ещё не прицепил. Заходи к нам на кафедру, кофеёк попьём, поболтаем. У меня завтра в три окно, а суровый султан как раз лекцию читает.

Алибеков действительно старался полностью контролировать все Машины перемещения. Второй раунд домашнего бокса в исполнении профессора завершился для Маши гораздо печальнее, чем первый. Побои были дополнены причинением вреда здоровью средней тяжести. Синяки под обоими глазами, сломанное ребро и выбитый зуб: пришлось брать больничный и тратить серьёзные деньги на стоматологический имплантат.

Профессора не было дома три дня, он уехал на международный симпозиум. Маше было строго предписано сразу после занятий отправляться домой и регулярно выходить на связь по «Скайпу», чтобы Алибеков мог удостовериться в её местонахождении. Кроме того, ревнивец заплатил несколько тысяч рублей своей лаборантке, чтобы та следила за Машей в стенах университета: с кем встречается, с кем разговаривает. Девица честно отрабатывала гонорар. Она проверяла, находится ли Маша в учебной аудитории в соответствии с расписанием. И как раз на третий день отсутствия мужа с Машей произошёл несчастный случай. Сквозняк захлопнул дверь аудитории, в которой она вела семинар. Добросовестная лаборантка подергала ручку закрытой двери, прислушалась – и сделала вывод, что за дверью никого нет, аудитория пуста (студенты кропотливо выполняли контрольное задание, а Маша тихонько сидела за столом, заполняя учебный журнал). Алибекову тут же было доложено, что его жена в течение полутора часов находилась неизвестно где.

Карающий кулак восточного правосудия обрушился на несчастную ровно через три минуты после того, как светоч международных конференций закрыл за собой двери квартиры. Алибеков снял пиджак, освободил шею от галстука, тщательно помыл руки и угостил ничего не подозревающую супругу прекрасным апперкотом… Что интересно, избиение профессор не считал причиной, освобождающей его от исполнения супружеских обязанностей. Но на этот раз получасовая секс-гимнастика не завершилась привычным львиным рыком. Возможно, боль в сломанном ребре каким-то образом препятствует наступлению полноценного дамского оргазма.

Алибеков был суровым, но в чём-то справедливым тираном. За один проступок полагалось одно наказание. После чего осуждённая могла вернуться к обычной жизни. Бегляр Гейдарович не опустился до того, чтобы выяснять у жены, где и как она провела те злополучные полтора часа. Он полагал, что разумная женщина (насколько женщина вообще может быть разумной) не повторит ошибки, которая наказывается столь сурово.

Надо отдать должное Маше, она старалась вести себя разумно. И то, что за семь лет жизни с Алибековым она была бита всего четыре раза, – свидетельство того, что природа не обделила её интуицией и рассудительностью. В третий раз Маша была наказана за несанкционированный просмотр запрещённого мужниной цензурой телесериала. Алибеков позволял Маше проводить у экрана телевизора не более получаса в день. Она, как правило, отдавала предпочтение какому-нибудь сериалу. Но только после того, как профессор давал на просмотр добро.

– У тебя, Марьям, и так голова слабая. А ты её ещё всякой ерундой засоряешь.

«Игра престолов» была запрещена к просмотру категорически.

– Жуткая пошлость! И сделано примитивно: пять минут насилия, пять минут секса, немного экзотики, всё это связано бессмысленными диалогами, от которых повесится сам Капитан Очевидность.